Но в генералы авиации на самом деле приходят не из Смольного, уж в чём-чём, а в отсутствие морально-волевых качеств обвинить командиров ВВС КА было трудно. Генерал Захаров не был исключением. И железная воля и способность мгновенно принимать решения ему в полной мере были присущи. Вот и сейчас он уцепился за фразу Самойлова ища возможность выплеснуть агрессию не на майора, а во вне, не подозревая что коварный начальник ИЦ всё это время плавно подводил лётчиков именно к такому состоянию.

— Потому что у нас есть ещё один козырь — операция «Терминатор», — майор поднялся навстречу Захарову и отзеркалив его позу уперся кулаками о парту, — первоочередной задачей авиации противника будет уничтожение наших прифронтовых аэродромов. Значит мы знаем время и место первого удара люфтваффе. А благодаря ФРС капитана Фомина мы будем знать это с точностью до минуты. Будем видеть маршруты, скорость и высоту приближающегося врага.

И я жду чуда именно от вас — сидящих здесь. С высочайшей дисциплиной, с высочайшей координацией, с высочайшей самоотверженностью встретьте врага на подступах к нашим аэродромам массированным ударом и порвите его в клочья. Да враг силён и умел, хорошо мотивирован и закалён в небе Британии, просто так его не взять. Драка предстоит кровавая, не на жизнь, а на смерть. Но это единственный шанс. Если у вас получится ошеломить врага и перехватить инициативу, то на второй стадии операции ударная авиация сможет остановить продвижения передовых моторизованных частей немцев. Не разгромить, остановить. Но этого хватит, чтобы сломать все планы фашистов на молниеносное окружение частей белорусского округа и перевести войну в позиционную стадию.

Майор обвёл тяжёлым давящим взглядом сидевших перед ним лётчиков и удовлетворенно кивнул, судя по яростным ответным взглядам, комдивы прониклись. Горькая ирония заключалась в том, что сам Самойлов, хоть и сделал всё возможное чтобы «сталинские соколы» не были разгромлены в первые дни войны, не верил в возможность ВВС округа предотвратить окружение. Но и сказать сидящим перед ним людям, — «Ваши дивизии, ваши друзья и боевые товарищи сгорят в ближайшие дни практически без остатка, так что просто прихватите с собой, как можно больше фашистов», — майор не мог.

Наверное, и к лучшему, что, как и остальные сидящие перед Самойловым лётчики, капитан Фомин, не мог прочитать мысли майора и узнать какой ад их ждёт менее чем через неделю.

Самойлов похлопал, стоящего в красных боксёрских трусах и синей майке с непонятной надписью «Cryptа.КОm» во всю грудь, Аркадия по плечу и громко зашептал на ухо:

— Он тебя боится. Хоть и лучше подготовлен, но ты же, Аркаша, русский, а ну как вдаришь с плеча. Вот он, Фриц, сука и хочет тебя неожиданно отоварить. А ты упреди его, Аркаша, упреди. Тут главное скорость. Он к те сунется, размахнётся. А ты ему в нос! Пусть не сильно, главное первый удар ему сбить. Ты, главное не боись, не тушуйся. Тычок ему в морду, а там мои коршуны налетят, затопчем супостата. Главное не прозевай. Как он выскочит из-за угла, так не дай ему тебе в тыкву то засандалить, сбей первый удар главное.

Так похлопывая да подталкивая Фомина в спину, майор практически выпихнул Аркадия за угол, где того уже ждал неведомый и опасный Фриц. Капитан встретился взглядом с противником и остолбенел. Ноги вмиг сделались ватными, а по спине побежал холодный пот. Фриц, одетый в чёрную кожаную куртку, не впечатлял телосложением, скорее, был сложен, как фюрер германской нации Адольф Гитлер, только вот вместо головы у него был механический железный череп. И даже чёрные лётные очки не могли скрыть красное демоническое свечение его глаз.

Фриц оскалился, показав вполне человеческие зубы, насаженные на стальные дёсны, и ударил кулаком в свою раскрытую ладонь. От раздавшегося, словно наотмашь ударили кувалдой по пустому железному баку, грохоту Аркадий дёрнулся и, вместо того чтобы впечататься затылком в стену…

Резко сел на кровати с шумом вдыхая открытым ртом воздух. Чертыхаясь на приснившуюся чертовщину, капитан хлебнул из кружки тёплой водички и завалился на кровать лицом к стене. Время для сна оставалось всё меньше. Аркадий хотел было прокрутить в уме дальнейшие события, но сил на это уже не осталось. Как в тумане в голове возникли кадры езды по ночной дороге с дергающимися пятнами света от фар и проносящимися вдоль дороги деревьями, сливающимися в тёмные стены слева и справа. Потом был тыловой городок Свислочь до которого они добрались уже на рассвете и растерянность местного секретаря райисполкома, не понимающему откуда на его голову свалилась такая прорва людей и техники.

Дальше воспоминания стали совсем размытыми. Он куда-то ехал, выбирая места для размещения дивизиона, с кет-то спорил. Слушал как Самойлов наорал на какого-то капитана из пехоты пригрозив тому трибуналом. Или это он сам на него накричал? Впрочем, какая разница. Момент, когда майор их покинул совершенно не запомнился. Вот он был и вот уже капитан Фомин командует единолично.

Три дня муштры и сорванный голос. Калейдоскоп лиц. Мужские, женские. Белые, чёрные. Рыжие. Вездесущий Жук, кстати, рыжий если его окунуть с головой в бочку с водой. Его Леночка.

Тут силы окончательно покинули капитана, и он стал стремительно погружаться в сладостные объятья Морфея.

Видимо недостаточно стремительно.

В дверь немилосердно забарабанили кулаком и раздался звонкий голос старшины Жукова:

— Товарищ капитан, просыпайтесь! Вы просили вас поднять, когда пойдём посты обходить!

8 часов утра. 21 июня 1941 г. Западный Буг окрестности села Гуща.

Паук опять завис перед самым зрачком старлея, провоцируя того на грубость. Как будто знал, скотина восьмиглазая, что старший лейтенант с позывным Зуб сейчас безопаснее куколки. Хочешь ползай по лицу, измазанному какой-то зелёной субстанцией, а хочешь спустись на паутине вниз и поищи добычу среди странных не живых листьев, делающих Зуба похожим на огромную лохматую гусеницу, точнее всё же куколку. Гусеницы вполне себе подвижны в отличие от застывшего живым изваянием старлея.

Зато в маскхалате, да ещё аккуратно прикрытым каким-то колючим кустарником, Зуб совершенно сливался с прибрежным подлеском, перейдя из представителя фауны в разряд если и не минералов, то уж флоры точно.

Изначально позывной у тогда ещё просто лейтенанта Андрея Калинкина был «Жердь», что вполне соответствовало его телосложению. Калинкин уродился высоким, даже, можно сказать длинным, но сухим и жилистым парнем. Но попав в начале Зимней войны к майору Самойлову Андрей получил позывной «Зубр». Чтоб никто не догадался — коротко обосновал своё решение Командир. И никого не колышет, что Монгол похож на монгола, а Казак на казака. Они с Командиром с Халхин-Гола вместе, им можно. А уж «Зубр» как-то само собой сократился до «Зуба». В горячке боя «эр» на конце моментально отлетает.

Вообще, по инструкции старший лейтенант, отвечающий за переход границы несколькими ДРГ на участке 90-го погранотряда, никаким образом не мог оказаться на излучине Западного Буга буквально в десятке метров от разделяющей СССР и Германию реки. Но Командир с его легендарной паранойей был занят всё больше авиацией, Барс тоже метался, разрываясь между двумя базами и противоречивыми приказами из Генштаба, Наркомата, и непоколебимым указаниями Командира «забить на всё» и готовится к войне. Вот и решил Зуб немного отодвинуть инструкцию, повод был как ни крути самый уважительный. Его закадычный друг, с которым судьба свела Андрея на снежных тропках карельского леса, Пашка Башка (первоначально Башкирец, но вы сами понимаете) решил переходить границу именно в этом месте.

Место, надо отметить, было выбрано весьма грамотно. Слева, с нашей стороны к шпоре излучины[105] к берегу прибило ствол дерева, который со временем заилился и стал своеобразным причалом, уходящим метра на три в сторону вражеского берега. На той же стороне наоборот образовалась песчаная отмель и совсем крохотный пятачок пляжа, со всех сторон закрытый от наблюдателя камышом и рогозом. И хотя средняя ширина Западного Буга в этом течении приблизительно составляла 20–25 метров, то группе нужно было преодолеть всего-то метров пять открытой воды. Плюсом служило и то, что берега как с нашей, так и с сопредельной стороны густо поросли лесом, изобиловали старицами и просто заболоченными участками.