— Есть. Как я его сажать то буду?

Генерал осмотрелся по сторонам и склонил голову поближе в Ивану:

— Стрельни первыми двумя ракетами по курсу, если испугается и начнёт снижение — хорошо. Нет, так бей на поражение.

— Сильно я сомневаюсь, что испугается, товарищ генерал.

— Ты это, Иван Кузьмич, главное не упусти его. А там на высоте ты хозяин. Действуй по обстановке. Главное не упусти.

— Понял, Сергей Иванович! Не сомневайтесь, всё что в наших силах сделаем.

— Добро.

Самолёт упорно набирал высоту, приближаясь к отметке в десять тысяч метров, а вот эмоции его пилота были в полном раздрае, капитана Долгих бросало то в жерло обжигающего стыда, то к ледяным пикам презрения. Иван, считавший себя до сей поры смелым человеком, вдруг повёл себя как последний трус. Сидел в кабине в ожидание решения товарища Сталина и малодушно колебался. А сказать совсем уж на чистоту, где-то в самой глубине души, хотел, чтобы сбивать немецкий самолёт ему запретили. Вот так вот. Трус.

— Первый, у меня турбокомпрессор барахлит! — самотерзания Долгих прервал искажённый динамиком голос пилота второго самолёта.

Турбокомпрессор! — Ивана словно нашкодившего котёнка за шиворот, да ещё предварительно макнув головой в студёную воду, выдернуло из душевных терзаний в реальный мир. Да что же это я заладил — трус, трус⁈ Как там комкор не раз говорил: «Трус не тот, кто не боится, а тот, кто страху поддаётся. Страх необходимая составляющая успеха. Иначе шашки наголо и поскакали с голым афедроном на пулемёты».

Словно очнувшись, капитан Долгих с удивлением понял, что пока он предавался мысленному самобичеванию, какая-то часть его разума вполне успешно управляла самолётом и даже отвечала на запросы диспетчера. Понял, что летят они практически над Можайском и до встречи с врагом остались считанные минуты если не секунды. А тут турбокомпрессор! Турбокомпрессор — это высота! Высота — это всё!

— Второй, конкретнее. Приём.

— Начинает немного как бы подвывать, потом звук резко обрывается и такое ощущение пару секунд вообще в холостую молотит, затем всё опять нормально. Приём.

— Чёрт, — не смог сдержаться Иван, — принял. Держи позицию, обо всех изменениях сразу докладывай. Приём.

— Принял.

Капитан Долгих щёлкнул тумблером переключая канал связи.

— «Первый» — «Замку». Уточните. Приём.

— Принял.

В общем-то боевой вылет не планировался, поэтому позывной диспетчера был, можно сказать традиционным. Традиционным для ОАК. Это пусть остальные-всякие будут «Гнездо», «Волга», «Рубин» и тому подобное. А драконам, грифонам и прочим мантикорам нужен замок. И в лаконичности радиопереговоров был свой, понятный только им, шик. Даже один раз слетав с радиолокационной поддержкой, опытные лётчики проникались, можно сказать, до печёнок.

— Первый. Приём.

— Приём.

— Цель на двенадцати и продолжает набирать, только что прошла Можайск[109]. Скорость двести пятьдесят. Поворачивайте на Кубинку и поднимайтесь до двенадцати. Ровнёхонько ему в хвост зайдёшь. Приём.

— Принял.

Первый истребитель по привычке чуть качнул крыльями привлекая внимание ведомого и заложил пологий вираж, вставая на догонный курс. Сценарий, когда цель идёт непуганой от Варшавы прорабатывался не раз, как самый очевидный и теоретически задача была элементарной. Зайти снизу сзади и выпустить ракеты или снаряды в упор. Всё. Второй самолёт вообще для подстраховки.

Теоретически да. Легко. А практически? Первое и, наверное, самое главное чудовищный груз ответственности. Иван просто физически ощущал, как виски сдавливает стальной обруч и казалось передаёт давление прямо в мозг. Хотелось заорать благим матом и отжать ручку от себя, бросая самолёт в отвесное пике, только бы всё скорее прекратилось. Хорошо, что сознание всё же было ясное и капитан вполне себе осознавал бредовость идеи.

«Только попробуйте мне там накосячить, улитки косорукие, я вас сразу заживо репрессирую» вспомнилась фраза одного из командиров охраны, которой он напутствовал уходящих в увольнительную подчинённых и стало чутка как-то полегче. От старлея охраны мысль метнулась к Самойлову, а от него к жене — Оленьке. И как покрывалом спокойствия накрыло. Я сделаю всё что смогу. И немного больше. Если Горыныч не подведёт, то тараном, но собью эту суку. А нет — так нет. Не расстреляют же меня там внизу.

Вторая проблема, это турбокомпрессор «Цербера». На душе заскребли кошки от нехорошего предчувствия. Если он на десяти сбоит то, что будет на два-три километра выше? И главное, а его компрессора как? Не подведут? Иван прислушался, но все звуки были «штатными». Сквозь ровный гул мотора было слышно, как на более высоких нотах так же уверенно и монотонно подвывает турбина, сообщая, что в её железных потрохах всё отлично. Пока отлично — не дал усыпить свою бдительность Иван.

И третья проблема, которую капитан Долгих считал не критической, но тем не менее важной. Так как изначально полёт предполагался учебный и одним из пунктов была проверка лётных характеристик реактивных снарядов, то на дистанционных взрывателях ракет была выставлена дистанция в 500 метров. То есть чтобы РСы взорвались рядом с целью стрелять нужно будет с пятиста метров.

Палить с такой дистанции из пушек это только за зря тратить боеприпасы. Но оружейники клялись, что радиус зоны поражения 132-мм РСов из-за применения ГПЭ (готовых поражающих элементов) более двадцати метров. Самолёт не танк и поражающие элементы просто прошьют его насквозь. Если так прикинуть — стреляя на 500 метров залпом из четырёх ракет промахнуться на сотню, это надо сильно постараться. Так что за ракеты Иван хоть и переживал, но умеренно. Если никто нигде не накосячил, то всё пройдёт штатно. Должно пройти. Да и ракет не одна, а четыре. Да ещё четыре восьмидесятидвух миллиметровки. Те поди тоже метров на 50 всё выкосят.

Капитан Долгих всё же смог настроить себя на правильную волну и одиннадцать тысяч он преодолел уже полностью сосредоточенным. Только позволил себе оставить фоном приятную мысль, как хорошо будет пройтись с Оленькой под ручку, сверкая новеньким орденом на груди.

А потом жизнь начала вносить в этот элементарный план свои коррективы.

— «Второй» — «первому»! Приём!

— «Первый» слушает. Приём.

— Компрессор сдох! Теряю высоту! Первый, что делать⁈ — в интонациях второго пилота без труда читалась еле сдерживаемая паника. Казалось, он сейчас просто сорвётся в крик.

— Терещенко, немедленно прекратить истерику!.. Это, во-первых. Приём.

— Извини, капитан. Мы снижаемся. Быстро. Приём.

— Успокоился? Приём.

— Да. Приём.

— Стабилизируй полёт и продолжай лететь за мной на той высоте на какой окажешься. И вот ещё что… Отстрели эрэсы из-под крыльев. Приём.

— Зачем? Они же по семь кэгэ всего? Приём.

— Да умники из КБ говорили, что сопротивление воздуха создают и какие-то там завихрения нехорошие. Пусть не большое, но тебе сейчас каждое лыко, как говориться. Приём.

— Принял. Исполняю.

Капитан Долгих в очередной раз переключился на диспетчера.

— «Первый» — «Замку». Высота цели? Приём.

— Тринадцать тысяч. Стабильна. Приём.

— Принял.

К сожалению, отказом турбокомпрессора на втором истребители неприятности не ограничились. Увы характеристики радиолокационной станции ПВО Москвы РУС-2 «Редут» значительно уступали ФРС доктора Ивлева. А главное намного хуже было отработано взаимодействие в цепочке оператор РЛС — диспетчер аэродрома — пилот.

Когда два всплеска на экране индикаторного устройства слились в один оператор «Редута» сделал наполовину верный вывод — самолёты находятся очень близко, а значит пилот истребителя видит цель. Ему и в голову не пришло доложить диспетчеру, выполнявшему роль связующего звена между РЛС и пилотами, о том, что охотники уже догнали дичь.

А вот капитан Долгих ждал от диспетчера информации какое расстояние осталось до цели. И считал, что раз её не поступало, то и от немцев он достаточно далеко. К тому же и так тяжёлый полёт, практически по приборам, осложнялся и проблемы с турбокомпрессором на втором самолёте и осознанием степени оказанного ему доверия и соответственно ответственности. Не удивительно, что осматривать ещё и окружающее воздушное пространство постоянно Долгих просто физически не успевал. Лишь урывками бросал взгляд по сторонам на вбитых в подкорку истребителя рефлексах.