Орлов сидит в своем кресле, снова курит, бросая на меня лишь мимолетный взгляд.

Выглядит так, будто постарел на двадцать лет за последние двадцать минут. Плечи опущены, а энергия, которая еще пять минут назад заставляла дрожать стены, иссякла.

Он похож на короля, который только что выиграл войну, но потерял в ней всю свою армию.

Я ожидаю, что начнет упрекать или хотя бы задавать неудобные вопросы, но вместо этого, немного подумав – как будто ему тоже нужно набраться сил и на этот разговор – спрашивает, что у меня за личный вопрос к нему.

— Вы же не просто так задержались, - не вопрос, а утверждение. – Хотите получить надбавку за то, что сработали лучше, чем старый дурак?

— Что? Нет, - трясу головой. Слишком энергично, так, что начинает шуметь в ушах. Рассказывать о том, как все это попало мне в руки, тоже нет смысла – на уже свершившуюся казнь это никак не повлияет, а дальше все необходимые веревочки будут распутывать другие, компетентные в таких делах люди. – Но у меня действительно…

Мой голос все-таки предательски дрожит.

Черт, почему, когда я говорила ему об увольнении в первый раз, мне было и в половину не так плохо?

Орлов смотрит на меня. Ждет.

— Я увольняюсь. – Ну вот, сказала.

Он слегка сконфуживается, как будто не понял смысла двух простых слов.

— Я ухожу из NEXOR, - повторяю на всякий случай, но горло все равно предательски першит.

— Это из-за Форварда? Он вас забирает? Все-таки переманил?

— Нет, - качаю головой.

Он что, правда не понимает? Или вся эта история с Резником настолько выбила его из колеи, что действительно не обратил внимания на его слова? Хотя как их можно было не услышать, если этот мудак нарочно орал так громко, чтобы услышали даже стены и, наверняка, секретарша Орлова.

— Вы серьезно собираетесь уйти… сейчас? Майя, да ради бога!

— Кирилл Степанович, то, что Резник… - Набираю в легкие побольше воздуха. – Мы с Дубровским в отношениях. Я ждала вашего возвращения, чтобы объяснить свой уход и написать заявление.

В его глазах снова мелькает усталость. Он как будто надеялся, что если я сама не буду форсировать эту тему, то и сопутствующих с ней проблем удастся избежать.

На минутку это все-таки чешет мое тщеславие.

— Майя, послушайте… - Орлов окончательно переходит на неформальный тон. – Я знаю вас как исключительного профессионала. А сегодня вы доказали, что можете держать руку на пульсе и что вам действительно не все равно.

Я знаю, куда он клонит, поэтому дождавшись паузы, мягко вклиниваю еще одно «нет».

— Резник уже пытался использовать наши отношения для шантажа. После него придет другой. Или просто кто-то когда-то увидит нас вместе, или как-то узнают другие сотрудники. Я не могу позволить, чтобы мои отношения бросали тень на… многих. Слава – уникальный специалист, у него талант и я ни капли не жалею, что чаша весов значимости полностью перевесила в его сторону. – Вижу, что он снова собирается что-то сказать – и добавляю в третий раз, максимально решительно: - Это мое взвешенное, осознанное и окончательное решение.

Орлов тянется за очередной сигаретой, подходит к окну, стараясь дымить не в мою сторону. Отражение в стекле выглядит раздосадованным. Он явно борется с желанием высказать все, что думает о моем этом «взвешенном решении» не стесняясь в выражениях.

— Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? – Переходит на «ты» - впервые за все время, что мы работаем. И от этого мне почему-то еще горше. - Понимаешь, от чего отказываешься?

Я молчу, прекрасно зная, что отказываюсь от всего.

— Я сидел здесь, - продолжает он, перемежая слова рваными глубокими затяжками, - смотрела на эту мразь и думал только о том, что чертовски устал. Что вместо того, чтобы все время думать о том, как удержать все на плаву, хочу на рыбалку. Что мне нужен кто-то, кто сможет держать все под контролем, на кого можно переложить часть обязанностей и знать, что ничего не загнется, если я пропаду со связи на несколько дней. Майя, ты же знаешь, что как никто годишься в кресло генерального – я сказал это тогда и повторяю сейчас. Все остальные вопросы… вероятно, в той или иной степени решаемы.

Мне так больно, что приходится закусить губу, чтобы не разреветься – хороша я буду, если после бравады стальной леди начну громко сморкать в рукав.

Я шла в эту точку всю свою жизнь.

Именно сюда, в это кресло.

И я, блин, знаю, что действительно готова. Что это уже не намеки, а озвученное в лоб предложение занять кресло генерального директора одной из самых крупных автокомпаний страны. Достаточно протянуть руку – и взять. Орлов подпишет приказ о назначении хоть сегодня, без всяких дополнительных собеседований с остальными собственниками, потому что в этих вопросах рулит он.

Призрак голодной, амбициозной Майи поднимает голову и соблазнительно, как змей в райском саду, шепчет: «Бери! Это твое! Ты заслужила!».

Но я продолжаю упрямо качать головой.

— Кирилл Степанович, это… жестоко, - усмехаюсь, чтобы разбавить налет трагичности. – Предлагаете морковку беззубой овечке.

— Так останься, черт тебя дери! – рявкает, выходя из себя. – Не дай этому… разрушить твои мечты!

Он не озвучивает имя, но речь, конечно, о Славе.

И меня это как-то сразу успокаивает, потому что у нас с Дубровским уже одна гардеробная, зубные щетки в общем стаканчике и мои простыни на его кровати. Точнее, теперь уже нашей.

Ну и маленький инженерный план, как соединить две наших квартиры в одну, над которым Слава уже изо всех сил работает.

— Он не разрушает, - я вытираю все-таки проступившие слезы тыльной стороной ладони, и шмыгаю как девчонка. – Он помогает понять, без чего я не готова двигаться дальше.

Орлов еще несколько долгих секунд смотрит на меня с напряжением. Как будто после всех моих «нет» я передумаю, если на меня смотреть достаточно долго и пристально.

— Можно мне… - я киваю на его стол. – Лист бумаги? И ручку?

У меня в столе лежит давно написанное заявление. Но я решаю, что проще и правильнее будет написать новое. А может безопаснее, потому что кто знает, в самом деле. Не передумаю ли я, если выйду за пределы кабинета.

Орлов дает мне не только бумагу и ручку, но и уступает свой стол.

Точно знает, чем меня дёрнуть в последний раз.

Моя рука не дрожит. Я пишу. Быстро, четко, без помарок. «Прошу уволить меня по собственному желанию…». Ставлю дату. Сегодняшнюю. Ставлю подпись.

Решение принято. Боль – это просто… цена. Цена за то, чтобы снова быть счастливой.

Оставляю заявление лежать прямо в центре его стола. Бросаю последний взгляд, почему-то переживая не за то, что поставлена окончательная точка, а не наделала ли я помарок – писала быстро, могла… просто механически.

— Спасибо за все, что вы для меня сделали, Кирилл Семенович, - улыбаюсь, потому что отчасти этот человек преподал мне примерно такое же количество уроков, как и Форвард. Если бы не те его слова на презентации, воевать с Резником мне было бы намного сложнее.

Он смотрит на лист бумаги. Потом — на меня.

— Я правда не знаю, существует ли тебе адекватная замена, Майя, - грустно улыбается.

— Я постараюсь вам ее найти.

Разворачиваюсь. И иду к двери.

Мне… тяжело – не каждый день уходишь от своей мечты и всего, на что потратит, фактически всю жизнь. Но впереди обязательно будет что-то другое.

[1] Tête de Moine – сорт швейцарского сыра, чья корочка зачастую имеет специфический аромат и называется «вонючей головой монаха»

— Это что-то очень важное, да? – Из недр моей кладовой Слава вытаскивает последний самый большой ящик. - «Набор юного химика»?

Я на секунду хмурюсь, пытаясь вспомнить, что там может быть. Боже, только недавно перевезла вещи, но в моменте полностью теряюсь. Но это точно не наборы для лабораторных экспериментов в домашних условиях и не микроскоп – у меня такого в жизни не было.