— Молодцы! Значит так, лейтенант. Закончишь с проверкой, найдёшь, — комдив кивнул в сторону, стоящего рядом железнодорожника, — вот, начальника станции Петра Касьяновича Шахрая. Он акт подпишет раз обещал.

— Минуточку, — к подписанию любых актов у Петра Касьяновича была стойкая антипатия, — а что там с мостом, может и нет ничего. Может ошибся сержант.

— Могу и ошибаться, — не стал спорить Жук, — на эстакаду надо и снять весь узел, тогда точно будем знать. А сейчас просто ощущение у меня, что он чуть-чуть ходит.

— Кажется ему. Да и не может мост двигаться, иначе весь кузов бы упал.

— А дай-ка мне ватник сержант, сам посмотрю, — неожиданно для всех попросил старший батальонный комиссар Чепига.

Простая просьба почему-то ввела старшего сержанта в некоторый ступор. Не решаясь или скорее не зная, как возразить, Жук в нерешительности застыл, положив руки на стягивающий фуфайку ремень.

— Давай не жмись сержант, — батальонный комиссар уже снял шинель, — не красну девицу чай отдаёшь. Да и одёжка твоя грязнее уже не станет.

Иван секунду помедлил и резко, одним движением, скинул ватник с плеч. Кто-то, кажется железнодорожный начальник, присвистнул. Со всех сторон раздалось чуть ироничное одобрительно-удивлённое:

— Ты смотри!

— Орёл, ёпт!

— В себя главное не пальни!

— Если пальну, товарищ полковник, то так мне и надо. Какой же я тогда солдат?

— Ну смотри, тебе виднее.

Командиры посмеялись и старший батальонный комиссар с лёгким сожалением посмотрев на штаны сержанта, накинул поверх гимнастёрки предложенный Иваном ватник. Перетянул сержантским же ремнём и со словами: «Мост говоришь», занырнул под машину.

С минуту Дмитрий Георгиевич возился под полуторкой, дёргая и пытаясь расшатать, что-то прикрытое от наблюдавших за ним колесом. А потом попросил спички или зажигалку — посветить. Впрочем, обошлись без огонька у товарища Шахрая оказался с собой фонарик. Ещё через пару минут старший батальонный комиссар похоже нашёл что искал и вылез.

— А ты, Жуков, комсомолец?

— Кандидат в члены партии, товарищ старший батальонный комиссар.

— О как! Молодец, глаз алмаз. В этом, как его там, кожухе кажется, трещина и такое впечатление, что болты самую малость ходят. Так что, вот так, товарищи.

В итоге товарищи посовещались и комдив решил: на самой медленной скорости перегнать грузовик №7 в расположение 32-й ТД, а там уже произвести частичную разборку. Железнодорожное начальство со скрипом, но всё же пообещало акт о неисправностях подписать. А отогнать автомобиль лейтенант взялся сам. Хоть в конструкции полуторки он разбирался намного хуже Ивана, а вот водил всё же получше. Ответственность, опять же, не стоит на подчинённых перекладывать.

Когда Фомин вернулся на станцию автомобили уже были проверены, а личный состав их небольшой группы под чутким руководством старшего сержанта загружал одну из машин какими-то досками.

— Это что за дрова, Жук?

— Это? Так раз эшелон для нашей дивизии, значит и вся тара тоже наша.

— И зачем она нам?

— А вы городской, товарищ лейтенант?

— Да. Из Москвы.

— Ясно. Пиломатериалы, можно сказать, полезнейшая вещь в хозяйстве. Это, как вы правильно, тащ лейтенант, сказали, и дрова, и стройматериалы, и даже мебель в каком-то смысле. Вот тот же борт Емеле починить. А то позорит понимашли дивизию.

— А если кто запретит?

— Кто? Эшелон наш значит и тара наша, — по тому с какой интонацией это было сказано, Фомин понял, если потребуется, доски старший сержант будет защищать и с оружием в руках.

— Хорошо. Ещё какие новости есть?

— Да нет. Начальство всё в здание вокзала ушло ругаться. Да ЗИС-6 подозрительный проехал.

— Почему подозрительный?

— Да хрен его знает. Сам не пойму, показалось, что сидящий рядом с водителем посмотрел на меня нехорошо. Аж мурашки по спине.

— Мне дядя, а он как твой Ерофеич начал воевать в Империалистическую, говорил, что интуиции солдат должен доверять. Так что, приглядись к этому ЗИСу и я тоже буду ввиду иметь.

— Понял. Пожрать бы, товарищ лейтенант. И парни уже интересовались.

— Я узнавал в штабе, обещали привезти прямо сюда.

— А на чём, товарищ лейтенант? — влез в разговор конопатый красноармеец Костюк.

Фомин задумался, посмотрел на сержанта в надежде, что может быть у того есть ответ, но Жук в ответ только пожал плечами. Что он мог предложить только сегодня приехав в дивизию.

— Придётся мне возвратиться и обед самому привезти. А то знаю я этих штабных.

Бойцы согласно закивали головами, знали они этих штабных не хуже лейтенанта.

— Да вот ещё что. У меня бутерброды есть. Ниночка приготовила, невеста. Держи Жук поделите между собой.

— А вы, товарищ лейтенант?

— Я же в столовую еду. Неужели не найду там чем перекусить.

— Логично, товарищ лейтенант. Бойцы, шабаш! Обед!

Уехал Фомин, даже не догадываясь, что, поменяв три Ниночкиных бутерброда с колбасой и маслом на уважение подчинённых, совершил самую важную сделку в своей жизни.

Через несколько месяцев, делая выбор как поступить, один из четырёх вспомнит эти бутерброды и примет решение ценою в жизнь.

9 апреля 1941 г. Львов. Расположение 32-й ТД

Бывший кабинет коменданта Львовского кадетского корпуса был полон контрастов. Массивный дубовый стол с подобранными в тон кожаными креслами соседствовали с простыми табуретами небрежно окрашенными охрой. Кремовые обои и две, чудом сохранившееся, чудесные акварели делили стены с монументальным изображением Вождя, окружённого тёмными прямоугольниками от снятых картин и фотографий. А дореволюционная настольная лампа касалась своим бронзовым боком алюминиевого блюдца, выполняющего роль пепельницы.

С другой стороны ничего удивительного в таком диссонансе не было. Последний польский командир кадетского корпуса подполковник Станислав Данилюк-Даниловский[5] в апреле 1941 года находился в лагере Геншаген близ немецкого города Людвигсфельде, а полноправным хозяином кабинета был Ефим Григорьевич Пушкин, командир 32-й танковой дивизии РККА.

И голова у него сейчас была занята не убранством кабинета, а формированием дивизии. Да ещё нужно было что-то решать с инициативой Генштаба, а инициативы вышестоящих органов, как всем известно, своевременными не бывают.

Сейчас в кабинете кроме самого комдива присутствовали: начальник штаба дивизии подполковник Зимин, помощник командира по политической части старший батальонный комиссар Чепига, командир 32-го мотострелкового полка майор Павлычев, его зам по полит части батальонный комиссар Яккер и командир 32-го разведывательного батальона майор Карпин.

— Пожалуй начнём, товарищи. Предлагаю суть проблемы изложить тебе, Михаил Петрович, — комдив посмотрел на комполка и подвинул к краю стола блюдце-пепельницу, давая остальным собравшимся понять, что разговор будет не официальный.

— Хорошо. Думаю все знают, что по инициативе Генштаба нам прислали инструктора, который по их замыслу должен улучшить взаимодействие мотострелков и танков.

— Хочу подчеркнуть, товарищи, это инициатива не просто Генштаба, а лично товарища Жукова… Георгия Константиновича. А он сейчас на взлёте, к его мнению прислушиваются на самом верху, — воспользовавшись паузой, комдив счёл нужным заострить внимание подчинённых на этом факте.

Присутствующие невольно посмотрели на Вождя, как будто ожидая от него подтверждения или опровержения сказанного.

— Так в чём проблема, Ефим Григорьевич? — поинтересовался Чепига.

— Проблема в том, что в Генштабе сами похоже не имеют чёткого понимания, что конкретно они хотят получить в итоге. Продолжай, Михаил Петрович, думаю сейчас всё станет ясно.

— Так вот, о чём я? Ах, да, о старшем сержанте. Думаю, все из присутствующих уже знают, что старший сержант Иван Жуков, тот самый инструктор, которого нам прислали. С самого своего приезда, уже пять дней он помогает нам на железнодорожной станции с приёмом грузов. А сегодня вот подошёл ко мне и сказал, что пора бы ему начать делом заниматься.