— За орден, — сказал ему Иван. — Например.

— Или за императора, — следом за Иваном произнёс Артём.

— К черту Орден, — неожиданно оскалился Соловьёв, но Императора к черту посылать не стал. — За безбедную старость с вином в брюхе и с женой под боком.

Молодые Вороны из отряда Артёма немного повеселели от наглости Соловьёва и даже слабо заулыбались. Понятно, что страх у них никуда не делся, но его затмила решимость.

— Тогда пошли, — я обвёл их взглядом.

Времени на напутственные речи или последние приготовления не было. Мы вскочили в седла. Я ещё раз внимательно смотрел своих людей, а затем первый пришпорил коня.

Мой верный гнедой жеребец вздрогнул, почувствовав предстоящую резню. Я мягко провёл ладонью по его гриве.

— Тихо, — успокоил верное животное я.

Громов последовал за мной. Я не чувствовал волнения, хотя внутри был лёгкий холодок предвкушения. То, что мы собирались провернуть, это не сражение с бандитами или сделка с купцами.

— Во имя моё, — одними губами прошептал я. — Во славу мою.

А дальше я первым выскочил из редколесья.

Отряд клином понесся по оврагу, держась в тени, как и планировали. Сердце забилось чуть чаще, но я разогнал ауру и ледяное спокойствие вновь воцарилось внутри. Я крепче сжал поводья и пришпорил коня.

Враги заметили нас только тогда, когда мы были уже в трёхстах шагах. Это был небольшой лагерь обозников. Они были в тылу у штурмующих ворота бойцов. Они вскочили, указывая на нас, но их крики потонули в общем гуле. Мы неслись вперед как тайфун.

Я, даже не напрягаясь, наклонился в седле и несколько раз рубанул острозаточенным клинком. Мои удары на полном скаку рассекали глотки и лица неудачно подставившихся обозников.

Позади меня Громов и остальные делали то же самое. Я услышал яростный рёв Артёма и тяжёлые удары его булавы. Вот только мы даже не думали останавливаться и вырвались на открытое пространство прямо в тыл штурмующим восточные ворота. Я услышал свист стрел. Похоже, что кто-то из обозников запустил нам вслед залп.

За спиной вспыхнули ауры ратников. Перед нами была не выстроенная армия, а хаотичная масса — резервы, лучники. Они обернулись на грохот копыт, и на их лицах застыло недоумение, быстро сменившееся ужасом.

— Вперёд! — закричал я, подгоняя своих.

И следом за моим криком клин всадников с ярко горящими аурами врезался в толпу мятежников.

Воздух наполнился первыми воплями боли.

Мой гнедой зачарованный конь всей своей массой обрушился на первых же мятежников. Раздался отвратительный хруст, тело одного из бойцов отбросило в сторону. Я тут же рубанул клинком и нашёл свою цель — шею мечника, не успевшего даже поднять клинок. Я рубил ещё, ещё, и грива моего коня окрасилась алым.

Первое мгновение для мятежников было шоком. Они даже не успели понять, что происходит, слишком были заняты штурмом ворот. Мой клинок, напитанный аурой, разбил щит в труху, добравшись до мягкой плоти, второй удар разрубил шлем. Беззвучный вскрик и мятежник рухнул под копыта моего коня.

Рядом с грохотом пронёсся Артём. Его синяя аура вспыхнула вокруг него и его жеребца ледяной бурей. Его конь, охваченный аурным полем, снёс группу копейщиков как кегли. Сам Артём работал тяжёлой булавой. От её ударов не было крови, оставались лишь переломы и вмятины в доспехах, а вокруг Артёма слышался глухой костный хруст.

Да, нас заметили. Тут же свистнули стрелы. Одна вонзилась Ивану в щит, другая чиркнула по плечу Ярославы, оставив отметину на доспехах. Но конную лавину остановить было уже невозможно.

Ярослава, полыхая красной аурой, парировала удар копья. Её клинок пронзил глотку нападавшего, оставив в воздухе багровый след. Иван сбивал врагов с ног, создавая хаос в их рядах.

Соловьёв чуть отстал и осыпал противников градом аурных стрел. Каждый выстрел был точным и смертельным. Промахнуться по лицам, а зачастую и по спинам мятежников он просто не мог — целей было слишком много.

— Руби! Дави! — заорал Громов, и, несмотря на защитную зелёную ауру, вперёд вырвалась ударная волна.

Мятежников посбивало с ног, а затем их забили копыта наших лошадей. Но хаос не мог длиться вечно. Шок прошёл, крики ужаса сменились рёвом ярости. Мятежники развернулись и начали сходиться вокруг, стараясь сжать нас в кольцо.

Какой-то боец с копьём наперевес бросился под ноги моему коню. Я едва успел отвести удар — древко, скользнув по броне нагрудника, со звоном отскочило. Конь взбрыкнул, заржал от ярости. Свист стрел вокруг стал чаще. Одна вонзилась мне прямо в седло, а другая просвистела над шлемом.

— Вперёд! — крикнул я, прорубая путь к стене, к тому месту, где у ворот кипела особенно жестокая схватка. — Не останавливаться!

Из гущи мятежников вырвался рослый боец в рогатом шлеме, сжимающий огромную секиру. Я почти проскочил мимо, но он не стал целиться в меня. Он мощным рубящим движением обрушил лезвие на передние ноги моего гнедого коня. Раздался кошмарный, влажный хруст.

Конь взвыл и рухнул вперёд, давя под собой незадачливого алебардиста. Меня вышвырнуло из седла. Я кубарем полетел в грязь и ударился плечом о камень. Мир на мгновение поплыл перед глазами. Воздух выбило у меня из лёгких. Но инстинкты сработали быстрее мысли. Я откатился в сторону и едва увернулся от топора, который с глухим стуком вонзился в землю там, где только что была моя голова.

Я вскочил на ноги, отмахнулся от неумелого удара мятежника и вонзил клинок в сочленение его доспехов. И тут же, буквально спиной, почувствовал смерть. Я пнул тело мятежника, вынимая клинок, обернулся так быстро, как мог и скрестил два клинка перед собой. Боец в рогатом шлеме уже навис надо мной. Его глаза, видимые сквозь прорезь шлема, горели торжеством.

Моя аура хлынула в руки и вспыхнула вокруг клинков. Секира обрушилась на барьер с оглушительным лязгом. Удар был чудовищным. Кости затрещали, ноги подкосились, я чуть не рухнул на колени, но удержал клинки. Лезвие секиры остановилось в каком-то сантиметре от моего лица.

Боец в рогатом шлеме давил и давил. Вот только больше у его удара не было импульса, и лезвие секиры медленно отодвигалось от моего лица. Я услышал, как кто-то сбоку заорал.

У меня не было времени соревноваться в силе, каждое мгновение могло стать последним. Я влил больше ауры в руки и клинки, и они почти окрасились в чёрный. Глаза в прорезе шлема больше не торжествовали.

Я пнул мыском в колено врага, он потерял баланс и начал заваливаться на бок. Сбоку вынырнул один из молодых Воронов Артёма. Он появился из ниоткуда и всадил короткий клинок под мышку врага, туда, где кольчуга не прикрывала тело. Боец в шлеме взревел. Я вонзил полуторный меч ему в пах выше набедренника.

Я кивнул Ворону и бросился дальше, в самую гущу боя, оставив бойца в рогатом шлеме медленно умирать позади. Сражение вокруг кипело с новой силой. Где-то рядом ревел Артём, его булава выписывала смертоносные дуги, от которых враги разлетались в щепки.

Иван тоже лишился коня и, прижавшись спиной к повозке, отбивался от трёх нападавших. Каждый его удар заставлял врагов грязно ругаться, и они явно побаивались его силы, но их было слишком много.

— К Ивану! — крикнул я.

Громов подобно скале, держал мятежников перед нами. Его защитная аура буквально не позволяла никому подойти ближе. Он разделил поле боя на две части, и только это спасало нас от потерь. Три жёлтых аурных стрелы пролетели над моей головой и обрушились на ряды мятежников.

Защитники на стене, увидев наш отчаянный бой, обрели второе дыхание. Сверху на головы мятежников обрушился град стрел — куда более прицельный, более организованный, чем раньше. В хаосе боя мятежники не могли следовать командам, да и непонятно, остались ли у них командиры или полегли под нашими клинками. Главное, что на стенах поняли, что внизу сражаются свои ратники, и поддержали нашу самоубийственную атаку.

Громов рявкнул что-то в ответ, но его слова потонули в общем грохоте. Я рванул вперёд, и рядом со мной оказалась Ярослава. Мы успели срубить двух бойцов мятежников, а Иван буквально схватил последнего бойца мятежников и сжал его с такой силой, что раздался треск костей и болезненный, ужасающий, предсмертный крик, переходящий в плач.