— Именно, — кивнул я.

— Тогда почему ты так спокоен? — тут же поинтересовался Велес.

— А чего переживать? — совершенно равнодушно проговорил я и взглянул на стены Белоярска. — Враг растрепал нам о времени нападения. Не будем его расстраивать.

— Это всё ещё может быть ловушкой, — осторожно произнёс один из бойцов.

— Вполне, — согласился Велес. — Но решение принято. Будем ждать штурма с рассветом.

— Лишним не будет, — согласился я.

— Усилить дозоры втрое! — Велес продолжил говорить и на этот раз временный глава рода Громовых обращался ко всем окружающим. — Все ратники и командиры на позиции за два часа до рассвета! Готовимся к штурму и продолжаем эвакуацию.

Он сделал небольшую паузу, бросил бумагу на землю и втоптал её в грязь.

— И притащите уже смолу на стены! — прорычал Велес. — Разберёмся с приглашением этого Августа сталью и огнём.

Этой ночью в Белоярске больше никто не спал. Город затаился, напрягся, как зверь перед прыжком, и каждый закоулок был наполнен тихим, методичным движением. У главного завала командовали Ярослава и Иван. При свете смоляных факелов их гигантские и искажённые тени силуэтами метались по грудам камней.

— Три шеренги, — уставший голос Ярославы разрезал ночную тишину. — Лучники, арбалетчики — на гстены. Копейщики, мечники — на уступ ниже. Резервы — к подножию. Меняемся по команде.

Могучая фигура Ивана оказалась опорой всего шатко сооружённого укрепления в проломе стены. Он молча наблюдал за суетой, и его простое лицо было особенно серьёзно.

— Слышали? — он обернулся к группе ополченцев. — Меняемся по команде.

— Лучше смениться и отдохнуть, — добавила Ярослава, — чем умереть, попытавшись геройствовать.

Рыжая расставляла людей, Иван же общался с ополченцами, молодыми и старыми, попроще. Кое-где он поправлял щит на плече у бойца, иногда помогал передвинуть слишком тяжёлый камень совсем дряхлому ветерану. Несмотря на отсутствие ауры, он излучал не только силу, но и стабильность, становясь незримым фундаментом обороны на этом участке.

Соловьёва я расположил на покосившейся башне. У него была техника, чтобы, если что, спрыгнуть вниз. Он нашёл там, наверху, свою позицию — узкую площадку за зубцами, откуда открывался идеальный вид на подходы к городу и пространство перед завалом.

В отличие от обычной суетливости и мандража, сейчас он был спокоен. Действия были выверенными, почти механическими, в нём чувствовалась отстранённая, холодная концентрация. Он был на башне один, и от его меткости зависело многое. Вот только и целью он был отличной — в том случае, если маг решит вмешаться.

Я же медленно обходил позиции. Мои шаги были бесшумными, взгляд просто сканировал каждую слабость и потенциальную точку прорыва. На лицах молодых ополченцев читался страх, ветераны излучали решимость, но явно подустали.

— Запомните, — негромко произнёс я, но мой голос слышали все. — Первый натиск будет самым яростным. Не старайтесь убить их сразу. Они будут карабкаться к вам наверх, пробиваться через баррикады. Бейте по слабым местам. Каждый раненый будет мешать сразу десятку других.

Раздались ободрившиеся голоса бойцов, и я удовлетворённо кивнул, а затем остановился рядом с Ярославой и Иваном.

— Меняйтесь почаще, — сказал я. — Даже если пока тихо. Усталый боец — мёртвый боец.

Моё холодное спокойствие подействовало на них как ушат ледяной воды. Оно напоминало, что всё, что происходит, это лишь цепочка решений и действий, и эмоции в ней были лишним звеном.

Где-то в домах раздавались голоса местных жителей. Семья — отец, мать и сын — тащила несколько мешков с пожитками. Пока воины готовились к смерти, город тихо истекал жизнью.

У склона, ведущего в горы, звучал тихий шёпот, сдавленный плач и скрип колёс телег и повозок. Старики, женщины, закутанные в платки, дети с огромными, полными страха глазами. Они все покидали Белоярск через узкие проходы в скалах, оглядываясь на тёмные силуэты домов, где родились и выросли. И тут же исчезали в ночи, в неизвестности.

Я знал это. Как знал и то, что пока все мирные жители не выберутся из города, взорвать его не получится. Поэтому я терпеливо ждал. Ждал того, что эвакуация завершится до начала штурма. Однако, судя по времени, этого произойти просто не могло. Мы опаздывали.

Давление нарастало с каждым часом. Воздух был наэлектризован, как перед грозой, хотя в небе не было ни облачка. Звёзды холодно и равнодушно смотрели на приготовления Белоярска. Все понимали: главная задача сейчас отбить штурм и выиграть время, чтобы каждая повозка успела уйти. И Велес мог дать сигнал к исполнению плана.

Ночь медленно уползла, уступая место рассвету. Воздух стоял неподвижный и прохладный, небо медленно светлело, утратило бархатную черноту и окрасилось в грязные, свинцовые тона. На стенах было слышно лишь тяжёлое дыхание солдат и лязг металла.

Серая, густая дымка медленно поползла по земле. Часовой у восточного завала, молодой парень из ополчения, протёр глаза, решив, что они слипаются от усталости. Но странная дымка не рассеялась. Она стелилась и двигалась от лагеря мятежников, пожирая первые лучи солнца и делая утро ещё более мрачным.

— Туман? — неуверенно произнёс кто-то на стене.

Я стоял рядом с Ярославой на гребне завала и внимательно всматривался в рассвет. Туман не казался мне обычным. Он был неестественно однородным и двигался целенаправленно. И самое главное — поглощал звук. Далекий лай собак из лагеря мятежников, который был слышен несколько мгновений назад, внезапно исчез, как будто кто-то захлопнул дверь. Мир погружался в зловещую, ватную тишину.

— Работа мага, — спокойно, без эмоций констатировал я. — Он искажает реальность.

Туман накатывал медленно, но неотвратимо. Он уже подполз к подножьям дальних холмов, минуя линию леса. И вот его первые холодные языки лизнули основание стен и остановились.

В этот самый момент, когда туман достиг Белоярска, в нём заиграли смутные, едва различимые тени. Они медленно превращались в чёткие силуэты. Шеренга за шеренгой шла в тумане беззвучно, без криков, без звона доспехов. Они двигались ровным, неспешным строем.

— Готовсь! — скомандовал я, едва заметив угрозу.

Только мятежники выглядели не так, как прежде. У одних не хватало наплечников, у других не было шлемов, у третьих были покорёжены доспехи и погнуты мечи. Кожа у бойцов была мертвенно-бледной, насквозь пробитые латы и кольчуги не издавали ни звука. Но самое главное — в тумане я чётко мог различить пустые глазницы, в глубине которых тлел тусклый, бледный огонёк.

Походка в строю была деревянной, неловкой, с запоздалым шагом. Одни шли, волоча ноги, другие неестественно прямо, с застывшими, окоченевшими суставами. Но при всей своей неуклюжести было ясно: к Белоярску надвигалась неотвратимая сила.

— Боги… — кто-то на стене медленно выдохнул, в голосе чётко читался страх.

Ярослава вцепилась в эфес своего меча так, что костяшки побелели. Её красная аура сжалась вокруг неё плотным коконом.

— Восставшие, — холодно произнёс я.

— Стрелы… — прошептала Ярослава. — Стрелы их берут?

— Обычные — нет, — ответил я, глядя на приближающуюся стену мертвецов.

И, почувствовав, как мораль защитников падает, решил привести их в чувства.

— Их не остановить простым ранением. Они не чувствуют боли и страха! — Я повысил голос, обращаясь ко всем защитникам, вкладывая в слова свою холодную уверенность. — Но это всего лишь пушечное мясо! Цельтесь в ноги, суставы! Валите на землю! Крошите черепа!

Моя команда была подхвачена, передана по цепочке.

— За Белоярск, — спокойно добавил я.

Боевой клич подхватили и раздались громкие выкрики и голоса.

Вот только даже бывалые бойцы бледнели. Первая шеренга восставших уверенно шагала к Белоярску. Туман клубился за их спинами, скрывая остальные силы мятежников.

Тишину разорвал первый лязг. С вершины своей башни Соловьёв выпустил стрелу. Она вонзилась прямо в глазницу одного из восставших, того, что старался добраться до завала. Раздался сухой костяной щелчок.