— Это проект твоего отца, Слава, - наконец, перехожу к дерьму, которое только что так обильно поливала сладкой глазурь. - Мое участие - его протекция.
Тишина. Лицо Славы медленно меняется - сонные, расфокусированные еще минуту назад глаза, превращаются в два темных кусочка ртути.
— Он лично настоял на моей кандидатуре, - наношу следующий удар. И следом - еще один. - Мы будем работать вместе. Это огромная ответственность. И…
— И… что? - Его голос становится жестким.
— Это очень важный шаг в моей жизни. Такие шансы… Ты должен понимать, что такие возможности выпадают только раз в жизни. Я не могу просто взять - и отказаться от всего этого. Никогда себе этого не прощу.
Слава, который несколько секунд назад как будто собирался забросать меня вопросами, молчит, хотя напряженное лицо и плотно сжатые челюсти выдают его мысли с головой. Слабость, которую я все-таки не до конца выкорчевала, вдруг слишком резко подкатывает к горлу, мешая дышать и запрещая говорить. Как будто внутри меня идет непрекращающееся противостояние разума и чувств, и умирающие, почти капитулировавшие чувства, бросили в бой последнее, что у них осталось - маленьких беспомощных диверсантов, способных хотя бы ненадолго заткнуть мне рот.
Но на этот случай у меня тоже кое-что осталось - последнее средство.
Резник - его всплывающее в памяти перекошенное яростью лицо и обещание испортить Славе жизнь. Подлое и гадкое, но абсолютно точно - правдивое.
Я сглатываю, набираю в легкие побольше воздуха и пускаю в ход свое последнее - разрушительное, подлое оружие. Искренние слова Славы, сказанные им в минуту поддержки. А теперь я просто… использую их против него же.
— Помнишь, на смотровой площадке? - Я прохладно улыбаюсь, давая понять, что тот вечер не был чем-то особенным. - Ты говорил, что понимаешь меня. Что если моя мечта - карьера, то я должна идти за ней.
— Би, слушай… давай я вернусь и мы…
— Сейчас тот самый момент, Слава, - мой голос звенит от холода. Удается даже изобразить что-то типа раздражения на то, что он не понимает очевидного. - Я на пороге своего Эвереста. Ты должен меня понять. И отпустить.
— Отпустить? - Он хмурится еще больше, тянется за сигаретой, закуривает. - Что за бред, Би? Ты, блять, серьезно?!
— Абсолютно. - Стараюсь зацепиться взглядом за спинку кровати у него за плечом, за смятый уголок подушки, за что угодно, лишь бы не смотреть на его лицо. На то, как он сжимает губами фильтр. Не дать себе ни единого шанса вспомнить, как я дурею от его поцелуев, и что уже сейчас не представляю, как буду без них жить.
— Мы же можем… мы можем все обсудить. - Дубровский нервно прочесывает пятерней волосы, но они все равно непослушно падают на глаза. - Би, блин, это не проблема. Вообще. Я подожду. Я…
— Нет, - перебиваю. Жестко и безжалостно, потому что не могу позволить ему говорить. Если он продолжит, я просто сломаюсь. От моей ледяной брони уже и так почти ничего не осталось, мне уже сейчас снова так адски больно, что просто отключиться и закончить «нас» на окончательной точкой, а трусливыми многоточиями. - Я уже все решила, Слава. Сейчас я должна полностью сосредоточиться на работе. На двести процентов. Без отвлекающих факторов. Без… романтических увлечений.
— Романтических увлечений?! - В его голосе звучит отчаяние. - Би, я люблю тебя! Я, блять, люблю тебя! Ты для меня важнее любой работы, любого проекта. Ты никакое не романтическое увлечение, Би! Скажи, что мне нужно сделать? Я сделаю, обещаю. Работа, карьера, ок - без проблем. Будем видеться когда у тебя…
— Я тебя не люблю, Слава, - слышу чей-то чужой голос. Даже слегка удивляюсь, откуда в моей запертой на все замки квартире взялась посторонняя женщина. С опозданием, но все же доходит, что это - мой голос. Такой противный, мертвый и покрытый трупными пятнами. - Господи, ты же не серьезно, да? Это же была просто… приятная интрижка.
Мне хочется прикусить собственный язык, так, чтобы брызнула кровь. Отомстить ему. Как будто это не я, а он произносит эти ужасные мерзкие слова.
— Би… Я…
— Мне жаль, что каким-то своим неосторожным поведением, я дала тебе повод думать, что наш… секс, может означать что-то большее. - Пожимаю плечами. Тоже как будто не своими. Меня вообще здесь нет, вот это тело - мертвое и совершенно высохшее, точно не мое. Оно просто функция, которая выполняет свое единственное назначение. - Нам было хорошо вдвоем, и трахаешься ты просто как бог, но это ничего не значит. Не принимай на свой счет - в моей жизни и раньше были мужчины, которые приходили и уходили. Я совершенно не готова к серьезным отношениям в ближайшие годы.
Слава больше не пытается говорить.
Он просто смотрит на меня - и его лицо медленно, но безжалостно «закрывается». Становится гладким, лишенным абсолютно всего. Даже губы становятся жесткими, а мне отчаянно хочется потянуться, дотронуться до него хотя бы кончиками пальцев, даже если это просто экран телефона.
Но я собираю в кулак остатки воли - и просто смотрю, как мои слова медленно-медленно нас убивают: его - там, меня - здесь. Хотя, кажется, я умерла еще до того, как нажала на кнопку вызова.
Тишина становится настолько оглушительной, что я не выдерживаю.
Сил больше не осталось. Еще минута - и я все испорчу. Расплачусь и признаюсь. Разрешу себе проклятый эгоизм, поставлю на кон его жизнь, лишь бы на скору руку залатать разорванное в клочья сердце.
Пора заканчивать, пока моя блестящая актерская игра не превратилась в фиаско.
— Это было… приятно, - бесцветно дергаю плечом. Как будто речь идет о десерте, который, хоть и был вкусным, но ничем особенным не запомнился. - Приятное приключение. Не больше. Я никогда не планировала превращать это во что-то серьезное. Прости.
Я не даю ему ответить. Не могу.
Быстро нажимаю на красную кнопку на экране, «выключая» его лицо.
Выключая все, что делало меня… живой.
Экран гаснет, превращается в черное холодное зеркало.
С глянцевой поверхности на меня смотрит каменная холодная горгулья.
Первые секунды ничего не происходит. Я все еще сижу, прямая, как струна, вцепившись в собственные, исцарапанные в кровь колени.
Лед внутри еще держится, но широкие болезненные трещины стремительно покрываются паутиной маленьких, острых, смертельно ядовитых.
А потом начинается дрожь.
Она зарождается где-то глубоко внутри, в самом центре моей замерзшей сущности. Сначала мелкая и почти незаметная. Я даже не предаю ей значения - беру телефон, чтобы спокойно и методично заблокировать и удалить номер Славы. Не потому что боюсь его навязчивых звонков: я видела его лицо и глаза - с таким лицом люди презирают бывших, а не названивают им посреди ночи, чтобы все вернуть. Это ради себя. Это в себе я не уверена, что смогу прожить без его голоса и сообщений хотя бы один день. Но когда дрожь разрастается, охватывает все тело, от кончиков пальцев до корней волос, телефон выскальзывает из трясущихся пальцев прямо на пол.
Меня трясет. Сильно, неконтролируемо, как в лихорадке. Я обхватываю себя руками, пытаясь как-то справится с приступом, но это все равно, что пытаться удержать в ладонях землетрясение.
Обессилено, как тряпка, сползаю с дивана на пол. Поджимаю колени к груди, сворачиваюсь в клубок, представляя себя мокрицей. Хочу закричать, чтобы хоть как-то выплеснуть боль, но из горла вырываются только тихие, сдавленные хрипы.
Как будто мой голос умер вместе с его последним взглядом.
Как будто умерло вообще все.
И вот тогда приходит боль.
Настоящая.
Она не режет, как боль от предательства, не ноет, как боль от разочарования.
Это другое.
Это ощущение абсолютной безоговорочной пустоты. Огромной, черной, выжженной дыры в моей груди. Там, где еще минуту назад было мое сердце - просто кратер.
Я лежу на полу в своей темной, пустой квартире. И впервые в жизни не плачу, а просто вою - беззвучно, но уродливо и отчаянно.
Я все сделала правильно.
