— Пойдёмте, товарищи, на воздух, — на правах старшего, увлёк остальных командиров за собой Лев Захарович.

А Иван, понимая, что утекают последние спокойные минуты, думал стоит ли связаться с командиром роты охранения. Лейтенант сам вызвался дежурить на одном из броневиков контролирующем внешний периметр. Парень был, вроде, толковый, но очень уж зелёный, предпочёл быть подальше от высокого начальства. С одной стороны, любые радиопереговоры пусть и с использованием кодовых слов Жуку, как серпом по одному месту. С другой стороны, какая реальная вероятность, что кто-то успеет УКВ перехватить, расшифровать и использовать? Если утечка была, и кто-то планирует атаку на наркома и члена Оргбюро ЦК, то факт наличия ВЧ-связи ничего не меняет.

А вот настроение и лейтенанту Вавле Бобрикову и его бойцам такое сообщение поднимет сильно. Если им сейчас предстоит схватка будет не лишне напомнить о важности охраняемого объекта. Да и взаимоотношения у старшины Жукова с лейтенантом Бобриковым сложные. В том плане, что старший по званию, по сути, находится в подчинении у младшего. Иван, конечно, изо всех сил старался авторитет лейтенанта не ронять, да только не очень это выходит. Все же прекрасно всё видят. И Бочкин этот ещё, как невзлюбили друг друга с первого взгляда, так и тлеет у них. Спасает только присутствие комиссара да жуткая нехватка времени.

А вот с Вавлей оказалось чутка попроще. По национальности ненец, невысокий и обманчиво щуплый, в форме лейтенант производил впечатление подростка лет шестнадцати. Правда без одежды развитая мускулатура и два длинных изогнутых шрама, один на руке второй на торсе говорили о том, что Вавля мужчина вполне себе серьёзный. Внук охотника и сын охотника был спокоен, когда дело касалось эмоций и принятия решений, и вполне резок когда нужно было действовать.

«Почему я должен держать на тебя обиду, Жук? Мы не сами выбираем свою судьбу. Но я рад, что наши лыжи сейчас торят одну тропу. Дед научил меня охотится на песца и зайца, отец — добывать моржа и нерпу. А ты учишь охотится на злого человека. Я благодарен тебе за это. Хозяин тайги охотится в одиночку. Так что скоро наши пути разойдутся, тигр не будет долго делать работу вэнеко[111], а знания, которыми ты поделился, навсегда останутся со мной».

Вот такая вот у лейтенанта Бобрикова философия. И Ивану она очень даже импонирует, как и сам чернявый круглолицый Вавля.

— Коробочка-один, это Колючка-два, приём.

— Слышу тебя хорошо, Колючка. Говори.

— Докладываю, товарищ лейтенант. Тут два агронома из Урюпинска кинули нам шёлковую нитку.

Вообще, сначала Иван хотел сотрудников НКВД сделать скотниками (привет Бочкину) но в последний момент удержался. Москва, разумеется, стала Урюпинском, а линии связи соответственно нитками. Вавля к использованию в радиопереговорах такого эзопового языка отнёсся более чем положительно.

«Конечно, правильно. Разве умный человек скажет вслух — пойду брать моржа⁈ Услышат духи и обязательно захотят подшутить над охотником. Умный человек скажет — пойду брать клыкастого зайца. И пусть духи хоть всех зайцев на пять дневных переходов от стойбища разгонят».

Вот про ВЧ-связь заранее не договаривались. Но Жук надеялся, что Вавля поймёт — в данной случае речь идёт о линии связи очень высокого уровня.

— Э… понял, — лейтенанту Бобрикову всё же понадобилась пара секунд что бы переварить услышанное, — что-то ещё?

— Да. Главное, «фиолетовый» доложил «красному» обстановку и отметил, что работой дивизиона в целом доволен. Думаю, нужно донести до бойцов эту информацию.

«Фиолетовый», понятное дело, Лев Захарович. Практически всю историю этот цвет был самым дорогим. А кто у нас в округе на данный момент самый-самый? Конечно же, наш дорогой товарищ Мехлис. Вот товарищу Сталину кодовое обозначение как-то не догадались придумать. Опять вся надежда на то, что Вавля догадается. Кому ещё может докладывать советский нарком и член Оргбюро ЦК ВКП(б)?

— Вот это новость! Конечно, сейчас расскажу.

Иван хотел спросить, как вообще обстановка, но не успел. В дверном проёме кунга показался полковник Блохин. И хотя лицо его оставалось в тени, а сам полковник ещё не успел ничего сказать, Иван понял — началось.

3 часа 50 минут. 22 июня 1941 года. Бывшая усадьба графа Тышкевича. Окрестности города Свислочь.

Тома смотрела на экран радара и чувствовала, как тело медленно охватывает оцепенение. Меток с каждой секундой становилось всё больше. Как прорвало. И все они целеустремлённо согласованными группами двигались на восток к границе, нанесённой специальным карандашом прямо на экран, Советского Союза. Ещё минуту назад, когда она указала на них полковнику из округа, радар показывал десяток, ну два, целей. Сейчас их было уже около сотни.

Прекрасно слышала, все разговоры за спиной, но ни совершенно не вызывали в голове какого-либо отклика. Сначала её учитель крикнул капитану Фомину, чтоб поднимал всех операторов и радистов. Иначе не справиться.

Следом вбежали Мехлис с Жигаревым. А Виктор Иванович на грани бесцеремонности сказал им стоять и не отвлекать его от калибровки. Несколько раз позвал её по имени. Зачем-то стал тормошить за плечи. Фоном с улицы постоянно доносились короткие команды приказов. Всё это совершенно не мешало следить, как белые точки захватывают западную часть экрана радара. Рой отметок завораживал, казалось, стоит отвести от экрана взгляд, как случится что-то ужасное, непоправимое. Тома хотела кричать, но совершенно не представляла, как это делается.

Неожиданно на плечи легли мужские ладони.

— Тамара, дочка, очнись. Нужна ты нам.

Тома вдруг представила, как это всё выглядит со стороны и стало стыдно. Очень стыдно. Не даром говорят «жгучий стыд». Чувство зародилось где-то в груди в районе сердца и волнами прошлось по организму начисто выжигая апатию и страх.

— Извините. Я в порядке. Работаем.

— Вот и правильно. Вот и хорошо, — Лев Захарович убрал руки с её плеч и ободряюще улыбнулся. А лейтенант Лапина подумала, что зря его все так бояться, вон какой дядька понимающий. Не то что этот чурбан рыжий, только и может орать: «Не сачкуй, Лапина! Выкладывайся, Лапина! Работай, Лапина!» Глаза б её на него не глядели.

— Итак, Тамара, что мне докладывать товарищи Сталину? — Мехлис постучал ногтем по стеклу экрана, как бы говоря, я-то понимаю, что точки — это самолёты, ну нужно же чтобы мои слова звучали весомо.

— Приняла. Тёмная линия, как вы уже поняли, это очертания нашей границы. Первое, целей много, ориентировочно от ста пятидесяти до двухсот. Скорость порядка четырехсот километров в час. То есть через пятнадцать минут они долетят до границы. Второе, цели структурированные, я отчетливо вижу обособленные группы по девять — двенадцать точек.

— Посмотрите. Здесь, здесь, вот ещё отчётливо видно, а вот группа стала больше, — Тома взяла карандаш и стала использовать его как указку, — вероятно новые цели взлетели с аэродрома где-то в этой точке, набрали высоту и стали видны.

— Девять — двенадцать, это штаффель, примерно соответствует нашей эскадрилье, — решил пояснить генерал Жигарев.

— Спасибо. Третье, я бы разбила все цели на четыре группы по направлению атаки. Вот этот рой вверху, видите? Они уже на долготе Белостока летят. Тут несколько десятков точек потому, что мы захватываем только небольшую часть самолётов, летящих на Прибалтику. Ясно, что основная масса летит туда с аэродромов, расположенных значительно севернее.

— Аналогично внизу, — Тома ткнула карандашом в соответствующую часть экрана, — летят на Киевский округ. Тут мы, вообще, видим лишь несколько самолётов. Думаю, из-за Балтийского моря мы на севере больше целей захватываем. Эти вот если линейку приложить. Видите? Точно на Ковель летят.

— Там 14-я истребительная авиадивизия стоит, — опять пояснил Павел Фёдорович.