Еду домой на метро. В вагоне душно, пахнет мокрой одеждой. Напротив сидит пара — молодые, держатся за руки. Девушка что-то шепчет парню на ухо, он смеется. Когда мы с Ваней последний раз смеялись вместе?

Дома тишина.

Брожу по квартире. Вот наша спальня — кровать не заправлена, на тумбочке батарея его таблеток. Вот кабинет — идеальный порядок, ни пылинки. После аварии он помешался на порядке, будто внешний контроль поможет справиться с внутренним хаосом.

Захожу в гардеробную. Его половина — строгие костюмы, рубашки по цветам, галстуки на специальной вешалке. Моя — хаос из вещей, которые больше не радуют.

Присаживаюсь на пуфик. В углу стоит его спортивная сумка, с которой он раньше ходил в зал.

Сумка приоткрыта. Внутри что-то белеет.

Не надо. Не лезь. Ты обещала себе больше не копаться.

Но руки уже тянутся, расстегивают молнию.

Внутри спортивная форма, которой явно не пользовались. И еще... конверт.

Достаю, вскрываю. Фотография. Одна-единственная. Мой муж стоит рядом с нереальной красоты женщиной. Высокая, рыжеволосая.

В чем-то все же те девицы из туалета были неправы. Нет у него никакого сына. Потому что с другой стороны к Ивану жмутся две девочки. Судя по лентам — выпускницы. Близняшки безумно похожи друг на друга. И на моего мужа.

Девочки явно старше Маши, это значит, что не они, а именно мы вторая семья.

На обороте фотографии дата. Я ее слишком хорошо запомнила, помогая с апелляций по делу мужа. Это тот самый день, когда случилась авария.

Конверт выпадает из рук. Значит, правда. Все правда. И в тот день он ко мне от нее!

Сползаю на пол прямо в одежде. Холодный паркет обжигает колени через тонкие колготки. В груди будто взрывается граната — боль разлетается осколками по всему телу.

Меня выворачивает. Едва добегаю до ванной. Стою на коленях перед унитазом, обнимая холодный фаянс. В голове стучит: он предал. Предал. Предал.

Когда желудок опустошается, сползаю на пол. Лежу, свернувшись калачиком, и не могу даже плакать. Слез больше нет.

Лена ошибалась. Некоторые вещи простить нельзя. И месть — иногда это единственное, что остается, чтобы не сойти с ума от боли.

— Ты заплатишь, — шепчу отражению. — За все заплатишь.

Умываюсь холодной водой, привожу себя в порядок. Возвращаюсь в гардеробную, аккуратно складываю фотографии обратно в конверт. Кладу на место, застегиваю сумку.

Пусть думает, что тайна в безопасности. Пусть продолжает играть роль страдающего, раскаивающегося мужа.

Я тоже умею играть роли. И моя месть будет идеальной. Выверенной до мелочей. Беспощадной.

Бегу в спальню. Мысль одна — бежать. Немедленно. Сейчас.

Выдергиваю из шкафа чемодан. На боку все еще наклейка из последней поездки в Грецию. Последний вдох счастья.

Швыряю на кровать, молния заедает, дергаю сильнее. Зубчики расходятся с металлическим звоном.

Что брать? Хватаю первое попавшееся — серую водолазку, джинсы, белье горстями из ящика. Все летит в чемодан хаотичной грудой. Косметику с туалетного столика просто сгребаю. Тушь, помада, крем, который он подарил на прошлый день рождения. Швыряю крем в мусорку. Грохот.

Документы. Где документы? Рою ящик секретера — свидетельство о браке, красная корочка насмехается. Туда же. Паспорт, свидетельство о рождении Маши, страховка...

Маша.

Останавливаюсь. В руках её фотография с выпускного в садике — беззубая улыбка, банты больше головы. Что я делаю? Куда собралась бежать? К маме в Тверь?

Опускаюсь на пол прямо посреди хаоса разбросанных вещей. Платья вперемежку с бельем, туфли башенкой, сумки вывернуты наизнанку. Как моя жизнь.

Тянусь за упавшей папкой — из неё высыпаются фотографии. Вот мы с Иваном на море, вот Машин первый день рождения, вот... свадебный альбом. Тяжелый, в кожаном переплете с золотым тиснением. Помню, как выбирали — спорили целый час, какой цвет лучше.

Открываю.

Первая страница — я в платье. Господи, какая же я была молодая. Двадцать, глаза сияют, улыбка до ушей. Мне казалось, меня полюбил лучший человек на земле.

Фата как облако вокруг лица. Ваня рядом — смокинг сидит идеально, он всегда умел носить костюмы. Смотрит на меня так, будто я восьмое чудо света, леди Ди и Афродита в одном лице.

Листаю дальше. Вот мы режем торт — трехъярусный монстр с марципановыми розами. Его рука поверх моей на ноже. Вот первый танец — кружимся под "Moon River", гости аплодируют. Вот его мама плачет от счастья, моя пытается её утешить.

А в этот самый день, в этот самый час — другая женщина… Что она чувствовала? Знает ли она обо мне? Возможно, она рыдала в пустой квартире, а мы в это время пили шампанское.

Жизнь — странная штука. Чье-то счастье всегда на фоне чужого горя.

Почему он нас разделил так? Ей любовь на расстоянии, мне брак и… Любовь? Ведь за все эти годы я чего только не повидала, каких жутких ситуаций в семьях. Ваня на их фоне был редким золотым фениксом. Как можно так притворяться?

Швыряю альбом в стену. Обложка трескается, фотографии веером разлетаются по полу. Белое платье, счастливые лица, конфетти в воздухе — все ложь.

Встаю, отряхиваю колени. В зеркале шкафа — взъерошенная фурия с размазанной тушью. Это я? Это та самая девочка в белом платье превратилась в это?

Нет. Не буду бежать как побитая собака. Не дам ему такого удовлетворения. Истерика, слезы, хлопанье дверью — слишком банально. Слишком мало.

Я лишу его всего.

Начинаю методично складывать вещи обратно. Водолазка на вешалку, джинсы в ящик. Каждое движение выверено, механично. Я робот, выполняющий программу "примерная жена".

Но внутри зреет план. Холодный, расчетливый. Сначала — доказательства. Фотографии, переписки, распечатки звонков, может, даже видео. Потом — хороший адвокат. Лучший, которого можно купить за деньги. Его деньги, кстати.

Раздел имущества. Квартира — в ипотеке, но первый взнос дали мои родители. Машина — подарок на мое тридцатилетие, оформлена на меня. Дача — совместная собственность. Счета...

Стоп.

Маша. Ей всего Двенадцать. Пубертат, первая любовь, экзамены. Как она переживет развод родителей? Будет метаться между двумя домами, выслушивать гадости про отца от озлобленной матери?

Нет. Я не стану такой матерью. Не превращу дочь в орудие мести.

Сажусь за туалетный столик, начинаю стирать размазанную тушь. Лицо в зеркале постепенно приобретает человеческие черты. Надо взять себя в руки. Думать стратегически.

Маше до совершеннолетия шесть лет. Много. Но школу она закончит раньше. Поступит в университет, начнет самостоятельную жизнь. Вот тогда...

А пока — игра в счастливую семью. Завтраки по воскресеньям, родительские собрания, совместные фото в отпуске. Идеальная картинка для окружающих.

Для него — тоже. Пусть расслабится, думает, что тайна не раскрыта. Пусть продолжает встречаться с другой семьей. А я буду собирать доказательства. Каждую ложь, каждую улику.

Когда придет время, он потеряет все. Репутацию — кто захочет иметь дело с человеком, который изменял жене, пока та растила его ребенка? Деньги. Я унесу все до копейки.

И главное — он потеряет Машу. Не физически, нет. Я не стану настраивать дочь против отца. Но она сама все поймет, когда вырастет. Поймет, что папа предал не только маму, но и её.

Улыбаюсь отражению. Спокойная, уверенная улыбка женщины, которая знает, что делает.

Собираю рассыпанные фотографии. Вот эту — где он целует меня в висок — оставлю на видном месте. Пусть видит каждый день, пусть помнит, что потерял.

Альбом водружаю на место, на полку. Треснувшую обложку маскирую, повернув к стене. Снаружи все цело, внутри — руины. Как наш брак.

Слышу ключ в замке. Он вернулся. Быстро оглядываю комнату — все на местах, никаких следов моего срыва. Только запах. В воздухе все еще витает запах моего отчаяния — кислый, резкий, как пот после кошмара.