— Как раз о ребенке я и думаю в первую очередь, — твердо ответила я, грея свои дрожащие пальцы о края горячей чашки.

— Ниночка, пойми, я хочу тебе счастья, но, по-моему, ты поступаешь сейчас очень опрометчиво. Почему ты должна уезжать? — возмутилась она вдруг, всплеснув руками. — Это Демьян должен бежать из города со всех ног. Это ведь он опозорился! Он привнес в ваши отношения такую грязь! Ему и жить с этим!

— Вот поэтому я и хочу уехать, чтобы быть подальше от этой грязи, а если останусь здесь, то просто увязну в ней, понимаеете?

— Но может, еще не всё кончено? Почему ты не дала Демьяну объясниться?

Мне стало обидно от того, что единственный близкий человек допускает мысль, что можно закрыть на измену глаза путем простого объяснения.

На это же она намекает?

— Потому что ложь вряд ли может сойти за исчерпывающие объяснения.

И Марина Степановна досадливо кивнула, подперев кулачком подбородок, а потом она с воодушевленным видом подскочила с места.

— Вот увидишь, он еще приползет к тебе на коленях! Если в нем имеется хоть капля порядочности, он не бросит своего будущего ребенка! Он попытается вернуть тебя!

Да если бы мне это было нужно…

Пусть только посмеет подойти ко мне!

— Вообще-то, я не говорила Демьяну о беременности, — посчитала нужным признаться, чтобы мама не тешила себя надеждами.

— То есть как это не говорила? — женщина в удивлении вытянула физиономию, в ее глазах таилось некое осуждение.

— Вот так, не сказала, — развела я руками, — хотела сделать сюрприз.

“А Демьян преподнес мне сюрприз первым”, — дополнила я мысленно.

— И ты два месяца молчала? А я почему-то думала, что он знает, потому и квартиру вам большую в Москве купил, с детской.

— Нет. Он не в курсе.

— А он… Неужели он не замечал в тебе изменения? Не интересовался, почему тебя полощет по утрам? У тебя же такой сильный токсикоз.

— Вам ли не знать, как вышедшие из детдома дети умеют маскировать свои чувства и скрывать от людей то, чего им знать необязательно.

Марина Степановна тяжко вздохнула, подбородок ее задрожал, а в потухших глазах стали скапливаться слезы.

Я сама чуть не разрыдалась с ней за компанию, но мне было важно скрыть от нее свою невыносимую боль. Тем самым я могла облегчить ее боль. Забрать ее себе.

— Нин, мне так жаль, боже… Так жаль, что всё так вышло.

— И мне, но я стараюсь об этом не думать, и вам советую, — заверила я твердо и поднялась из-за стола.

Я поняла, что не вынесу к себе жалости. Это последнее, что я жду от Марины Степановны.

Я отошла к раковине и принялась мыть посуду, лишь бы не видеть ту самую жалость в ее добрых глазах.

Понимание и поддержка — это всё, что мне требовалось. Но на эмоциях она пока не могла смириться с моим окончательным решением.

Мне не хотелось расстраивать ее, и единственный компромисс, на который я могла пойти — немного отсрочить свой отъезд. Дать Марине Степановне время на то, чтобы принять мое решение как должное.

А я пока займусь вопросом о своем переводе. Надеюсь, это не займет много времени.

— Ладно, мам, я останусь, но ненадолго, — озвучила я свои мысли. — Недели две, может, чуть больше.

— Хорошо, — на всё была согласна Марина Степановна, очевидно, она надеялась, что за это время я могу и передумать.

Нет, уже точно не передумаю.

— А если Демьян вдруг заявится к вам домой, вы, пожалуйста, не впускайте его сюда ни при каких обстоятельствах. Не хватало еще, чтобы он и вам нервы трепал.

— Я разберусь с ним, — уверяла она меня. — Можешь на меня положиться.

Я развернулась и тепло обняла свою приемную маму, вытерла с ее щек слезинки, пригладила волосы с сединой.

Больше не допущу, чтобы она плакала из-за меня. Это я могу пообещать себе.

Неделю спустя

— О, Нинок, — приветливо улыбнулась Таня и помахала мне, стоя за администраторской стойкой, — а ты какими судьбами? Или решила всё-таки не переводиться? Если так, то это же здорово. Нам тебя здесь будет не хватать.

Вчера мне подписали все необходимые документы о переводе. Теперь я официально прикреплена к новосибирскому филиалу. И практически сижу на чемоданах. Даже билет на самолет уже выкуплен.

Переезд — это такое волнительное событие. Но я безумно рада таким вот переменам. Правда, с девчонками своими совсем не хочется расставаться.

Сложно, конечно, придется, учитывая, что мы с Верой виделись практически каждый день. Два года назад она даже жила со мной на протяжении пары месяцев, когда у нее появились проблемы с жильем. Марина Степановна любезно и безвозмездно предоставила ей отдельную комнату. Это было идеальное время.

Но ничего. С Верунчиком мы договорились, что будем созваниваться каждый день и хотя бы раз в полгода навещать друг друга.

А вот с Танюшкой у меня выстроились не такие близкие отношения, поэтому ни о чем таком мы с ней не договаривались. Но это не значит, что я не буду по ней скучать.

— Да прям, — отмахнулась я, прошмыгнув за стойку, чмокнула Таню в щеку, — привет, дорогая. Я просто вещи приехала забрать, ну и с тобой поболтать, пока управляющего нет.

— Вещи? — Таня вылупила глаза в удивлении и покосилась на мой ящик. — Так ты же их вчера еще забрала.

— С чего ты взяла? — тут же выдвинула ящичек, где хранилось всё мое барахло, накопленное за два года работы в отеле. — А где? — захлопала я глазами, когда обнаружила отдел пустым, от досады рухнула на кресло.

Даже ежедневник исчез. Кому бы он понадобился?

— Вот я и задалась тем же вопросом, когда с утра заглянула в твой отдел, а он пустой. Я решила, что ты больше к нам не придешь. Расстроилась сильно, что так и не попрощались с тобой по-нормальному, — объяснила Таня, а я совершенно не понимала, кто мог спереть мои вещи.

И ведь ничего ценного среди них не было. Одежда, косметика, безделушки, заметки. Разве что старый телефон имел небольшую ценность, но он был сломанным и давно не включался. Не знаю, зачем я хранила его на работе. Всё как-то жалко было выбросить.

— Так, а кто вчера был на смене? — поинтересовалась я, пытаясь понять, с кого спрашивать.

Таня открыла документ на компе, всмотрелась в экран, где отображался график всех сотрудников отеля.

— Юля, получается, — ответила она, сверившись. — Новенькая. Неделю всего работает. На твое место взяли.

Она, что ли, и сперла мои вещи? Решила не только место мое себе присвоить, но и барахло, принадлежащее мне?

— Номер телефона у тебя ее есть?

— Нет, спроси у Маратова, у него должен быть. Он оформлял ее вроде как, — Таня отправила меня к управляющему, но пересекаться с ним мне совсем не хотелось.

Марк Дмитриевич — мужчина крайне категоричный и требовательный, никому не дает спуску.

Он и без того был зол на меня из-за перевода. Всё не желал отпускать и всячески оказывал на меня давление, сославшись на то, что наш отель, который считается самым лучшим в городе, не может потерять такого ответственного, исполнительного и стрессоустойчивого администратора, как я.

Дошло даже до того, что он пообещал мне повышение, если я передумаю подавать документы на перевод.

Мне, конечно, приятно было осознавать свою ценность, но всё же я считаю, что незаменимых нет.

А повышение я и на новом месте заслужу. Еще до декретного отпуска. В себе я нисколько не сомневалась.

— Пс, Нин, — Таня толкнула меня в плечо и головой махнула в сторону парадного входа. — Кажется, Демьян сюда идет.

Я немного высунулась и в стеклянных дверях увидела его… Свою самую сильную боль… Самое глубокое разочарование.

Красивый, высокий, сильный и внешне уверенный в себе мужчина, который заходил в лобби важной поступью…

И уже не мой... К счастью.

Секунды мне хватило, чтобы сориентироваться, сползти с кресла и нырнуть под стойку.

— Если что, меня нет, и ты вообще не знаешь, где я, — выпалила я доходчиво, вжимаясь в стенку, а Таня еще и кресло придвинула ко мне.