— Я склонен согласится с вами, Конрад. Если б они понимали ценность Курта, то любой ценой не дали бы ему застрелить себя.

— Герр майор, смотрите! Они забрали носилки у радиста и кладут на них раненного в грудь! Что он им сказал⁈ Если он раскрыл объекта? Им нужно помешать!

— Успокойтесь, Конрад. Курту уже не поможешь. Это русский аристократ с польскими корнями. Ненавидит большевиков за то, что лишился своих поместий в Прибалтике. Про объект ни он, ни радист не могут знать.

— Почему тогда они так всполошились?

— Думаю, этот аристократ решил обменять возможность выжить на сведения о скором начале Компании.

— И вы так спокойно об этом говорите?

— Вопросы политики далеко превосходят уровень и вашей и моей компетенции, дорогой Конрад. Что может изменить один день? Всё уже предрешено. Мы уже завтра встретимся с этим лесным призраком. Зачем устраивать перестрелку на границе, выдавая себя? Вдруг у них хватит ума задействовать радиста?

Лейтенант Гац промолчал, одновременно выражая своё несогласие и покорность решению старшего по званию.

— Впрочем, если вы настаиваете, дорогой Конрад, давайте обратимся к арбитру. Пусть он решит наш спор. Ты сможешь в него попасть, Гюнтер? — майор обратился к лежащему неподалеку, но не принимающему участия в разговоре, человеку с винтовкой.

— Пятьдесят на пятьдесят. Далековато, река, да и «призрак», как ты его назвал, сливается с травой.

— Решайте, Конрад. Стрелять?

21 июня 1941 г. 18:24. 8 километров северо-западнее Волоколамска, аэродром Особого Авиационного Корпуса (ОАК)

Капитан Иван Долгих сидел в кабине истребителя Пе-3 (бывший ВИ-100 модернизированный) с номером один и собственным именем «Змей Горыныч». Чуть подальше на взлётке стояла пешка с номером два, получившая имя «Цербер». Не трудно догадаться, что объединяет греческого пса и славянскую рептилию одно — служба. И тот и другой стерегут проход в царство мёртвых.

Так что имена более чем уместны, эти две машины, можно сказать заново воссозданные на базе высотного истребителя Петлякова, собранные практически вручную, являются единственными советскими перехватчиками с реальным потолком боя более 12 километров. И призваны защитить столицу от высотных самолетов противника.

Четыре истребителя, ладно, два только в перспективе, вот и вся эскадрилья под началом капитана Долгих. Капля не то, что в ПВО Москвы, а даже в своём корпусе. Величина, можно сказать, равная погрешности. Ан нет. Штучный товар. Элита элит, как говорит майор Самойлов. А майор Самойлов не просто майор. Майор Самойлов — это имя! Иван так до конца и не понял кто он. Разведчик? Лётчик? Авиаконструктор? Учёный?

В ОАК вообще мало чего простого, взять хоть комкора — дважды героя Советского Союза генерал-майора авиации Грицевца. Хоть остальных командиров полков. Сплошь герои и легенды советской авиации. И капитан Долгих командир двух самолётов, восьми лётчиков и сорока четырёх техников (людей-то сразу набрали на все четыре штуки). А не шутят, не подкалывают. Всерьёз считают за равного. Потому что понимают, то, что могут его «злыдни» больше никто не сможет.

От ВИ-100 в машинах осталось, конечно, не мало. Прежде всего: моторы М-105, планер, герметичная кабина, два турбокомпрессора, основные системы, запредельная электрофикация. Но и переработали машину качественно. Основное: доработали моторы, увеличили площадь крыльев, нарастили кили и ещё больше увеличили угол стреловидности консолей, поставили экспериментальные четырёхлопастные винты ЦАГИ 3 С MB-14[106], убрали гермокабину стрелка, соответственно зашили верхний люк, убрали остальные пушки и пулемёты, тоже всё зашили, отполировали. Переделали внешние бомбовые подвесы на направляющие для реактивных снарядов большого калибра. Поставили двойное остекление, как на высотном бомбардировщике прототипе БОК-15[107]. Оттуда же позаимствовали многочисленные улучшения для гермокабины: влагопоглотители, система подачи кислорода, система поглощения углекислоты и влаги (кабинный воздух прогонялся при помощи центробежного вентилятора через химические поглотители). Одели пилотов в скафандры с электроподогревом, на случай разгерметизации кабины.

Для увеличения максимальной высоты полёта основное вооружение самолётов решили сделать модульным. На подкрыльевые направляющие могли быть установлены по два реактивные снаряды 82-мм на крыло. В вот в достаточно большое пространство, оставшееся внутри фюзеляжа смонтировано устройство барабанного типа позволяющее выпускать четыре уже 132-мм реактивных снаряда. Альтернативой был модуль из спаренной 20-мм пушки ШВАК с боезапасом 400 выстрелов на ствол.

Реактивные снаряды были также оригинальной конструкции и можно сказать ручной выделки. В отличие от стандартных снарядов, высотные имели головку без насечек и осколочно-фугасную боевую часть с ГПЭ (готовые поражающие элементы). Так же в БЧ использовалась какая-то особо мощная и секретная смесь Ледина. Нужно ли говорить, что все снаряды проходили строжайший весовой и визуальный контроль.

По идее комэск не должен был находиться в кабине. Но, во-первых, штатный пилот получил ранение (ожог мягких тканей левой ягодицы). И ничего смешного в этом нет. Металлическая пластина накаливания в скафандре слишком сильно нагрелась. Теперь эти пластины обмазаны какой-то керамической глиной и скафандры стали гораздо безопаснее, но за знания приходится платить, иногда травмами и кровью, а иногда и жизнями. Во-вторых, программа испытаний скомкана и утрамбована до нельзя. Сегодня вот нужно и на 13 000 забраться и провести стрельбы боевыми 132-мм реактивными снарядами. Зная какой труд вложен в каждую единицу боеприпасов, жалко до одури. А куда деваться, без боевых-то стрельб? Вот и не смог Иван Долгих побороть искушение самому подменить выбывшего пилота. Опыта у него чуть-чуть, но побольше чем у других.

Капитан сидел в кабине уже более получаса, разрешение на взлёт он должен был получить ещё 25 минут назад, но на КП чего-то телились. Хотя это же 21 июня. Все в корпусе знали, что по прогнозам майора Самойлова завтра начнется война. Кто-то втихаря крутил у виска, кто-то хмурился, но нервозность медленно и верно передалась всем. Кроме дежурной эскадрильи, корпус отдыхал. Учебных полётов сегодня не планировалось, учеба на земле была сведена к минимуму. Больше половины личного состава получили увольнительные. Те, кто имел родственников в Москве или недалеко от аэродрома, получили возможность своим ходом навестить их и вернуться до 22:00. Кто не имел, отправились организованными группами на экскурсии в музеи, театры и кино Москвы.

А занятому на испытаниях Долгих, из столицы привезли жену с дочкой. Иван, наверное, несколько минут только рот открывал, не зная, что сказать от удивления. Конечно, его как и остальных командиров полков зовут на все совещания. Но и понимание иметь надо, взять, например, командира «Фениксов» Героя Советского Союза Митрофана Петровича Ногу, майора и аса и его — недавно получившего капитанское звание Ивана Кузьмича Долгих. Чувствуете разницу? А вот проявили заботу, побеспокоились, после такого как на крыльях летаешь. Так и думаешь какой подвиг совершить чтоб оправдать доверие.

Хотя, дорожка, которая привела Ивана в это кресло знамо откуда началась. С той взлётной полосы Кузнечиков, где он, майор Самойлов и нынешний начальник ГАУ ВВС Яков Смушкевич заступили дорогу тогдашнему начальнику ГАУ генерал-лейтенанту авиации Павлу Васильевичу Рычагову и его свите. Ну заступили-то, конечно, товарищ Смушкевич с товарищем майором, а его не иначе какое лихо подтолкнуло. Правильно товарищ Самойлов сказал — дурак. И Оленька потом сказала — какой же ты у меня правильный дурачок. И обняла.

После того как всё начальство разъехалось, очень вовремя приехал комдив 28-й САД полковник Булавин и вызвал Ивана Долгих к себе. Да так ничего ему и не сказал, позыркал-позыркал, очами грозно поводил из-под бровей и только рукой махнул, иди мол. Правильно, а что тут скажешь, если не ясно, чья возьмёт. Вот когда решат в Кремле, а то, что Долгих за Смушкевича во всю ивановскую нарисовался, так это даже сержант Кривошеев, наверное, понял.