Иван отказался бороться за свои права и оспаривать решение суда, но мы с адвокатом не смогли смириться.

Я добилась правды и добилась отмены условного срока мужу. Ни разу так и не смогла себе ответить на вопрос зачем это делаю. Убегала от этих мыслей по бесконечному кругу.

Только вот он не оценил. Удвоил компенсацию пострадавшей семье и стал погружаться в себя.

Утренний свет пробивается сквозь щель между шторами, падает мне прямо на лицо. Щурюсь, поворачиваюсь на другой бок. Место рядом пустое, простыни холодные. Иван опять не спал в постели.

Нахожу его в гостиной. Сидит на диване, обхватив голову руками. Перед ним на журнальном столике — россыпь таблеток. Белые, жёлтые, голубые. Наша радуга отчаяния.

— Опять не спал? — спрашиваю, хотя ответ очевиден.

Он поднимает голову. Боже, на кого он стал похож. Щёки запали, под глазами чёрные круги, в глазах — пустота. Щетина неровная, седая. Когда он последний раз брился? Не помню. Сердце ноет от этой картины.

— Снилось опять, — хрипит он.

Знаю, что снилось. Авария. Тот человек. Кровь на асфальте. Просьбы о помощи и скорая, которая приезжает только чтобы констатировать смерть. Каждую ночь один и тот же кошмар.

Сажусь рядом, машинально глажу по спине. Футболка влажная от пота. Чувствую, как под ладонью выступают позвонки — он сильно похудел за последние полгода.

— Выпей снотворное.

— Уже. Не помогает.

В кухне начинает свистеть чайник. Вскакиваю, бегу. Пар вырывается из носика злой струёй, оседает на кафеле каплями. Выключаю газ, наливаю воду в чашку. Чай — единственное, что я могу ему предложить. Ромашковый чай и ложь о том, что всё будет хорошо.

Возвращаюсь с двумя чашками. Иван сидит в той же позе. Ставлю чай перед ним, он даже не смотрит.

— Сегодня среда, — говорю. — К психологу поедешь?

— Какой смысл?

— Иван...

— Нет, правда, какой смысл? Она говорит мне отпустить вину. Как? Как отпустить то, что я убил человека? Что из-за меня чьи-то дети остались без отца, а женщина стала вдовой?

Слова бьют по нервам. Каждый раз одно и то же. Круг замкнулся, и мы ходим по нему день за днём.

— Это был несчастный случай.

— Несчастный случай… — повторяет он горько.

Внутри всё сжимается. Он выучил наизусть досье человека, которого сбил. Нашёл в интернете, читал некролог снова и снова.

— Хватит себя истязать.

— А как ещё? Как жить дальше, зная, что ты отнял чью-то жизнь?

— Этот человек сам выбрал смерть. Это его ответственность. И мне очень жаль, что для своих целей он выбрал именно то место и время. Это не твоя вина, — мой голос садится. Допиваю чай — он остыл, горчит. Как и всё в этом доме. — Тебе нужно поесть перед лекарствами.

— Не хочу.

— Вань, ты должен.

Он смотрит на меня так, словно видит впервые.

— Почему ты ещё здесь, Уля?

Вопрос застаёт врасплох. Руки замирают над таблетками.

— Что за глупости?

— Я же вижу, как ты на меня смотришь. С жалостью. С отвращением, может быть. Почему не уходишь?

Потому что не могу, хочется крикнуть. Потому что знаю о твоей второй семье и теперь жду удобного момента отомстить. Потому что ненавижу и люблю одновременно. Потому что Маша... Какой из этих ответов будет самым уместным?

— Мы семья, — говорю вместо всего что варится в голове.

Он усмехается. Жалкая пародия на улыбку.

— Семья. Красивое слово.

Ухожу на кухню готовить завтрак. Руки дрожат, когда разбиваю яйца. Желток растекается по сковороде, шипит масло. Запах жареного вызывает тошноту.

Маша спускается к завтраку последней. Волосы собраны в небрежный пучок, под глазами следы плохого сна. Мой ребёнок взрослеет в этом аду.

— Доброе утро, солнышко.

— Привет, мам.

Садится за стол, берёт телефон. Прячется за экраном — её способ справляться с происходящим.

— Папа где?

— В гостиной.

Она кивает, жуёт тост. Мы научились общаться намёками, недоговорками. Целые разговоры в одном взгляде.

— Сегодня родительское собрание, — напоминаю.

— Ты придёшь?

— Конечно.

— А папа?

Молчу. Мы обе знаем ответ.

После завтрака Маша уходит в школу. Обнимаю её у двери, держу чуть дольше обычного. Она не сопротивляется — понимает, что мне нужна эта секунда близости.

— Пока, мам. Всё будет хорошо.

Если моя двенадцатилетняя дочь успокаивает меня, что-то окончательно сломалось в этом мире.

Возвращаюсь к Ивану. Он так и сидит на диване, уставившись в одну точку. Включаю телевизор — пусть будет фоном. Новости бубнят о курсе валют, погоде, политике. Обычная жизнь обычных людей.

— Давай прогуляемся, — предлагаю. — Врач говорил, тебе нужен свежий воздух.

— Не могу.

— Почему?

— Люди смотрят.

— Иван, никто на тебя не смотрит

— Смотрят. Узнают. Показывают пальцем — вот убийца идёт.

Это паранойя, внушаю себе. Побочный эффект лекарств. Или депрессии. Или...

Звонит телефон. Номер подруги Лены высвечивается на экране. Колеблюсь — брать или нет.

— Алло?

— Уля! Наконец-то! Я уже думала, ты меня в чёрный список занесла.

Голос бодрый, живой. Из другого мира.

— Прости, Лен. Просто...

— Знаю, знаю. Слушай, мы с девочками в пятницу собираемся. Ничего особенного, просто кофе попить. Присоединишься?

Смотрю на Ивана. Он даже не замечает, что я говорю по телефону.

— Не знаю, смогу ли...

— Уль, ну хоть на часок! Мы же сто лет не виделись толком. Оксана спрашивает о тебе, Марина тоже.

— Хорошо. Постараюсь.

— Отлично! В нашем обычном месте, в три часа.

Кладу трубку. "Наше обычное место" точка, где мы встречаемся последние лет двадцать. Когда мы были моложе, на этом месте был ночной клуб, в котором мы отчаянно искали приключений. Сейчас это уютная кофейня с мягкими диванами и джазом в колонках. Но те стены помнят многое…

К вечеру еду на родительское собрание. Учителя говорят об успеваемости, экзаменах, выпускном. Родители устраивают скандалы из-за цвета штор.

— Маша молодец, — говорит классная руководительница. — Правда, в последнее время немного рассеянная. Всё в порядке дома?

— Да, — лгу. — Всё хорошо.

Она смотрит с сомнением, но не настаивает.

Возвращаюсь домой. Иван спит на диване, телевизор бормочет. Укрываю его пледом, выключаю звук.

На кухне наливаю себе вина. Красное, терпкое. Пью маленькими глотками, чувствуя, как тепло растекается по телу.

Достаю ноутбук, открываю поисковик. Пальцы сами набирают: "как жить с депрессивным мужем". Тысячи ссылок. Форумы, статьи, советы психологов.

Читаю истории других женщин. У одной муж после смерти ребёнка замкнулся в себе. У другой — после увольнения. Третья пишет: "Пять лет борюсь, сил больше нет".

А я? Сколько я ещё выдержу?

Закрываю ноутбук. Вино выпито, в голове туман.

Ложусь одна. Кровать огромная, холодная. Натягиваю одеяло до подбородка, закрываю глаза.

Но сон не идёт. В голове крутятся мысли. О серьгах, которые он купил не мне. О второй семье. О том разговоре в туалете ресторана, перевернувшем мою жизнь.

Может, я всё придумала? Может, ослышалась? Я мечусь по лимбу не зная как вырваться. Моя жизнь застряла между правдой и ложью. Между долгом и желанием свободы. Между любовью, которая медленно умирает, и привычкой, которая держит.

А еще меня съедает сомнение. Подозрение. Невозможность выяснить правду.

Как спросить у человека на грани: "Кстати, милый, а правда у тебя есть вторая семья?" Как копаться в телефоне того, кто каждую ночь просыпается с криком?

Не могу. И потому живу в этом аду неопределённости.

Завтра пятница. Встреча с подругами. Нужно будет улыбаться, говорить, что всё хорошо. Играть роль.

Как и каждый день.

Как и всю оставшуюся жизнь?

Нет. Когда-нибудь это кончится. Станет лучше. Или хуже. Маша подрастёт, уедет учиться. И тогда...

Тогда я смогу уйти. Начать заново. Без лжи, без боли, без этой удушающей жалости.