Соловьёв занялся своим ремеслом. Свист, и обычная стрела вонзилась в грудь мятежнику, который рванулся к склону первым. Ещё свист — вторая стрела прилетела в горло другому. Соловьёв не убивал толпу, а выигрывал для нас мгновения, срезая самых яростных и быстрых мятежников. Но их там, внизу, было слишком много, и они покатились на нас чёрной, ревущей волной.

Стрелы Соловьёва были каплями в море. Мы принялись отходить назад так быстро, как могли, притом продолжая отстреливаться и отбиваться. Я не стал просто бить по толпе, вместо этого, как и Соловьёв, выбирал самых опасных.

Сначала мой Тёмно-серый клинок прилетел в здоровяка с двуручным топором. Он бежал, даже не скрываясь, уверенный в своей силе. Зря, техники ратников это не шутки.

Я выбросил руку с клинком вперёд, и здоровяк сделал всего один последний шаг, и его голова покатилась по земле. Он бездыханно рухнул на землю.

Несколько копейщиков пытались зайти с фланга, и я отправил в них Тёмную Цепь. Они замерли на месте, скованные моей техникой. Притом кольца цепи, сотканные из ауры, прожгли плоть так, что в воздух взметнулась волна пара, раздались истошные вопли.

Ярослава посылала вперёд одну технику за другой. Громов готовился прикрывать отряд на случай, если мятежники приблизятся. Но самое главное, что мы продолжали отступать.

— Быстрее! — прокричал я, понимая, что какое-то время мы будем скрыты от мятежников курганом. — Назад!

И мы рванули.

Вот только за нами уже следовал небольшой передовой отряд мятежников. Отрядом, конечно, назвать это было сложно, но с десяток человек вырвались на холм, где мы были только что.

— Тимофей, слева! — голос Ярославы прозвучал хрипло от напряжения.

Я мотнул головой. Несколько мятежников пытались прорваться к нам с фланга. Соловьёв запустил две аурные стрелы и сразил ими врагов. Вот только вперёд прорвался могучий воин метра под два ростом. В него прилетело несколько техник, и все они потухли.

— Это ратник! — прорычал я.

Но было поздно. Вольный ратник использовал Рывок и оказался практически вплотную к нам. Его встретил Громов. Вольный ратник принял удар на себя, и аура Громова дрогнула, но выдержала. В поединке один на один Громов бы точно проиграл.

Как хорошо, что силы были неравны. Я использовал мой любимый Костолом. Чёрный кулак прилетел прямо в бок вольного ратника, и раздался треск костей. Могучий ратник не кричал, но тошнотворный хруст говорил всё, что было нужно знать. Громов вслед за мной использовал технику ближнего боя, и зелёная аура заставила вольного ратника отлететь в сторону поломанной куклой.

Вот только появление вольного ратника означало одно — отходить организованно не вариант. Ведь я использовал аурное зрение, и среди фигур, выскакивающих на курган, было не меньше пяти ратников. Пусть и вольных, но от того не менее опасных. И волна мятежников только нарастала. Кто-то из офицеров пытался взять управление на себя. Скоро здесь будет не разрозненная группа, а организованная армия.

Да и задачи сдерживать мятежников у нас не было. Самая яростная волна и так была изрядно прорежена, а трупы лежали на кургане и на подходе к нему.

— Всем бегом! — скомандовал я. — Отходим прямо сейчас!

Я подождал одно мгновение, пока мои соратники не рванули назад в темноту, и замкнул наше тактическое отступление.

Мы рванули, не глядя назад. Земля под ногами была скользкой от грязи, иногда приходилось прыгать по склонам скал. Ветер свистел в ушах, заглушая моё собственное нервное дыхание.

Погоня не ослабевала. Исчез нестройный рёв толпы, его сменил зловещий гул охоты. Издалека, из лагеря, донёсся продолжительный гул рога, а сзади, ему в ответ, донёсся топот.

Вот только не ног, а копыт.

— Всадники! — прокричал Громов, обернувшись на бегу.

Я и сам знал и видел огромные и быстрые тени, которые отделились от основного массива преследователей и понеслись не прямо на нас, а вбок, наперерез, стараясь отсечь нас от спасательного склона, где был спрятан ход. О тайном ходе они, конечно, не знали, просто старались взять нас в клещи.

— Не останавливаться! — проревел я. — Всё лишнее бросить!

Соловьёв без раздумий сорвал колчан и швырнул его в сторону. Лук он даже не думал бросать и сжимал его из последних сил. Казалось, что он скорее отрубит себе руку, чем расстанется с ним. Ярослава отстегнула набедренную сумку с зельями.

Отрыв давался тяжело.

Свист стрелы прозвучал прямо над моим ухом. Я инстинктивно пригнулся. Вот только стреляли не в меня. Громов бежал чуть впереди и сбоку. Стальной наконечник впился ему прямо в наплечник, и Громов выругался от боли и гнева. Он споткнулся, но, кое-как удержался на ногах и не остановился.

Зелёная аура вспыхнула, пытаясь защитить носителя, но было уже поздно. Кровь тёмной полосой растекалась по его лопатке и плечу. Я на ходу подхватил его, помогая восстановить равновесие, и толкнул вперёд.

Соловьёв замедлился, развернулся и практически не глядя запустил назад три аурных стрелы одну за другой. Вот только вместо привычных чавкающих звуков сзади раздался грохот взрывов.

— Беги, дурень! — прохрипел Громов, подталкивая Соловьёва вперёд.

Наш бег со стороны точно казался сумасшедшим. Мы подгоняли друг друга, уворачивались, отстреливались и неслись вперед.

Всадники сокращали дистанцию с фланга.

— Совсем немного, — прорычал Громов.

Сейчас, когда нам не нужно было ни ползти, ни красться, мы преодолели дистанцию назад быстро, на адреналине. Вот только заветная дверь, низкая, почти невидимая в скале, была так близко и так далеко.

Последний десяток шагов оказался самым сложным. На нас обрушился град стрел — это всадники на ходу запускали в нас снаряды. Я закружился змеёй, отбивая стрелы на инстинктах — для меня вражеские снаряды в ночи сияли так же ярко, как магические стрелы Соловьёва. Одна стрела всё-таки чиркнула по моему плечу, оставив на доспехе полосу, другая с лязгом вонзилась в железную дверь.

— Открывай! — закричал я Громову.

Он стиснул зубы от боли и упёрся здоровым плечом в дверь. Ярослава присоединилась к нему. Дверь с оглушительным скрежетом поддалась.

— Внутрь! Быстро!

Соловьёв первым ввалился в чёрную пасть хода.

Громов захрипел.

Ярослава схватила его за окровавленную руку и буквально впихнула его следом. На одно мгновение снаружи остался лишь я. Я видел всадников. Им до нас оставалось не больше тридцати шагов. Их лица были искажены ненавистью, а оружие сверкало в лунном свете.

Я не сдержался и помахал им на прощание. А следом нырнул в проём и изо всех сил толкнул дверь. Через несколько мгновений дверь закрылась. Громов пробормотал что-то себе под нос, и на двери вспыхнули зелёные руны, похожие на его ауру.

В этот же миг снаружи раздался тяжёлый удар и оглушительный скрежет. Я буквально мог слышать яростный стук клинков по железу, крики и ругань. А здесь, внутри, было слышно лишь тяжёлое, хрипловатое дыхание, разносящееся эхом в каменном туннеле.

Я прислонился к холодной, влажной стене, пытаясь отдышаться. В горле стоял ком, тело горело от напряжения и потраченных сил. Чёрная аура отступила, оставив после себя ледяную пустоту и усталость.

— Все целы? — спросил я, обращаясь в темноту.

— Живы, — отозвался Соловьёв.

Он дышал неровно, со свистом.

— Я… тоже, — голос Ярославы дрожал от адреналина.

Громов ничего не ответил. Было слышно лишь его тяжёлое, мерное сопение, оно и выдавало его присутствие.

— Надо завалить вход, — скомандовал я, едва успев перевести дух.

В зелёном свечении ауры Громова мы с Ярославой раскрошили камни в узком туннеле, заставив горную породу схлопнуться.

— Этого надолго не хватит, — прохрипел я.

— На этот случай, — ответил Громов сквозь тяжёлое дыхание, — у нас есть свои механизмы.

Я кивнул. Даже сквозь камень и зачарованное железо я слышал нестихающие удары. Да, они стали глуше и отдалённые, вот только мятежники всё также били с методичным, яростным упорством.