«Тёплый ангар и макароны по-флотски отменяется» — пятой точкой почувствовал капитан Дьяконов, непроизвольно кладя руки на ручки «шаг-газ» и «циклического шага».

— Командир, извини. Кажется, втравил я тебя в неприятности, — проговорил, сидящий за спиной Дьяконова, лейтенант Владимир Лернер, испытывая жгучее чувство стыда.

Когда комэску Ботнари сообщили об аварийной посадке на воду пилота его эскадрильи, летнаб Лейнер случайно оказался рядом и узнал о крушении одним из первых. Поддавшись эмоциям, лейтенант предложил попробовать использовать для спасения пилота вертолёт. Авария произошла в открытом море рядом с островом Еретик, можно сказать, совсем рядом, километрах в тридцати от Полярного. Было бы дело в Чёрном или другом тёплом море у лётчика были бы хорошие шансы дождаться катер или гидросамолёт. Но за полярным кругом даже в мае счёт идёт буквально на секунды. Об аварии радировали в посёлок Порт-Владимир располагающемся на соседнем острове Шалим и там даже обещали сделать, что смогут. Только вот в посёлке, кроме нескольких рыболовецких лодок, других плав средств не было. Получается, даже если эти судёнышки и выйдут в море немедленно, лётчик замёрзнет ещё до того, как лодки выгребут из губы в открытое море.

А вертолёт, это хоть и не большие, но реальные шансы. Если, конечно, самолёт хоть немного продержится на воде, если пилот не сильно ранен и не потерял сознание, если у него есть спасательный жилет или надувная лодка. В общем множество если и одна ещё не принятая в серию «Стрекоза». Ботнари врубился сразу, даже не дослушав летнаба до конца, рявкнул: «Бегом» и первым понёсся к вертолёту.

— Тридцать километров, говоришь? Это около пятнадцати минут лёта. Не успеем, — сказал Дьяконов.

…

— Пойдём под трибунал, — сказал Дьяконов второй раз.

…

— А если машину угробим? Ты понимаешь сколько в неё труда вложено? — третий раз сказал Дьяконов.

…

— Чё застыл, как пень! Прыгай! А ты, старлей, молись, не знаю, белым медведям что ли, авось поможет.

Вертолёт набирал высоту стараясь уйти из потока идущего понизу встречного ветра. Тяжёлая холодная масса била не прямо в нос, а в правую скулу, норовя развернуть машину к берегу, а при удаче и грохнуть, дерзнувшую лететь по своим суетным делам, букашку оземь. Машина, наклонив нос вниз, летела ровно и быстро, чуть порыскивая в воздушных потоках, но вот руки пилота постоянно работающие с ручками управления, говорили о том, что Дьяконову приходится очень нелегко и только его железная воля и опыт не дают аппарату стать неуправляемой игрушкой всё свежеющего ветра.

Лейтенант Лернер прекрасно это видел, знал, что отвлекать пилота в такие моменты нельзя, но ничего с собой поделать не мог. Проводить учения над морем без сопровождения флота вертолётчикам категорически запрещалось. Хотя сам Дьяконов считал эти меры неэффективными и нужными только для успокоения ответственных товарищей.

— Не боись, Владимир, — в первом полёте «успокоил» он летнаба, — даже если мы грохнемся в одном кабельтовом от эсминца шансы пятьдесят на пятьдесят. Или сразу затонем к чёрту, хрен чё они успеют сделать, или сядем на авторотации. Тогда успеют сработать газовые баллоны, и мы спокойненько даже с комфортом дождёмся помощи. У нас в спасательном наборе и коньяк и шоколад есть. И ещё всякое разное медицинское о чём тебе знать не полагается.

Но как бы там не было, Лернер только сейчас в воздухе с отчётливой ясностью понял, то, во что он втянул своего пилота нельзя назвать даже авантюрой. Не зависимо от того спасут они лётчика или нет, Дьяконова накажут. Возможно, накажут и их с комэском, но это мелочи, а вот Константин, говоря о трибунале нисколько не преувеличивал. А если с машиной на самом деле что-нибудь случится лучшим выходом будет застрелиться самому.

— Так, лейтенант, приказываю выкинуть из головы все мысли, не относящиеся к проходящей спасательной операции. Будешь сейчас самоедством заниматься и лётчика не спасёшь и нас погубишь. Ясно⁈ Отставить думать!

— Ясно, товарищ капитан.

— Вот и правильно. Давай, Владимир, приготовься смотреть. Прошли Лодейное. Минуты через три выскочу на побережье напротив Еретика и сразу пойду в море. Отойду километров на десять и начнём тогда спираль крутить. Он точно в этом районе?

— Должен быт здесь.

— Хорошо, работаем.

Наверное, лейтенанту Владимиру Лернеру было бы немного легче, объясни Дьяконов ему своё решение, но капитан был слишком занят управлением вертолёта. Все те мысли, доводы и аргументы, что пронеслись у него в голове за несколько десятков секунд потребовали бы слишком долгого изложения другому человеку.

Лучше, чем кто-либо другой осознающий возможности вертолёта и зная техническое состояние своей машины Дьяконов сознательно решил рискнуть и бросил на весы судьбы против жизни лётчика свою дальнейшую службу и возможно даже свободу. Капитан не сомневался, что сможет поднять на борт пилота, потерпевшего крушение истребителя, и не повредить свою «Стрекозу». Конечно, при условии, что глазастый Лернер его найдёт.

История попадание лейтенанта Лернера в лётные наблюдатели сама по себе похожа на страшную сказку со счастливым концом. Начать, наверное, нужно с того, что ещё несколько месяцев назад Владимир Лернер был самым заурядным подводником, командиром минно-торпедной боевой части (БЧ-3) на подводной лодке серии «Щука». А потом во время самого заурядного патрулирования случилось возгорание. Огонь вспыхнул в пятом отсеке, загорелся один из электродвигателей экономического хода. Лейтенант Лернер и старший краснофлотец торпедист Алексей Ильин по прихоти судьбы в тот момент находились в шестом, концевом отсеке. Подводники до конца выполнили свой долг, задраив переборки и не давая огню шансов перекинутся на торпеды. Только вот сами оказались отрезанными от всего остального мира, в медленно опускающейся на грунт лодке.

Какие думы передумали два человека лежа на полу стальной клетки, неторопливо опускающейся в морскую пучину? Замерли неподвижно, стараясь экономить последние глотки воздуха или махали руками и ногами в тщетной попытке согреться. Молились или проклинали слыша, вместо привычного шума двигателей, хруст, сдавливаемого со всех сторон толщей воды, металла? Конец всё равно был один, медленное угасание сознания от нехватки кислорода.

В себя командир БЧ-3 пришёл уже в госпитале, а вот торпедиста спасти не удалось. Вместе с краснофлотцем Ильиным погибли девять человек, среди них инженер-капитан-лейтенант Семёнов, дублёр командира электромеханической боевой части (БЧ-5). Как потом лейтенанту рассказали сослуживцы, лодка боролась за живучесть 5 часов 53 минуты. Как это обыкновенно бывает Лернера спасло сочетание нескольких факторов. Первое. Когда случилось возгорание лодка уже возвращалась домой и находилась относительно недалеко от базы флота. Легла на грунт на глубине 93 метров, практически на пределе прочности конструкции. Увеличения глубины на 10–20 метров стали бы для лодки роковыми. Второе. Эсминец случайно оказавшейся в районе крушения и начавший оказывать помощь, как только лодка смогла всплыть. Третье. Крепкое здоровье молодого лейтенанта. И конечно же чудо.

Отлежав положенный срок в госпитале, лейтенант получил в некотором роде повышение, назначение на «Щуку» более новой серии Х-бис. И не смог в неё попасть. Не смог себя заставить спуститься в лодку, чуть не ставшую для него стальным гробом, и даже оказал отчаянное сопротивление матросам, которые попытались засунуть его в рубку силой.

Дело предсказуемо кончилось госпиталем и психиатрической экспертизой, где у лейтенанта была диагностирована клаустрофобия. Причём Лернер вполне нормально переносил любые замкнутые пространства, но категорически не мог заставить себя залезть внутрь подводной лодки, даже стоявшей у пирса.

Разбрасываться ценным специалистом к тому же уже проявившем себя Северный флот позволить себе не мог и после прохождения курса реабилитации Владимир Лернер оказался в распоряжение штаба СФ. Пока у командиров болела голова, что делать с лейтенантом, назначить теперь уже бывшего подводника на один из торпедных катеров или пристроить к какому-нибудь складу со всякой взрывоопасной гадостью, вдруг ниоткуда появились вертолётчики. А с ними и распоряжение самого контр-адмирала Головко о всяческом содействие.