Так лейтенант Лернер в числе десятка других кандидатов в летнабы впервые поднялся в воздух. Оказалось, видит Владимир минимум в полтора раза лучше, чем обычный человек с просто хорошим зрением. Судьба его, приказом командующего СФ, была решена.

Повезло. На масляное пятно от самолёта они наткнулись практически сразу. Хотя, как повезло, Дьяконов, например, ничего не видел пока вертолёт не опустился до высоты десяти метров, да ещё летнаб указывал рукой куда смотреть надо.

— Владимир, етить! Как ты разглядел то?

— А гребни у волн показались другой формы немного.

— Чтоб тебя, чёрт глазастый. Самолета то нет.

— Ботнару успел сказать, они МиГ испытывали. Нужно лодку искать. Поднимись чуток и давай спираль тогда.

— Понял. Исполняю.

— Хотя нет! Его если сносит, то к берегу. Давай на средней пару километров по ветру глянем вначале.

— Добро! — Дьяконов потянул ручку «шаг-газ» вверх и вертолёт плавно поднимаясь по широкой «змейке» полетел к берегу.

— Кажись, пропустили — через несколько минут был вынужден констатировать очевидное лейтенант Лернер.

— Похоже. Держись, разворачиваюсь.

— Давай, Ильич, пошире полосу возьмём!

— Хорошо! Может высоту поменять?

— Не. И так нормально. А вот ремни как прилетим я попрошу сделать пошире.

Из-за спешки конструкция вертолёта задумывавшегося, как наблюдатель и эвакуатор была не до конца продумана. Для эвакуации людей без посадки была сконструирована специальная лебёдка с электроприводом, выдвижной стрелой и системой ремней, фиксирующей поднимаемого. Да плюс на борту находился хороший набор медицинских средств, начиная от бинтов и заканчивая морфием. А вот наблюдателю специальное место не полагалось. Ему приходилось довольствоваться одним из иллюминаторов. Естественно, при таком положении дел, смотреть он мог только в одну сторону от вертолёта.

Промучившись пару вылетов, и постоянно пытаясь смотреть через плечо пилота, Лернер предложил радикально усовершенствовать конструкцию аппарата. Усовершенствование заключалось в том, что прямо к потолку кабины шурупами были присобачены две ременные петли. Теперь наблюдатель мог просунуть туда руки и смотреть на море нависая над пилотом немного правее и не придавливая его при этом к приборной доске. По русской традиции об удобстве человека, конечно, задумывались, но отложили это дело «на завтра», справедливо рассудив, что наблюдатель вполне способен и немного потерпеть для пользы дела.

— Стой! Вправо! — вроде бы не громко сказал Лернер, тем не менее, заставляя пилота вздрогнуть.

Даже не стараясь что-то рассмотреть самому, Дьяконов плавно развернул машину в указанном направление. Если во время испытательных полётов пилот это царь и бог, то сейчас капитан с некоторым удивлением и даже самоиронией чувствовал себя кем-то вроде простого извозчика, хоть и воздушного.

Ещё вначале совместных полётов они с лейтенантом разговорились на тему, как лучше смотреть на море и оказалось, что делают они это несколько по-разному. Дьяконов фокусирует взгляд на одной точке и старается этим фокусом, как бы пробежаться по всему видимому пространство. Так в общем-то делают почти все. А вот Владимир Лернер смотрел на мир, по крайней мере во время поиска, несколько по-другому. Он, наоборот, не фокусировался на одной точке, а схватывал всю картину целиком. И ждал появления моментов нарушающих гармонию.

— Понимаешь, — пытался он объяснить Дьяконову, — волны конечно все разные. Ветер, приливы-отливы, течения всякие, но если не рассматривать каждую волну отдельно, то можно заметить все они подчинены одному ритму. А вот если скажем перископ из воды выглянет, то в этом месте сразу будет завихрение и от него начнёт расходится дорожка, её сразу видно. Или вот кит или подлодка их то же сразу видно — тёмное пятно, скользящее под водой.

Гармония не гармония не важно, в итоге решил для себя Дьяконов, главное результат. А результат Лернер выдавал будь здоров. Одним словом, нашёл человек своё призвание или призвание нашло своего человека.

— Что там?

— Кажись лодка!

— Снижаюсь.

— Добро.

Вертолёту пришлось сожрать ещё не меньше пятиста метров пространства, прежде чем Дьяконов наконец-то разглядел тёмный овал резиновой лодки между волнами.

— Спускаюсь до десяти. Будет болтать!

«Епрст! А сейчас типа нет?» — подумал лейтенант, стараясь не сильно клацать зубами.

— А мы сможем его поднять? Что-то ветер мне не нравиться.

— А куда мы нахрен денемся с воздушной лодки? — попытался скаламбурить пилот.

На самом деле Дьяконов со всё большей тревогой прислушивался к тому, как ведёт себя вертолёт. Судя по всему, ветер поднялся до 5-ти баллов и всё крепчал, а чем ниже машина будет опускаться к воде, тем более хаотичным будет движение воздушных потоков. Аппарат же попросту недостаточно тяжёлый, а движок недостаточно мощный, чтобы безопасно работать на таких сверхмалых высотах. Никакое мастерство не спасёт, если во время висения в бок или хвост ударит шквал со скоростью этак метров пятнадцать в секунду. А опускаться придётся к самым волнам, иначе канат со спасательной «сбруей» просто снесёт ветром, и хрен получится подвести его точно к лодке. А ещё не известно в каком состоянии находится сам лётчик и находится ли он вообще в лодке.

Низко опустив нос вертолёт прошёл буквально в десятке метров над лодкой и с набором высоты отвалил в сторону берега.

— Видел? Что делать будем? — зло бросил за спину пилот, закладывая машину в циркуляцию.

Что именно имел в виду Дьяконов можно было не уточнять. Будь пилот в нормальном состояние, то он если бы и не прыгал от радости, что его обнаружили, то уж как-то отреагировать на громыхающую и гонящую на него вал водяных брызг стальную махину должен был. И уж никак бы не лежал на дне лодки безжизненным тёмным мешком.

На секунду у Лернера промелькнула подленькая мысль, что лучше бы они нашли пустую лодку. Тогда стало бы ясно, что пилота спасти не удалось, и можно лететь домой за наказанием. Или даже кружить над морем до выработки горючего, чтоб уж совсем со спокойной совестью.

— Я спущусь.

— Сдурел, лейтенант⁈

— Справлюсь. Тренировались. Специально же на такой случай у тебя управление лебёдкой в кабине продублировано.

— Тренировались в штиль. А сейчас гляди волны какие. У нас не крейсер. Сам чувствуешь, как болтает.

— Или я спущусь, или полетели домой.

— Япона мама! Чтоб тебя коромыслом поперёк! Сбрую же снесёт ветром. Как я буду наводиться? Только тебя утоплю!

— Спустись пониже!

— Куда ниже! У меня вертолёт, а не подводная лодка.

— Ильич, так и ты не пальцем деланный. Справишься. Вон, самого товарища Сталина говоришь возил.

— Не говорю, а так оно и было. У кого хочешь спроси, все видели.

— Всё, всё, молчу, — непроизвольно улыбнулся Лейнер, поднимая руки ладонями вперёд, — сдаюсь!

Когда Дьяконов, знакомясь с местными командирами, упомянул в разговоре, что на его «Стрекозе» летал сам товарищ Сталин, присутствующие только рассмеялись — «На этой "ошибке авиации» то? Капитан тогда в запале предложил спросить хоть у начальника генштаба Жукова, хоть у генерал-лейтенанта авиации Смушкевича, хоть у наркома внутренних дел Берии.

— Павел Григорьевич, не сочти за труд, сходи на телефонный узел. Позвони в Генштаб, пусть позовут к телефону товарища Жукова, — давясь смехом, попросил кап-два Иванов, совсем молоденького мичмана Битова.

— До Генштаба хрен дозвонишься. Звони, Павел, сразу в наркомат внутренних дел. Пусть, товарищ Берия, нам всё подробно обскажет, — подхватил седоусый ветеран флота, капитан третьего ранга Матусевич.

До сих пор все лётчики и моряки Мурманской области покатывались со смеху вспоминая этот эпизод. Впрочем, Дьяконов повёл себя правильно, сам не выдержал и рассмеялся вместе со всеми. Признал, что хватанул лишку и предложил обратиться к находящимся в Мурманске конструктору Милю и занимающемуся двигателем вертолёта инженеру Карпову.