— Мы почти не разговаривали в последнее время, - смотрит прямо перед собой, затягивается, выпускает дым в лобовое стекло. - Это стало просто невыносимо, Пчелка. Бесконечные упреки, обвинения, истерики. Я просто… блять, просто не мог долго находиться рядом больше пяти минут. Сбегал, чтобы не натворить дел. А может, нужно было… не знаю. Быть внимательнее? Упустил момент, когда ей нужна была… поддержка?

Он винит себя. И от этого мне становится еще хуже.

— Саш, прекрати, - подумав секунду. Кладу свою ладонь поверх его, той, которой сжимает руль. - Она взрослый человек. Это был ее выбор.

Сашка кивает, но я вижу, что мои слова его не убедили.

Мы выходим из машины. Он провожает меня до подъезда. Мы стоим под тусклым светом фонаря, и я не знаю, что сказать.

— Спасибо, — говорит он. — За все.

— Не за что, — отвечаю я.

Он делает шаг вперед и обнимает меня. Крепко, почти отчаянно. Я утыкаюсь носом в его плечо, вдыхая знакомый, родной запах. И на мгновение мне кажется, что все как раньше. Что мы все еще вместе.

Но это лишь иллюзия.

— Держи меня в курсе, — шепчу я, когда он отстраняется. — Если… если она выйдет на связь.

— Конечно, — он кивает.

Он разворачивается и уходит. Не оглядываясь. Его машина растворяется в ночной темноте, оставляя меня одну.

Наедине с моими мыслями.

И с этим горьким, отравляющим чувством вины.

Я просыпаюсь от вибрации будильника в телефоне на прикроватной тумбочке. Раннее, серое утро пятницы просачивается сквозь жалюзи, но комната все еще погружена в полумрак. Тянусь за телефоном, щурясь от сна, который никак не хочет отступать. Я привыкла вставать рано, но сегодня завела будильник еще на полчаса раньше, чтобы успеть окончательно проснуться, собрать мысли в кучу и на первое в своей жизни «свидание с министрами» прийти во всеоружии, а не как запыхавшаяся школьница.

На экране висит сообщение от Славы. Прислал в час ночи. Я до сих пор не могу привыкнуть к нашей разнице во времени, поддаюсь ревнивому импульсу: А ты почему в такое время - и не спишь?!

Только потом доходит, что он прислал его в шесть утра по своему часовому поясу.

Сердце делает нервный, сонный скачок.

Открываю чат, и у меня перехватывает дыхание.

Дубровский прислал фото: лежа в кровати, в какой-то безликой гостиничной комнате. Снято сверху, так, что видно его торс, покрытый татуировками, сильные руки, одна из которых закинута за голову, и спутанные светлые волосы на белой подушке. На нем — только черные боксеры, и тонкая ткань не в силах скрыть очевидное. Он смотрит прямо в камеру, и в серебряных глазах - такая неприкрытая, ленивая похоть, что я рефлекторно сжимаю колени под покрывалом.

Под фотографией - короткая приписка: «Когда вернусь, Би - тебе хана😇».

Я смотрю на фото, впитываю слова, и чувствую, как жар заливает щеки и шею, затапливает с головой. Жадно, беззастенчиво разглядываю каждый пиксель. Линию его бедер, рельеф пресса, аккуратную дорожку волос, уходящую под резинку белья. Я почти физически ощущаю его запах и тепло, даже вкус его члена на своих губах.

Бегу в душ. Становлюсь под горячие, упругие струи, которые стекают по коже, заставляя ее гореть и покрываться румянцем. Беру телефон, вытираю запотевший экран и включаю камеру. Мои пальцы дрожат. Я делаю снимок. Спиной к зеркалу. Капли воды блестят на моих плечах, на изгибе поясницы, стекают по ягодицам. Я голая. Уязвимая. И в то же время - невероятно смелая.

Я впервые в жизни делаю что-то подобное.

Отправляю ему это фото без единого слова. И тут же выключаю телефон, бросая на пуфик у раковины. Не хочу видеть его ответ. Боюсь. Но одновременно чувствую и пьянящий, острый прилив адреналина, от которого кружится голова. Пока моюсь, растирая мочалкой кожу, воображаю, как он получит мое сообщение. У него сейчас примерно… одиннадцать? Он, наверное, занят? Может, я не вовремя?

Но все равно - ни капли не жалею. Хочу чтобы он знал, что я тоже… очень очень… скучаю.

После такого почти интимного утра, выдернуть себя обратно в реальность - невероятно сложно. Но приходится, потому что сегодняшний день, без преувеличения - настоящий экзамен, к которому я должна быть к нему готова. И как бы грустно это не звучало, но пока в моей голове голый Дубровский со стояком в трусах - моя голова отказывается работать в правильном ритме.

Я выпиваю кофе, сушу волосы, мысленно, как мантру, повторяю: «Думай о работе, Майя!»

Я тщательно, почти ритуально, продумываю свой гардероб. Никаких ярких цветов, никакой легкомысленности, только классика. Выбираю черное платье-карандаш, которое сидит на мне, как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб, но не открывая ничего лишнего. Классические лодочки на высокой, но устойчивой шпильке. И одно-единственное украшение — тонкая золотая цепочка с крошечным бриллиантом - купила его на свои первые серьезные деньги, как символ того, что я могу взять у этой жизни все, и мне для этого совсем не нужно искать «спонсора» .

Придирчиво оцениваю свой вид в зеркале перед выходом.

Отражение мне нравится - из него на меня смотрит уверенная в себе молодая амбициозная карьеристка, готовая, если нужно, отвечать даже на самые каверзные вопросы. В том, что их не избежать - нет никаких сомнений. Как и в том, кто будет их автором.

«Дом с колоннами» встречает меня гулкой, торжественной тишиной. Он не давит, но почти сразу подавляет. Огромные, уходящие ввысь потолки, мраморные полы, натертые до зеркального блеска, тяжелые дубовые двери с позолоченными огромными ручками. На стенах - портреты суровых государственных мужей прошлого, смотрящих на меня с холодным, неодобрительным прищуром. Воздух здесь пахнет не кофе и духами, а старой бумагой, дорогим паркетом и властью.

На проходной меня уже ждут. Молодой человек в безупречном костюме протягивает пластиковую карточку. Я беру пропуск, прохожу через турникет, и его створки захлопываются за моей спиной с тихим, зловещим щелчком. Не то, чтобы я дергалась и испытывала непреодолимое желание сбежать, но ощущения захлопнувшейся клетки - не из приятных.

Меня провожают по бесконечным, гулким коридорам. Мы поднимаемся на лифте, отделанном темным деревом и кожей. Двери открываются - и я как будто попадаю в другой мир. Мир, где говорят вполголоса, каждый шаг выверен, а каждое слово имеет вес.

Зал заседаний почему-то похож на аквариум. Огромный, овальный стол из полированного темного дерева, за которым сидят «акулы» - мужчины разного возраста и мастей, в дорогих, сшитых на заказ костюмах. Заместители министров, руководители госкорпораций, влиятельные бизнесмены. Разговаривают между собой, не обращая на меня никакого внимания. Я для них как будто пустое место - просто красивая молодая женщина, непонятно как здесь оказавшаяся.

Сажусь на указанное мне место, чувствуя себя Алисой, с той лишь оговоркой, что в моем Зазеркалье голову мне могут снести очень даже по-настоящему.

Форвард заходит последним.

Его появление мгновенно гасит все разговоры. Наступает такая абсолютная, звенящая тишина, что я на секунду готова поверить, что оглохла. Он не спешит, и в отличие от остальных - полностью расслаблен: обводит собравшихся пронзительным взглядом и я замечаю, как многие моментально расправляют плечи и вытягиваются, словно на параде. Он здесь как будто дирижер, а все остальные просто либо играют по его партитуре, либо - выметаются. Мысленно отмечаю, что если бы я видела все это до того, как Форвард начал заваливать меня цветами - у меня бы попросту не хватило смелости так нашло его отфутболивать.

Он садится во главе стола. И только потом находит меня взглядом. Смотрит несколько секунд - холодно, даже слегка отстраненно, но все равно - с интересом. А я не могу отделаться от мысли, что несколько часов назад отправила его сыну голое селфи из душа.

Форвард встает, запускает руки в карманы, как будто хочет и дальше поддерживать иллюзию обманчивой расслабленности.