Слава прищуривается и сдвигает крышку.

Что там до меня доходит, когда под ней показывается тяжелый кожаный переплет фотоальбома. Неужели я его взяла? В каждый переезд свято верю, что отвожу его к родителям или на мусорку, но он все равно появляется как по мановению волшебной палочки.

— Это просто… - Наклоняюсь, чтобы вернуть крышку на место, но Слава прикрывает свое «сокровище» плечом, достает этого здоровенного уродца и начинает перебирать тяжелые картонные листы, красиво оформленные разными лентами, конфетти и плоскими бусами, на которые наклеены мои детские фотографии.

На мой взгляд, слишком пафосно. Да и кто в наше время так заморачивается ради пары десятков фото, которые даже никому не покажешь? Но мама сделала такие для нас с Лилей. Не сомневаюсь, что что-то похожее уже готовит и для Ксении и Андрея.

— Это ты, Би? – Слава широко улыбается, разглядывая фото, на котором мне чуть меньше года и я лежу в чем мать родила на красивом белом покрывале, изображая крайнее недовольство жизнью. – У тебя были щечки!

— Боже, закрой это немедленно! – закатываю глаза, и он снова мягко отводит мою руку.

Слава листает еще несколько страниц, находит мое самое «любимое» фото – в детском саду, где нас фотографировали и у меня на голове (практически безволосой) здоровенный бант, а я реву, как будто меня посадили перед объективом в разгар личной трагедии.

— А что случилось? – Дубровский, мягко закрывает альбом, замечает, что внутри еще несколько штук таких же и, довольно хмыкнув, берет все, поднимаясь на ноги. – Тебя какой-то мелкий пиздюк за косички дергал?

— Покажешь мне потом, где ты там увидел косички, - ворчу просто для дела. – Просто там были игрушки, с которыми мы фотографировались. Я очень хотела с куклой, моей любимой, а ее просто забрали и все, и дали мне… ну, ты сам видел что.

— Реквизит из фильма «Пять ночей с Фредди», - смеется Слава.

Точнее и не скажешь.

В воскресенье в одиннадцать утра мы занимаемся последней фазой «ползучей аннексии» - перетаскиваем из моей квартиры остатки моей жизни. Коробки с фотоальбомами, университетскими конспектами и всяким сентиментальным хламом.

Прошла неделя с тех пор, как я положила заявление на стол Орлова.

Неделя, которую я до сих пор осознаю, как сюрреалистический сон.

Странно, но понадобилось совсем не много времени, чтобы любимая мной башня NEXOR Motors с самым лучшим видом из окна, из моего второго дома, превратилась просто в… место. Шедевр архитектуры из стекла и бетона, и людей, которые с утра толпятся возле кофейных автоматов, а после обеда – возле кулеров с водой. Частью этого механизма я себя больше не ощущаю, скорее – деталью, которую скоро аккуратно выймут и заменят.

Если очень коротко, то практически ничего не изменилось: Резника увела служба безопасности, и хоть он вряд ли сядет в ближайшие месяцы и даже не в СИЗО (экономические преступления – отдельный вид разбирательств, совсем не быстрый). В офисе по этому поводу, конечно, ходят слухи, но в целом служба безопасности держит все под контролем, а копать дальше мне уже не интересно. Как сказал бы Форвард – все прошло в обстановке необходимой благопристойности.

Сам он, кстати, тоже не дает о себе знать, хотя не сказать, чтобы я сильно переживала по этому поводу. Для себя сделала мысленную пометку, что его просьба не удалять телефон, была скорее данью вежливости. Ну и возможно его попыткой держать внутри меня напоминание, как много в меня вложено – и как бездарно я всем этим распорядилась.

Я отрабатываю положенные две недели. Ввожу в курс дела Гречко – Орлов прислушался к моим аргументам и вернул обратно из «ссылки» в другой филиал. Скоро она сядет на мой «трон», но к своему удивлению, я совсем не чувствую ревности. Только облегчение, когда передаю ей пароли, контакты, стратегии, и с каждым отданным файлом чувствую, что поступаю правильно.

И еще бегаю на заседания «Синергии», хотя с Форвардом мы там не пересекаемся (не трудно догадаться, по чьей инициативе). И все чаще ловлю себя на мысли, что вот за всем этим – большими кабинетами, жаркими спорами, стратегиями государственного уровня, важными переговорами и подковерной возней – буду очень, очень скучать. Никак этот феномен для себя самой объяснить не могу – ну где я, а где – большая политика? И здесь меня тоже скоро заменят – Форвард пока не ткнул пальцем в подходящую кандидатуру, поэтому, на всякий случай, Гречко я в эти детали не посвящаю.

Но вся эта офисная и околополитическая жизнь, которая еще месяц назад казалась мне единственно возможной, теперь скорее просто фон. Размытый, нечеткий, как пейзаж за окном скоростного поезда. Потому что настоящая – здесь, в квартире номер девятнадцать, точнее, в квартирах девятнадцать и двадцать.

Вечер пятнциы и субботу мы провели с моими племянниками – Лилька снова сбежала на свидание, а Слава сказал, что одну им меня на растерзание не отдаст. И все прошло чудесно – моя сестра, сияющая, как новая копейка, и заметно посвежевшая, забрала их вчера около десяти, рассыпаясь в благодарностях и попутно строя мне взгляд «Ну что за красавчик!». Выходные прошли… шумно. Квартиру Славы, еще не до конца оправившуюся от завоевания моими баночками и украшениями, взяли штурмом два маленьких варвара: сначала построили форт из диванных подушек, потом залили весь пол кока-колой и на «десерт» устроили маленький потоп в ванной, который мы вовремя ликвидировали.

А Дубровский оказался идеальной нянькой.

У меня в телефоне осталась пара видео, как он, крайне сосредоточенный и немного невыспавшийся, сидит на полу и с абсолютно серьезным видом строит с Ксенией замок из «Лего», попутно объясняя ей основы сопромата.

— Ты вчера был великолепен, - говорю я, забирая у него из рук коробку и ставя ее в коридоре. - Ксения уже решила, что ты - ее новый любимый принц.

— А точно не дракон? - усмехается Слава, притягивая меня к себе. Он босиком, в одних спортивных штанах, домашний, уютный и уже официально мой. – Я Машку растил, так что отработал на ней все приемы воспитания.

— Например?

— Например, «метод кнута и кнута», - смеется он, целуя меня в макушку. — Она была мелкой оторвой. Кусалась.

Мы стоим в общем коридоре, между двумя нашими квартирами – двери в обоих распахнуты настежь. Здесь, на площадке – хаос из коробок, пакетов и какого-то непонятного хлама. Клянусь, я понятия не имею, откуда он взялся! Я никогда не страдала плюшкинством, а тем более совсем недавно переехала, но гора то, что нужно вывезти на мусорку, просто впечатляет.

Господи.

— Ну что, - Слава обнимает меня за талию, прижимая к себе, - последняя коробка переехала. Официально. Ты теперь живешь со мной.

— Похоже на то, - обвиваю его руками за шею, вдыхая запах, без которого теперь не представляю ни одно мое утро.

— Игорь будет через десять минут, - он мимолетно бросает взгляд на часы и целует меня в кончик носа, раздумывая, не стоит ли поцеловать еще.

Игорь - его друг, инженер-архитектор. Мы ждем его, чтобы обсудить самую безумную идею, которая только могла прийти в наши головы - объединить две квартиры.

И на эту тему уже неделю ведем то, что я называю «дебатами», а Дубровский – актом милой агрессии, потому что в итоге – и это совсем не специально – получается, как в той поговорке: «Мы подумали и я решила».

— Пройдемся еще раз по официально утвержденному плану? – заглядываю ему в глаза с самым ангельским выражением лица.

— По твоему плану, - клацает зубами в миллиметре от кончика моего носа. - Сносим к чертовой матери эту стену. — Он кивает на стену между нашими гостиными. — В твоей квартире – зона отдыха. Огромный диван, гигантская плазма, моя аудиосистема. И… библиотека.

Я приподнимаю брови, потому что про библиотеку разговоров не было, но эта идея моментально занимает мою голову.

— А с этого места поподробнее, Дубровский.

— Много полок, несколько вариантов освещения, газовый камин. Пара кресел мешков, чтобы разбавить градус пафоса и… очень большой, очень мягкий ковер из натуральной шерсти. Для… - Серебряные глаза наполняются тем, на что мое тело реагирует моментальным прилипанием к нему. - Ну, ты понимаешь, Би – для чтения.