Собственно, эти свои мысли я и высказал вслух, на что Дмитрий тут же ответил:

— Нет, нашим они сильно навредить не смогут. Как только татары начнут бежать из лагеря, наши тут же отправят часть казаков на окраины поселения как раз на такой случай. Не успеть этой помощи прийти к татарам вовремя. Пострелять, конечно, они постреляют, но в врасплох наших точно не застанут, а значит, и переживать не стоит.

Как только он договорил, я спросил:

— А ты сможешь нас провести незамеченными куда-нибудь поближе к татарам, чтобы я мог сам посмотреть, что там и как.

— Смогу, конечно, только зачем, я же все рассказал.

— Все равно посмотреть хочу, может, придумаю что-нибудь.

— Ну пойдемте тогда, — как-то просто ответил он.

Дмитрий был на все двести процентов прав, говоря, что непростые здесь татары ночуют.

Что говорить, если они здесь даже шатер поставили, пусть небольшой, но ведь они же в набеге, и абы для кого таскать и ставить его не будут.

Разглядывая лагерь, я задавался вопросом, сколько здесь останется татар после того, как основная масса кинется на помощь соотечественникам и вообще пойдут ли они оказывать эту помощь? Вдруг здесь у них какой-нибудь важняк находится, и они просто проигнорируют ночной бой, оставшись на месте для охраны этого самого важняка?

Одни вопросы, ответов на которые нет и, похоже, не будет.

На самом деле, увидев все своими глазами, я чётко осознал, что нам тут ничего не светит и уже готов был смириться и отказаться от затеи пощипать татар. Только вот беда в том, что рядом с шатром в свете костра я смог рассмотреть десятка полтора пленников, а среди них десять молодых девчонок, а как увидел, так почему-то и не смог просто так отступить.

Поэтому тихонько прошептал друзьям:

— Ждём, пока не начнётся бой в селении. Если татары пойдут на помощь своим, попробуем освободить полон, ну и лошадьми разжиться.

— Опасно с такими воинами связываться, — задумчиво произнес Дмитрий. — Но и добыча с них может быть очень богатой, думаю, надо попробовать.

Степка тут же добавил:

— Я тоже думаю, что надо подождать, может, нам и повезет.

На том и порешили, начав потихоньку готовиться к будущему бою, без которого, похоже, было не обойтись.

Я в ожидании этого самого начала мысленно решил для себя, что без полона не уйду, и прикидывал, как буду добираться к пленникам, стараясь подольше оставаться незамеченным, когда Дмитрий толкнул меня в бок и произнес:

— С той стороны возле дуба кто-то одного из татар скрал…

Посмотрев на этот дуб, я и правда как-то заметил, что там мелькнуло несколько теней.

Миг, и в спящем лагере раздался громкий заполошный крик, притом звучал он протяжно, с каким-то даже надрывом. Так кричат люди, испытывающие непереносимую боль.

Мгновение, и татарский лагерь стал похож на бордель во время наводнения. Все пришло в движение, и ночующие здесь людоловы начали метаться в разные стороны, будто их кипятком ошпарили.

Двигались они на первый взгляд бессистемно. Буквально минута, и стало понятно, что действовали они очень даже упорядоченно, и правда опытные падлы.

Со стороны дуба, где я заметил тени, одновременно с криком появилась шеренга одоспешенных воинов, которые начали засыпать просыпающийся лагерь градом стрел, и в первые мгновения этот обстрел был крайне эффективным. Татары гибли буквально оптом, но длилось это недолго.

Очень быстро людоловы оправились от неожиданности и уже через минуту ответили, притом если часть начала стрелять в ответ, то другая часть кинулась в ближний бой. К несчастью для нападавших, которых я насчитал около трех десятков, была ещё и третья часть татар, которая лихорадочно экипировалась, прикрываясь чем придётся. Кто-то из них прятался от обстрела за шатром, кто-то — за лошадьми, а некоторые в качестве щита использовали поднятый пинками на ноги полон.

Татары, ринувшиеся в ближний бой, смогли благодаря своему порыву свести обстрел лагеря на нет, что позволило части людоловов одеться, прихватить щиты и вскочить на лошадей. После этого рисунок боя начал стремительно меняться. Напавшие, которые сумели благодаря внезапности на первых минутах боя нанести неплохой урон противнику, похоже, не рассчитали свои силы и начали отступать. Татары же наоборот по ходу дела начали давить с каждой минутой все сильнее. Бой потихоньку начал смешаться в противоположную от нас сторону, и если в лагере благодаря горящими кострам мы ещё могли что-то рассмотреть, то потом только слышали звуки боя, а что и как там происходит, было совершенно непонятно.

Как только напавшие на лагерь воины начали свое отступление, из шатра выскочили сразу трое одетых в даже на вид дорогие доспехи, наверное, предводителей людоловов, и с их появлением все для нападавших стало совсем грустно.

Эти трое мгновенно вскочили на неоседланных лошадей и, забирая чуть вправо от основного поля боя, повели за собой чуть не всех оставшихся в лагере подчинённых.

Все происходило в такой сумасшедшей динамике, что я, наблюдая за этим безобразием, с трудом успевал отслеживать основные моменты столкновения.

Поэтому на миг даже завис, когда бой ушёл куда-то в темноту и в лагере осталось только три людолова: один, одоспешенный, был верхом шагах в тридцати от нас, наблюдая за окрестностями, и двое рядом с шатром лихорадочно седлали десяток стоящих там же лошадей.

Одновременно с мыслью, что лучшего момента, чтобы начать действовать, уже не будет, со стороны слободы тоже начал доноситься шум боя.

Только и подумал, что как бы эти неизвестные напавшие на лагерь не нагадили нашим казакам, разбудив раньше времени татар, находящихся в слободе, и тут же сам начал действовать.

Шепнул Дмитрию со Степаном, чтобы они вдвоём одновременно били наблюдателя, и приготовился бежать к шатру, до которого было метров семьдесят.

Ребята отработали на славу и очень удачно вогнали по стреле в этого наблюдателя, да так, что он и не вякнул, после чего я сразу же сорвался бежать к шатру.

Нет, не гнал напролом, а передвигался по заранее намеченному маршруту, стараясь подобраться как можно ближе, оставаясь незамеченным.

Когда до цели оставалось метров тридцать, синхронно тренькнули выстрелы из луков, и суетившиеся возле лошадей татары так же синхронно завалились на землю, как подрубленные.

Все дальнейшее слилось в один длинный миг.

Я, доставая на ходу засапожник, кинулся к полону, Дмитрий — к лошадям, а Степка — к шатру. Секунда, может, две, и я разрезал верёвки на руках и ногах здоровенного мужика, к которому жались связанная худенькая женщина и сразу трое детей мал мала меньше. Сунув ему в руки засапожник, велел освободить от пут всех пленников, развернулся в сторону шатра и увидел вылетающего из него спиной вперёд Степку и выходящего вслед за ним ещё одного одоспешенного людолова.

Сам не понял, как у меня в руках оказался пистолет, и тем более не понял, как смог выстрелив, навскидку попасть в голову этого воина.

Случайность, притом счастливая, помогла избежать огромных неприятностей, потому что это воин точно был готов к бою, и что-то мне подсказывало, что справиться с ним нам было бы непросто, если вообще возможно.

Сразу после выстрела я кинулся к Степке, отчётливо понимая, что время у нас теперь не осталось совсем.

По-любому дерущиеся где-то в темноте татары отреагируют на выстрел и отправят кого-нибудь посмотреть, что происходит у них в лагере, и эту проверку мы можем и не пережить.

Пока делал несколько шагов к товарищу, тот успел сесть на земле, ошалело оглядываясь вокруг и зажимая при этом рукой рану на плече.

— Ты как? — только и успел спросить я, как Степка затараторил:

— Он меня чуть не убил, неожиданно откуда-то выскочил, и я сам не знаю, как успел уйти от укола саблей, — он запнулся и поправился: — Почти успел, а потом он ногой ударил, и вот я оказался на улице.

Степка, похоже, был в шоке, потому что говорил он это все практически без эмоций, да и глаза у него стали какими-то стеклянными.