— Всё будет выполнено, Илья Григорьевич. Лично прослежу.

— Отчёты о её состоянии — мне на личный телефон, дважды в день. Утром и вечером. Любые изменения — немедленно.

— Разумеется, разумеется…

Он поднял на меня глаза, и в его взгляде было что-то похожее на восхищение — и на сожаление.

— Эх, Илья Григорьевич! — он покачал головой. — Нам бы таких лекарей сюда, во Владимир… Вы не думали…

— Нет, — перебил я его. — Не думал. Муром — мой дом.

— Понимаю, понимаю… — Цыцканов вздохнул. — Но если что — обращайтесь. Двери нашей больницы всегда открыты для вас.

— Муром недалеко, — сказал я, направляясь к выходу. — Если что — обращайтесь.

Я вышел из кабинета и двинулся по коридору к выходу, чувствуя, как усталость наваливается на меня всё тяжелее с каждым шагом. Двое суток без сна, постоянное напряжение, эмоциональные качели — всё это давало о себе знать. Хотелось просто лечь где-нибудь и уснуть на неделю.

Но Фырк, как обычно, имел другие планы.

Бурундук материализовался на моём плече — взволнованный, с нервно подёргивающимся хвостом и глазами, в которых читалось беспокойство.

— Двуногий, — прошептал он. — Нам нужно поговорить.

Я вышел из больницы и двинулся по улице — прочь от этого места, прочь от запаха антисептика и дезинфекции, прочь от мониторов и капельниц. Солнце светило ярко, почти по-летнему, и я чувствовал его тепло на своём лице — приятное, успокаивающее.

— Ну, чего тебе? — спросил я мысленно, когда мы отошли достаточно далеко от больницы. — Выкладывай.

— Не даёт мне покоя эта история с местным духом! — Фырк нервно пробежался по моему плечу, перепрыгнул на другое плечо, вернулся обратно. — Я снова всё облетел, пока ты там аристократов строил. Каждый угол, каждый чулан, каждую вентиляционную шахту. И — ничего! Ни следа! Это невозможно, двуногий!

Я нахмурился.

— Что значит — невозможно?

— Это значит то, что я говорю! — Фырк чуть не подпрыгивал от волнения. — Больница не может существовать без духа-хранителя. Это как… как человек без сердца. Как река без воды. Как небо без звёзд. Где есть страдание, там появляется хранитель — это закон, такой же незыблемый, как закон тяготения. А здесь…

Он замолчал, подбирая слова.

— А здесь — пустота. Астральный вакуум. Как будто кто-то взял и… и вырезал духа из реальности. Или изгнал его. Или…

— Или убил? — закончил я за него.

Фырк вздрогнул.

— Я надеюсь, что нет. Но… да, это возможно. Теоретически. Есть способы уничтожить духа-хранителя, хотя я никогда не слышал, чтобы кто-то действительно это делал. Это… это было бы чудовищно.

Я шёл по улице, обдумывая услышанное. Отсутствие духа-хранителя во Владимирской областной больнице беспокоило меня с того момента, как Фырк впервые об этом заговорил. Но тогда у меня были более срочные проблемы — умирающая пациентка, суд над Шаповаловым, противостояние с Ерасовым. Теперь, когда всё это осталось позади…

— Слушай, — Фырк прервал мои размышления. — А давай к Шипе заскочим? Ну, помнишь — та кошка из Центральной больницы? Она местная… ну, владимирская, короче. Может, она что-то знает? У неё должны быть связи, знакомства в астральном мире. Время же есть. Ты все равно я смотрю отсюда пока не собираешься.

Я посмотрел на часы. Действительно, времени было достаточно. И идея Фырка имела смысл — если кто-то и мог пролить свет на эту загадку, то местный дух-хранитель, знающий расклад сил в астральном мире Владимира.

— Поехали, — сказал я вслух.

Центральная больница Владимира встретила нас привычной суетой. Пациенты толпились в приёмном покое, медсёстры носились по коридорам с капельницами и шприцами, где-то вдалеке хлопали двери операционных.

Я вошёл внутрь, стараясь выглядеть как можно более обыденно — просто посетитель, ищущий нужный кабинет. Фырк соскочил с моего плеча и исчез, растворившись в воздухе.

— Найду её и приведу, — успел он сказать перед тем, как пропасть. — Жди здесь.

Я встал у стены, притворяясь, что изучаю информационный стенд с расписанием работы отделений. Прошла минута, другая, третья. Я уже начал беспокоиться, когда услышал знакомый звук — … шипение?

Фырк вылетел из-за угла на полной скорости, и его мордочка выражала чистый ужас. А за ним, рассекая воздух когтистыми лапами, неслась призрачная кошка — крупная, полосатая, с горящими глазами и оскаленными зубами.

— Я тебе говорила, крыса помойная! — шипела она, и её голос был полон ярости. — Не сметь появляться на моей территории без приглашения! Не сметь лечить моих пациентов! Не сметь…

Я шагнул вперёд, загораживая Фырка своим телом.

— Спокойно, Шипа.

Кошка затормозила так резко, что едва не врезалась в меня. Её глаза — огромные, светящиеся слабым внутренним светом — уставились на меня с выражением крайнего неудовольствия.

— А, это ты, — она села на задние лапы и начала демонстративно умываться. — Тот самый целитель, который любит совать нос в чужие дела. Чего надо?

— Мы не лечить, — сказал я. — Мы за советом. Искали тебя.

Фырк высунулся из-за моей спины.

— Да-да! Я знал, как тебя выманить, кошка драная! Чтобы позвать тебя на разговор, пришлось немного побегать по твоей территории!

Шипа зашипела на него, но уже без прежней ярости.

— Совет, значит? — она прищурилась. — Ладно. Пошли.

Мы нашли пустой процедурный кабинет в конце коридора и закрыли за собой дверь. Шипа запрыгнула на кушетку и улеглась, обвив хвостом передние лапы, — поза, которая должна была выражать снисходительное безразличие, но в которой я угадывал любопытство.

— Ну? — она начала вылизывать лапу. — Я слушаю. Что за совет нужен великому целителю от простой кошки?

— Шипа, — я подошёл к кушетке и сел рядом, — ты не знаешь, что с духом-хранителем Областной больницы?

Кошка не прекратила умываться.

— Не интересуюсь жизнью других. У меня своих забот хватает — эта стекляшка с её бесконечными пациентами, вечно суетящимися врачами и криворукими санитарами…

— Его там нет, — перебил я. — Мы искали. Фырк облетел всю больницу — каждый этаж, каждый подвал, каждый закуток. Полная астральная тишина.

Шипа замерла. Её лапа застыла на полпути к морде, а глаза — эти огромные, светящиеся глаза — расширились от удивления.

— Нет? — переспросила она. — Совсем нет?

— Совсем, — подтвердил Фырк. — Я чувствую духов, как ты чувствуешь мышей. И там — пусто. Как будто никого никогда не было.

Шипа медленно опустила лапу и уставилась куда-то в пространство, явно обдумывая услышанное.

— Странно, — сказала она наконец. — Очень странно. Я знала его — Ворона, так его звали. Старый ворон, сварливый, неприветливый, но надёжный. Он был хранителем той больницы… ох, да уже лет сто, наверное. Может, больше.

Она помолчала.

— Я давно его не видела на Советах. Думала, просто зазнался. Он всегда был нелюдимым, не любил собрания, предпочитал держаться особняком. Но если он пропал совсем…

Её хвост нервно дёрнулся.

— Это плохо. Это очень плохо. Духи-хранители просто так не исчезают. Они либо уходят добровольно — но тогда их место занимает кто-то другой, — либо их изгоняют, либо…

— Убивают, — закончил я за неё.

Шипа посмотрела на меня, и в её глазах я увидел что-то похожее на страх.

— Да. Убивают. Хотя я не знаю никого, кто был бы способен убить такого старого и сильного духа, как Ворон. Это требует… — она поискала слово, — … очень специфических навыков. И очень специфических причин.

Она спрыгнула с кушетки и прошлась по полу, словно обдумывая что-то.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Это действительно странно. И это касается не только вас — это касается всех нас, всех хранителей этого города. Я послежу за той больницей. Поспрашиваю у других. Если что-то узнаю — сообщу.

Она бросила на Фырка взгляд, полный презрения.

— Через эту мелкую крысу. Раз уж вы так привязаны друг к другу.

— Держи в курсе, — сказал я.

Шипа кивнула — коротко, по-деловому — и исчезла, растворившись в воздухе так же быстро, как появилась.