— Ну-ка, повернись, — попросил я Громова.

И затем обломил стрелу, торчащую у него из лопатки. Громов выругался, но больше ничего не сказал.

— Пойдём, — приказал я.

И зелёный ратник повёл нас назад по туннелю. Мы шли молча. Даже Соловьёв не издавал ни звука. Громов тяжело дышал. Ярослава шмыгала носом и стирала пот с лица. Соловьёв же сосредоточился и шёл, уставившись в землю, его плечи были ссутулены. Я замыкал наш отряд, всё ещё чувствуя спиной приглушённый гул.

Если путь до двери был гонкой, то дорога назад в Белоярск показалась втрое длиннее. Мы едва успели отдохнуть после конной атаки, и второе задание вымотало каждого.

Наконец впереди показался слабый свет — не лунный, а тусклый, дрожащий от факелов.

Мы выбрались в подвал полуразрушенного дома на окраине Белоярска. Воздух здесь, хоть и пыльный, показался удивительно свежим после затхлого удушья тоннеля. Здесь нас уже ждали. Громову помогли вылезти Артём с Иваном. Они стояли с оружием на изготовку и расслабились, только увидев нас.

С ними был чернобородый воевода и несколько бойцов.

— Ну как? — спросил воевода, едва мы вылезли наружу.

— Всё сделали как надо, — спокойно отрапортовал я. — Волхв мёртв.

Не было никаких подробностей, никаких геройских рассказов. Только один единственный факт. Воевода тяжело кивнул, его лицо не дрогнуло.

— Громов, дуй к лекарю, — сказал я и кивнул Ивану, чтоб он помог.

Белобрысый понял всё с полуслова. Воевода же окинул взглядом наш маленький отряд и коротко произнёс:

— Спасибо.

Я только отмахнулся.

— Работа такая.

— Я доложу Велесу, — ответил воевода, развернулся и растворился в ночи.

Мы вышли на улицу.

— Хочу дождаться наставника, — произнёс Громов, глядя на меня.

Он не собирался уходить, даже несмотря на рану.

— Отказано, — спокойно произнёс я.

Громов сжал кулаки и тяжело выдохнул.

— Вань, — обратился я к белобрысому, — если надо, тащи его силой. У него лопатка пробита. Если не исцелить сейчас, проблем не оберёшься.

Иван кивнул и сделал шаг к Громову.

— Сам дойду, — выдохнул зелёный ратник.

Никто, кроме Громова и Ивана, не стал расходиться. Мы отправились к лагерю у ворот, вернее, у завала, который от них остался, и принялись ждать.

Через некоторое время я услышал громкий грохот, раздавшийся со стороны дома и тайного прохода.

— Это тот самый механизм? — с интересом спросила Ярослава.

На что солдаты Белоярска только заулыбались.

— Одним тайным ходом стало меньше, — объяснил один из сержантов.

Мы постояли где-то с полчаса, но ни дозорные, ни кто-либо ещё не подали ни одного сигнала, поэтому отряд расположился напротив ворот. Соловьёв лег на плащ и закинул голову назад, он опять смотрел на звёзды. Я сел прямо на холодную землю и с удовольствием вытянул ноги. Рядом приземлилась Ярослава.

Мы оба прислонились к небольшому заборчику и смотрели на то, как местные жители медленно старались воздвигнуть баррикады там, где когда-то была стена и ворота.

— Как думаешь, — тихо произнесла Ярослава через какое-то время, — они вернутся?

Я не стал отвечать, только коротко покачал головой.

— Пессимист, — выдохнула Ярослава и слабо улыбнулась.

Мы молча ждали. Артём подошёл к завалу и приложил ладонь к холодному камню, как будто он мог с помощью ауры услышать приближение отряда.

Он медленно убрал руку и сел на камни. Ярослава какое-то время не отрывала взгляда от пролома. Вот только минуты превращались в часы, и рыжая медленно съехала по заборчику, уткнулась лбом мне в плечо и тихо засопела. Я взглянул на её измазанную грязью усталую мордашку и сам невольно зевнул.

Мне и так было абсолютно ясно — Туманов не вернётся. Не он, не его люди. Они сделали то, за чем пошли. Стали идеальной приманкой — шумной, яростной, отчаянной. Оттянули на себя всё внимание. И когда мы сделали своё дело, у них едва ли остались силы или возможность отступить. Старый воин знал, на что вёл добровольцев.

В какой-то момент вернулся Громов. Он успел умыться и только коротко кивнул мне, его плечо было перевязано.

Громов так и стоял, как статуя, и смотрел в ночную темноту, пока на горизонте не появились первые лучи рассвета.

Ярослава вздрогнула, вздохнула и потянулась.

— Так и не вернулись? — спросила она, глядя на мрачного, как туча Громова.

И в этот самый момент, Громов сорвался с места и резво вскочил по камням в проем стены. Он прислонил ладонь ко лбу и всмотрелся вдаль. В его жесте отражались последние капли пустой надежды.

Громов стоял неподвижно, вглядываясь в предрассветную тьму. Ярослава чуть плотнее завернулась в плащ. Соловьёв нервно перебирал тетиву своего лука. Я же поднялся на ноги и забрался по камням к Громову. В сером утреннем полумраке что-то шевелилось. Это что-то не было похоже ни на строй, ни на отряд. Несколько призрачных фигур крались от укрытия к укрытию. Они двигались с опаской, но с выверенной, натренированной скоростью.

— Наши, — сипло произнёс один из часовых на стене.

Он был одновременно прав и не прав. С одной стороны, да, действительно возвращались наши. С другой, это был не Туманов или кто-то из его людей. Две фигуры, подошедшие к стенам, оказались местными следопытами-охотниками, которые с луками наперевес возвращались в город. С добычей. На их поясах красовалось несколько кроличьих тушек.

Следопыты подобрались к завалу и ловко взобрались по нему. На их серьёзных и жёстких лицах не было ни капли триумфа.

— Ну? — прорычал Громов, не в силах сдержаться.

Его голос прозвучал хрипло и громко, нарушая утренний покой.

— Ваше благородие, — старший следопыт снял шапку и провёл рукой по коротко стриженым волосам.

Второй охотник, чуть помладше, последовал примеру старшего.

— Видели Туманова? — спросил Громов.

Следопыты только покачали головой. Коротко и безжалостно.

— Никого, — произнёс старший. — Видели, как их окружили у палаток. И они дрались, пока могли, — он сглотнул. — Задание своё они выполнили. Отвлекли всех.

Громов крепко сжал кулаки и выдохнул, хотя в остальном внешне сохранял спокойствие.

— А лагерь? — спросил я. — Что с армией мятежников?

Лицо следопыта исказилось.

— Они не ушли. Но там такое началось…

Старший следопыт принялся рассказывать. Оказалось, что следопыты — это братья, и их отправили в вылазку раньше, чем Туманова с его людьми, но они пересеклись по пути.

Лагерь мятежников сейчас был похож на растревоженный улей. Они отошли от стен, но не отступили полностью. Старший следопыт описал последнее сражение Туманова и то, как теперь армия мятежников разбилась на несколько отдельных лагерей, разделённых чуть ли не частоколом. Между ними курсировали гонцы, повсюду были слышны крики, чуть ли не доходившие до драк.

— Сколько всего лагерей? — спросил я.

— Не знаю, ваше благородие, — тут же ответил старший следопыт. — Знамён у них как грязи.

— И все друг на друга орут, — подключился младший, его глаза были тусклыми от усталости. — Ругаются как торговки на базаре. Одну палатки чуть не разнесли, дым стоял столбом, подожгли, видать, в ссоре то.

Старший кивнул.

— Кричат друг на друга. Кто город грозится стереть к чертям и отомстить за своего колдуна, кто про потери орёт, а остальные вообще снялись с мест и двинулись куда-то в ночь.

Он закончил говорить, и смог наконец перевести дух.

Картина вырисовывалась ясная, но от того не менее напряженная. Единый, дисциплинированный кулак сменился сворой голодных, дерущихся за кость псов. Каждый командир тянул одеяло на себя.

Казалось бы, вот она — идеальная возможность нанести удар по разрозненной армии мятежников. Вот только был один нюанс. Белоярск и вправду был костью, и так или иначе её разгрызут и сожрут. После последнего штурма едва ли осталось две сотни бойцов. И это по моей оценке, а хорошо бы узнать, вообще осталось ли столько?