Всю эту гору призов мне притащили восторженные сопалубники. Я сунул позолоченный бластер в кобуру на поясе, в третий раз за сегодня, а ордынский катласс подвесил в кольцо на плече пыльника, на специальном крючке около рукоятки. Примерно так ордынские штурмовики их и носят.

Пока никто не видел, Потемкин доел крысиный хвост и сыто рыгнул. Встал, пробежал по выходу из Шароклетки, прямо туда запрыгнул мне на плечо и уселся там довольный собой и обедом.

Судя по внезапным прояснившимся лицам окружавших меня зрителей, этой деталью мой светлый образ лютого космача, одинокого звездопроходца, идущего к своей цели по крутой лестнице из черепов поверженных врагов, был окончательно и бесповоротно завершен и осеян невидимым светом с отсутствующих небес. Отлит в бронзе, можно сказать. Герой Дна. Добро пожаловать в легенду, Саша. В еще одну. Сколько их там у тебя уже?

Ну, сколько бы их там не было все они мои.

— Октавия, — произнес я, расталкивая толпу. — Мы справились, Потемкин всё сделал как надо. Ты идешь с нами.

— Мозги, — удовлетворенно произнесла Октавия, волнующее моргая огромными голубыми глазами с невероятной длины ресницами.

— Точно, — тоже довольно отозвался я. — Они самые. Самые отборные и свежие.

— Приятный приз, — одобрил Пацюк Игнатьевич, подкатывая на своей каталке. — В это раз устроители расстарались. Жаль, что второй прыжок может окончательно превратить её в кучу хлама. Это чудо, что она первый пережила…

— Пасюк Игнатьевич, — задумчиво произнес я, глядя на безмятежное лицо Октавии. — У меня к вам просьба. Осмотрите моего робота, дайте заключение, как мне его уберечь.

— Ну ты и задания даешь, старшина, — удивился Пацюк Игнатьевич. — Как робота при Тёмном прыжке уберечь?

— Ну, прыжок с Герберы она же как-то пережила? — логично заметил я.

— Скажешь тоже, — с сомнением заявил добрый дедушка Пацюк. — Вон, тупая как пробка. Хотя то, что она так мало потеряла при первом прыжке, это очень интересно. Ну, сборка-то фабричная, могли какие-то хитрости предусмотреть. Я взгляну, пожалуй. Прям аж интересно стало. Ну-ка, красавица, пойдем заглянем тебе в душу, что ты там у себя прячешь.

— Мозги, — искренне ответила Октавия.

Потом ко мне подскочил Рыжий:

— Отличное выступление! Всё прошло как надо! Народ в тебя и твоего питомца теперь просто влюблен! Пошли, тут с тобой хотят познакомиться.

— Кто? — недовольно отозвался я.

— Старшины коалиции нижних палуб, — захохотал Рыжий. — Пошли! Тебе же полезно будет! Связей лишних не бывает!

Ну я и пошел, Рыжий познакомил меня со старшинами ещё трех палуб, занявших удобную обзорную позицию в стороне от бурлящих народных масс ремонтно-бытовой, челночной и арсенальной.

— Мы коалиция нижних палуб, — сообщил Рыжий. — Дружим против коалиции верхних палуб, абордажной, щитовой, орудийной и навигационной. Чтоб они нас совсем не сожрали. Капитанский мостик и госпитальная палуба нейтральные, а всё, что ниже до самого дна — за нас.

Ну, рожи у этих старшин, надо сказать, были самые что ни на есть одухотворенные, видавшие, что называется, виды и не раз побывавшие в разных переделках. Рыжий на их суровом фоне ещё вполне прилично смотрелся, примерно как четвёрочник из средней школы с друзьями-гопниками из соседнего района. С кем только не сведет меня судьба на пути к трону.

— Ну что ж, — усмехнулся я. — Приятно познакомиться, господа коалиционисты.

— Кома задружился с доком, — заговорщицки сообщил Рыжий остальным старшинам. — Так что вместе с Дном у нас сейчас максимально широкая коалиция. Такого на «Кархародоне» еще не бывало! А если мы отколем от Верхней коалиции ещё одну палубу, мы их просто массой уничтожим!

Ну охренеть, какие перипетии внутрикорабельной политики. Интриган на интригане и интриганом погоняет.

— Первая ходка на рейдере, а уже такие результаты, — с явным, нескрываемым сомнением покачал своей лысой испещренной шрамами головой арсенальный старшина. — И в старшины выбился, и в боях победил. Слишком уж круто, по-моему, взял. Смотри, не обломиться бы на ровном месте

Это ты ещё абсолютно не в курсе, насколько реально я круто беру. Мне эти ваши палубные разборки — что трения в песочнице. Если бы я мог достучаться до своих энергетических возможностей, меня бы здесь уже не было.

Ну ничего. Всё ещё вернется.

— Прошлого старшину Дна когда убили? — задумчиво спросил вслух челночный старшина, щурясь своими маленькими, как буравчики, глазками. — На следующий день, кажись? Недаром Пацюк от этой должности руками и ногами, гм, отбивается. И его бы пристрелили, не посмотрели бы, что он единственный техножрец на борту. Цвайхандеры наши — они такие, без царя в голове. Смотри теперь, Кома. Осторожен будь. И тебя убьют. Или почему ты думаешь, у Дна нет старшины? Верхним палубам и капитану нужны люди на мясо для двигателя. Старшина для этого только во вред.

— Это мы ещё посмотрим, — криво ухмыльнулся я.

А Потемкин, сидя у меня на плече, для пущей убедительности широко зевнул, обнажив свои завидные, длинные и острые, как бритва, черные клыки.

— Кома ещё и стреляет как бог войны, — сообщил Рыжий. — Я сам видел, как он в двигательном отсеке стрелял.

Остальные старшины кисло переглянулись.

— Вот и мы как раз насчет этого, — проговорил арсенальщик. — Чего с двигателем будем делать, Кома? Ты теперь по этому делу главный, с тебя и спрос.

— С двигателем я разберусь, — без малейшего колебания ответил я.

— Это как же? — прищурился арсенальщик. — Жребий кидать начнешь, чья очередь идти в топку? Было уже, и верхние палубы первые от этого отказались. А тех, кто упирался, быстро до смерти переубедили. Тут, поверь, уже самые разные способы пробовали, ни один не взлетел. Так что ты не тяни с решением, ежели оно у тебя имеется. А то будет как с предыдущим страшиной дна. Им как раз двигатель и зарядили. Мы тут вечно в Войде в никуда лететь не сможем. Точнее мало кто такого себе сам пожелает.

— Приятно осознавать, что за тебя так беспокоятся, — мило улыбнувшись, произнес я. — Ну, в крайнем случае, я заряжу двигатель тем, кто захочет его мной зарядить. Я, знаете ли, не настолько позитивный и человеколюбивый, каким могу показаться на первый взгляд. Но, с другой стороны, я все-таки и позитивный, и людей, в общем-то, люблю.

— Да? — с недоверием осведомился арсенальщик.

— Ага. Ну, не каких-то отдельных мерзавцев, а как вид в целом, со всеми его недостатками. Мне с ним, в целом, приятно, я к нему за как-то уже привык. Поэтому, я сначала проявлю просто-таки нечеловеческое человеколюбие и запредельную позитивность, ну, вы, я надеюсь, уловили основную мысль? Первым я стрелять не стану. Но если начну, то меня уже не остановите. Я вопрос решу. Раз и насовсем. Я ясно выразился?

Старшины переглянулись. Кажется, я произвел на них не совсем то впечатление, которое изначально намеревался, но, черт возьми, возможно, именно такое сейчас и нужно.

— Ладно, Кома, — буркнул арсенальщик. — Ты, главное, с этим не тяни. У нас на палубах народ тоже не больно терпеливый. Все уже на Гуль хотят, по барам и борделям пробежаться. Это пока всё спокойно, народ пар на боях сбросил. И то, что ты сейчас так красиво пообещал, мы им, конечно, передадим. Но надолго этого не хватит.

На этой оптимистичной ноте мы с ними и разошлись.

— Ты не подумай плохого, — сказал Рыжий мне на прощание. — Просто все сейчас на нервах. В Войде висеть никто не любит.

— Да я уж заметил, — усмехнулся я. — Ничего, пусть терпят. Я же терплю?

Я глазами нашел, где тут, в относительно тихом углу палубы, уединились Пацюк Игнатьевич и Октавия, и направился к ним.

— Ну, как у нас дела, Пацюк Игнатьевич? — спросил я, подходя к доброму дедушке в каталке. — Есть новости?

— Исследовал я твоего робота, — сообщил Пацюк Игнатьевич. — Бояться тебе нечего. Хуже ему уже не станет. У него нет мозгов.

— Так, а вот с этого места, уважаемый, поподробнее, — нахмурился я. — Как нет?