Юля машет руками, в моменте напоминая городскую сумасшедшую.
А потом просто разворачивается и уходит - шатаясь на нетверды ногах, медленно растворяется в темноте. Куда - непонятно.
Я смотрю ей вслед, и во мне нет ни злости, ни торжества.
Только странная грусть, что все в конечном итоге закончилось вот так.
Или еще не закончилась?
Моя квартира больше не похожа на убежище. Она превратилась в камеру пыток, где стены давят, а тишина кричит и бьется в истерике. Я хожу из угла в угол, от стены к стене, как призрак. Не могу найти себе место или, может не хочу, потому что чувствую себя молекулой, которая живет только пока двигается.
В голове - непрекращающийся мучительный гул. Жуткая мешанина из слов Форварда, угроз Резника, моих собственных мыслей - все смешалось, течет по моим венам и жалит сердце, как смертельная инъекция, от которой я должна была сдохнуть через минуту, но почему-то до сих пор жива.
Я знаю, что собираюсь поступить правильно.
Приговор вынесен, я сама себе - палач и судья судья.
Но как привести его в исполнение?
Разорвать все по телефону? Сказать ему, что все кончено, глядя в пустоту, в бездушный динамик? Господи, нет. Только не так, даже если бы морально это был бы самый легкий вариант для меня.
Ждать, пока он вернется? Но это будет только через неделю, а это целая вечность.
Вечность лжи и притворства, семь дней обмана, когда мне придется делать вид, что все… хорошо. Отвечать на его сообщения, полные тепла и пошлых шуток. Смеяться в ответ, зная, что я уже морально с ним рассталась. Что я уже его предала.
Я не смогу, господи.
Каждый его нежный смайлик, каждое хриплое «Би…» в голосовом сообщении… Я просто не выдержу - сдамся и все испорчу, потому что вопреки голосу разума, буду пытаться искать оправдание, почему его будущее - менее важно, чем мое.
В голове звенят слова Форварда о том, что Слава не остановится, если хотя бы на секунду усомнится в правдивости моих слов. Он должен увидеть мое лицо, мою игру в холодную карьеристку, которая никогда не поставит личную жизнь выше своих собственных успехов. Только тогда он поверит. И возненавидит меня достаточно сильно, чтобы исчезнуть из моей жизни. Я надеюсь.
Мы должны посмотреть друг другу в глаза, даже если эти глаза будут всего лишь пикселями на экране.
Видеозвонок кажется единственно правильным решением. Даже если это тоже просто другая вариация трусливому прощанию онлайн. Но… боже, я просто не переживу, не смогу, обязательно все испорчу, если он будет стоять рядом. Если подойдет, обнимет, поцелуе. Рядом с ним куда-то девается вся моя внутренняя сила и остается только слабачка Майя, которой очень хочется, чтобы ее носили на ручках, баловали и залюбливали до умопомрачения.
Остается только дождаться ночи, еще несколько часов, когда мой мир крепко уснет, а ее встретит первые лучи солнца.
Я смотрю на часы, и каждая отсчитанная секунда капает на мои нервы, как яд.
Чтобы не сойти с ума, начинаю придумывать, как лучше поставить телефон, как будто от угла и картинки на фоне что-то в этой ситуации может стать легче и правильнее. Пытаюсь установить его на стопку журналов, но он все время сползает. Приношу из кухни вазу, но телефон все время «проваливается» в острые грани на ее поверхности. Иду к гардеробной, хватаю первое, что подвернется под руку, и только когда получается устроить телефон устойчиво, вдруг замечаю, что это - подаренный славой розовый плюшевый паук.
Сердце взрывается от боли.
Кажется, еще немного, и грудная клетка лопнет ребрами наружу. Трусливо обхватываю себя руками, так сильно, что приходится выдохнуть остатки воздуха из легких. Сижу так несколько минут, раскачиваясь из стороны в сторону, как пациента психбольницы. Но каким-то образом это работает - наверное, не просто так они в самом деле превращаются в неваляшек, пытаясь успокоить внутреннее цунами. Как будто моя психика, наконец, поняла, что дела плохи и самое время активировать защитный протокол. Постепенно, минута за минутой, эмоции отступают, покрываются толстой коркой льда. То, что еще несколько минут назад орало и выло от боли, превращается в выжженную ядерной бомбардировкой пустыню - ничего не растет, не живет и не дышит. Ничего не чувствует.
Страха и боли просто нет.
Но и любви - тоже.
Остается только кристальный, звенящий холод. Как в соляной пещере, где единственное «живое» существо - только твое собственное эхо.
Я убираю паука, отношу его назад и без зазрения совести прячу в коробку из-под обуви. Кажется, нарочно не фиксируюсь на ее опознавательных знаках, чтобы не помнить и не искать. Просто заталкиваю на самую верхнюю полку, в компанию к елочным украшениям, которые не достаю уже несколько лет, потому что наряжать елку мне не для кого.
На этот раз телефон занимает правильное положение с первого раза - не криво и устойчиво, просто с опорой на чашку с моим недопитым кофе.
Нажимаю на кнопку вызова, включаю громкую связь. Длинные протяжные гудки действуют на нервы - неужели так трудно ответить сразу?! Хотя на самом деле в глубине души я надеюсь, что он не ответит. Что он просто спит или еще что-нибудь. Что, возможно, это он меня бросит по множеству причин, одна из которых может спать с ним на соседней подушке. Что где-то там, за тысячи километров от меня, он смотрит на красотку-блондинку - и понимает, что я была просто ошибкой…
Но когда лицо Славы все-таки появляется на экране, я оказываюсь совершенно к этому не готова и на мгновение у меня перехватывает дух. Он лежит в кровати, растрепанный, заспанный, без футболки. Свет утреннего сингапурского солнца падает на его плечо, скользит по татуировкам и спутанным волосам, которые он, смазанными сонными движениями, пытается как-то причесать пятерней. Слава щурится, улыбается той самой особенной, кривоватой улыбкой, от которой на моем закованном в лед сердце появляется первая предательская трещина.
— Биии… - После сна его голос звучит еще более хрипло и очень интимно. - Привет. Ты не представляешь, как я рад тебя видеть.
Он тянется за голову, поправляет подушку, и тонкое покрывало тут же сползает ниже, открывая его грудь и живот. Я смотрю на шрамы, переплетенные с чернилами, и чтобы не завыть, до боли вонзаю ногти себе в колено.
— Нам нужно поговорить, Слав, - сразу перехожу к делу, понимая, что на долго моей брони не хватит. Что единственная возможность довести начатое до конца - сделать это быстро. Мой голос звучит ровно и четко, как у диктора новостей.
Улыбка Дубровского медленно тает. Он садится в кровати и хмурится, всматриваясь в мое лицо на экране.
— Что-то случилось? - Он все еще пытается шутить, но в серебряных глазах уже появляется тревога. - Выглядишь как будто собираешься объявить мне войну.
— У меня кое-какие… продвижения на работе. Очень неожиданные и очень важные.
— Собираешься похвастаться? У меня в номере нет шампанского, но я могу сгонять за минералкой.
— Нет, не надо! - Мой слишком резкий выпад на простую шутку заставляет Славу еще больше насторожиться.
Вижу, что он собирается забросать меня вопросами, поэтому мысленно даю себе отмашку «пора» и начинаю говорить - быстро, четко, с преувеличенным, почти маниакальным восторгом. Рассказываю про «Синергию». Про масштабы, про перспективы, про то, какой это невероятный шанс для меня. Использую все те слова, которые говорил Форвард-старший, приправляя их своими собственными, еще более пафосными. Я рисую перед ним картину своего головокружительного взлета, фантастического, невероятного триумфа.
Он слушает, и его лицо постепенно меняется. Тревога сменяется недоумением, потом - напряженным ожиданием. Слава как будто чувствует, что за всей этой красивой сладкой глазурью скрывается очень горькая начинка. Он слишком хорошо меня чувствует. Всегда это умел, даже когда мы были просто виртуальными приятелями по книжному клубу.
— Это… очень круто, Би, - говорит он, когда я делаю паузу, чтобы перевести дух. - Я… даже не знаю, что сказать. Ты крутышка. Серьезно. Дашь автограф?
