— Сто пятьдесят километров позади, — говорю, пытаясь разрядить обстановку.

— И тысяча впереди. — Она улыбается устало. — Слушай, мам, а почему именно Краснодар?

Хороший вопрос. Почему?

— Там тепло. Море рядом. И... там нет воспоминаний.

— Убегаем от воспоминаний?

— Начинаем с чистого листа.

Она кивает. Понимает. Моя умная девочка.

К вечеру добираемся до Воронежа. Силы на исходе. Маша предлагает остановиться на ночь, и я не спорю. Нахожу первую попавшуюся гостиницу при трассе.

Номер стандартный — две кровати, телевизор, крошечный санузел. Обои в цветочек, запах дешевого освежителя воздуха. Но чисто, и это главное.

Маша идет в душ первой. Я достаю телефон, включаю. Сто двадцать пропущенных. Пятьдесят сообщений. Удаляю не читая.

Набираю короткое: "Мы в порядке. Не ищи". Отправляю и снова выключаю.

— Мам, а вещи? — Маша выходит из душа в махровом халате, волосы замотаны в полотенце. — Ты говорила, транспортная компания...

— Приедут через неделю. Я сняла квартиру с мебелью. Первое время перебьемся.

— А деньги?

Вопрос, которого я боялась.

— У меня есть накопления. На работу выходить только через неделю. Начальник предложил стать финансовым директором в дочерней компании. Отказываться я не стала. Обживемся и...

Все снова будет хорошо?

Ложимся спать рано. Маша засыпает почти мгновенно — сказывается усталость. А я лежу и смотрю в потолок. В голове калейдоскоп воспоминаний.

Встаю, выхожу на балкон. Внизу шумит трасса. Бесконечный поток машин — кто-то едет домой, кто-то, как мы, бежит от дома.

И тут прорывает. Реву в голос не сдерживаясь. Хорошо, что шум трассы глушит все звуки. Плачу за потерянные годы, за разбитые мечты, за девочку, которая поверила красивому парню на втором курсе. За женщину, которая превратилась в тень самой себя.

Даю себе слово, что смогу вернуть счастливую себя!

В новом доме. В новой жизни.

Свободной ото всех оков.

Краснодар встречает духотой. Выезжаем с трассы, и город обрушивается на нас всей своей южной сутью. Густой воздух обволакивает, словно теплое одеяло. После кондиционированной прохлады машины — это как удар. Маша опускает стекло, и в салон врывается какофония звуков: гудки маршруток, крики торговцев с придорожных развалов, музыка из открытых окон.

Улицы узкие. После московских проспектов, где в восемь рядов несутся потоки машин, здешние дороги кажутся игрушечными. Двигаемся медленно — пробка, но не московская, тягучая и безнадежная, а живая, южная.

Навигатор петляет по переулкам. Красный кирпич частных домов сменяется белыми панельками, те — новостройками в ярких тонах. Город пестрый, как лоскутное одеяло. На каждом углу ларек с шаурмой или кофе, крошечные магазинчики втискиваются между домами. Вывески кричат наперебой: "Свежая выпечка!", "Домашнее вино!", "Ремонт обуви — быстро!"

— Улица Солнечная, — читаю табличку. — Кажется, это здесь.

Паркуемся во дворе — хаотично, как все. Места размечены условно, машины стоят как попало. Выхожу — и ноги подкашиваются. Сколько мы ехали? Десять часов? Двенадцать? Спина ноет, в голове туман.

— Ма, ты как? — Маша подхватывает меня под локоть.

— Нормально. Просто... дошло, наверное.

Дошло. Что я действительно здесь. В чужом городе, с дочерью и двумя чемоданами.

Достаю ключи — риелтор оставила в почтовом ящике. Подъезд встречает запахом свежей краски. Кто-то недавно пытался облагородить — стены выкрашены в оптимистичный персиковый.

Поднимаемся на этаж. Руки дрожат, никак не могу попасть ключом. Маша молча забирает связку, открывает.

Переступаем порог.

Голые стены цвета топленого молока, паркет. Базовый минимум мебели. Окна без штор. Вечернее солнце бьет в глаза, заливает комнаты медовым светом. Пахнет краской, штукатуркой и еще чем-то неуловимо новым. Чистый лист.

— Ну что, — Маша ставит чемодан посреди прихожей, — добро пожаловать домой.

Домой. Это слово царапает горло.

Иду по комнатам. Гостиная — квадратная, с эркером. Спальня — узкая, окно во двор. Кухня — крошечная, но светлая. После нашей... после московской квартиры все кажется кукольным.

— Зато наше, — Маша словно читает мои мысли. — И вид ничего.

Выходим на балкон. Внизу — детская площадка. Дальше — крыши частного сектора, утопающие в зелени. А на горизонте — горы. Синие в вечерней дымке, с розовыми вершинами.

Воздух. Вот что поражает больше всего. Он другой — плотный, теплый, пахнет местной рекой. Кубанью. И цветами — внизу под балконом цветет магнолия!

— Мам, ты плачешь?

Трогаю щеку — мокрая. И не заметила.

— Это просто... я не знаю. Усталость, наверное.

Маша обнимает меня сбоку. Стоим так, две беженки в пустой квартире чужого города.

— Пойдем, надо хоть что-то разобрать, — наконец говорит она. — И поесть. Закажем ужин? Мы же ничего толком не ели.

Возвращаемся внутрь. Чемоданы сиротливо жмутся в углу прихожей. Открываю свой — вещи свалены как попало, впопыхах.

Маша хлопочет — моет чайник, ищет кружки. Находит две, разные — одна с олимпийским мишкой, другая с рекламой какой-то фирмы.

Чай обжигает. Сидим на полу кухни, привалившись спинами к стене. За окном сгущаются южные сумерки. Быстрые. Вот только-только солнце выжигало ярким апельсином, как уже на стенах пляшут алые блики, а на горизонте виднеется черная ночь.

— Знаешь, что странно? — Маша задумчиво грызет печенье. — Я думала, будет страшнее. А тут... уютно как-то. По-домашнему.

— Это потому что мы вместе.

И свободны. От лжи, от необходимости притворяться, от тяжести чужой тайны. Но почему тогда так больно?

Встаю. Ноги гудят, спина деревянная.

Единственное идеальное в этой квартире — кровать. Огромная, занимающая почти всю спальню.

Но спать не получается. Лежу, слушаю незнакомые звуки. На улице проезжает мотоцикл — звук нарастает и затихает.

Маша сопит рядом. Устала, бедная.

Выхожу на балкон. Ночной Краснодар совсем другой. Огни расплываются в теплом воздухе, сливаются в золотую реку. Где-то играет музыка — кажется, свадьба в ресторане неподалеку. Смех, звон бокалов. Чья-то новая жизнь начинается.

Как и моя.

Внизу во дворе целуется парочка. Юные, беззаботные. Вся жизнь впереди.

А что впереди у меня? Сорок шесть лет. Дочь-студентка. Пустая квартира в чужом городе. И свобода. Пугающая, необъятная свобода.

Телефон в кармане вибрирует. Достаю — сообщение от мамы: "Доехали? Как вы?"

"Нормально. Устроились. Завтра позвоню."

Еще одно — от подруги из Москвы: "Ваня места себе не находит. Что случилось?"

Не отвечаю. Пусть сам объясняет.

Небо над Краснодаром черное, бархатное. Звезд почти не видно — засветка. Но воздух... Дышу полной грудью. Пахнет ночными цветами, влажной землей, чем-то неуловимо нежным. В Москве так не пахнет. В Москве вообще ничем не пахнет, кроме выхлопов.

— Мам? — Маша появляется в дверях. — Не спится?

— Иди спать. Завтра много дел.

— И тебе пора. — Она зябко кутается в кофту. — Холодно же.

Холодно? Мне кажется, я впервые за шесть лет согрелась. Внутри. Там, где жил вечный ледяной комок.

Возвращаемся в квартиру. Ложусь рядом с дочерью. Она сонно прижимается ко мне, как в детстве. Обнимаю ее.

— Мам, — шепчет она в полусне, — мы правда справимся?

— Справимся, милая. Обязательно справимся.

И впервые за долгое время я почти верю в это.

Засыпаю под звуки чужого города. Но почему-то не чувствую себя чужой. Может, потому что впервые за годы могу дышать. Свободно. Полной грудью.

Страшно.

И... легко.

Наконец-то легко.

Картонные коробки громоздятся вдоль стены, словно неуклюжие коричневые великаны. Мы с Машкой заказали все необходимое для нового дома. И вроде бы по мелочи, но в квартире становится тесно.