— Мам… С вами всё в порядке? — приподнялась, готовясь в случае чего бежать за таблетками для сердца.

— Да, — кивнула она. — Просто я даже представить себе не могла, что до такого дойдет. Нин, я же хотела как лучше. Думала, если расскажу тебе о сестре, ты захочешь с ней познакомиться, искать ее начнешь. Ну зачем мне было тебя обнадеживать? Ты же была еще ребенком, когда я разузнала о твоей матери и о том, что она родила однояйцевых близнецов, но я так и не раздобыла о Наде никаких сведений. Вообще ничегошеньки. Ни в один из приютов она не поступала, в детских домах она не числилась. Я нашла только адрес вашей матери и предположила, что твоей сестры либо нет в живых, либо она по-прежнему живет с ней. Другие варианты я как-то даже не рассматривала… А надо было, — всхлипнула Марина Степановна, смахнув слезинки с уголков глаз. — Поэтому, конечно, я виновата. Кто же еще, если не я?!

В какой-то степени я понимала Марину Степановна. Она хотела защитить меня, уберечь от правды, которая разрушила бы меня окончательно. Однако правда всё равно вылилась наружу огромной волной, сшибающей с ног.

Я потянулась к маме через весь стол и тепло обняла ее за плечи, вдыхая в себя ее родной запах. От нее пахло домом. Так пахло беззаботное прошлое, о котором я так или иначе тосковала. Всё бы отдала, только бы вернуться в то время и как-то повлиять на свое будущее. Я бы многое исправила и уже не наделала тех ошибок, о которых по сей день сожалею. Я бы прислушалась к маме и осталась дома, рядом с ней.

— Ну перестаньте, не вините себя. Вы ни в чем не виноваты, — старалась внушить ей, чтобы чувство необоснованной вины не поглотило ее целиком. Я бы себе этого никогда не простила. — Вы поступили так, как вам велело ваше сердце. Вы хотели оградить меня, и за это я не могу вас винить. И вы не должны. Вы же сделали для меня больше, чем кто-либо. Но самое главное — вы стали мне той мамой, о которой я и мечтать не могла.

Марина Степановна глянула на меня потухшими глазами и через силу улыбнулась.

— Ты самое дорогое, у меня есть, Ниночка, — мило потерлась она своей щекой о мою и заглянула в глаза со всей нежностью. — Но если бы ты только знала, как я боялась, что после встречи со Светланой я тебя потеряю.

— Ну что еще за глупости?! — возмутилась я, аж с места подскочила. — Да будь Светлана хоть трижды матерью-героиней, я бы никогда не променяла вас на нее! Но… вы всё же зачем-то дали мне ее адрес.

— Дала. Потому что время пришло, ты отправилась в Новосибирск, в ее город. Я ведь знала, что где-то в глубине души ты мечтала увидеться со своей родной матерью. Ну я и посчитала, что будет правильней, если я дам тебе такую возможность, чтобы ты узнала все подробности из первых уст и решила для себя, как для тебя будет лучше. Я не вправе была лишать тебя этого выбора.

— Да уж, — выдохнула я обреченно.

Я сделала этот выбор. К счастью или сожалению — уже и не разберешь. Ведь единственное, что я осознала после нашей встречи, так это то, что вся моя родня сплошь гнилые людишки.

— Нинуль, а давай чай попьем? — предложила Марина Степановна, заметно приободрившись. Поднялась из-за стола и включила чайник. И я наконец смогла перевести дух. — Я попросила Демьяна остановиться у кондитерской и купить чего-нибудь к чаю. И знаешь, что он купил? — обернулась она на меня через плечо, и я заметила в ее глазах живой блеск.

— Понятия не имею, — пожала я плечами.

— Твои любимые пирожные, — провозгласила она и побежала в холл, откуда возвращалась уже с сумкой. Из нее она достала картонную коробку с надписью “Картошка”, которую в итоге поставила в центр стола. — Нин, мне кажется, Демьян хочет достучаться до твоего сердца. И что-то мне подсказывает, у него имеются на это все шансы. Я бы вот очень хотела, чтобы вы забыли все обиды и жили счастливо.

У меня чуть глаз не выпал от таких вот заявлений.

Мама что, сговорилась с Демьяном?

Просто откуда такое желание свести меня с человеком, с которого и начались все мои проблемы? Это же невозможно!

Всякий раз, когда смотрю на него дольше обычного, я невольно проваливаюсь в прошлое и испытываю те же самые чувства, что и в тот злополучный день. Я чувствую себя вновь униженной и раздавленной.

— Вы сделали такой вывод, основываясь на том, что он купил пирожные? Только и всего? — произнесла я с недоверием, с затаенным смешком, и чтобы мама не заметила, как ее слова огорчили меня, я подошла к чайнику и стала разливать чай по чашкам. — Постойте, неужели вы всерьез считаете, что этим можно меня задобрить?

— Ну надо же с чего-то начинать первые шаги, а к тебе сейчас на хромой кобыле не подъехать, — ответила Марина Степановна с хитрецой, распаковывая коробку с пирожными. — К тому же сладкое для мозга полезно, а еще оно помогает справиться с любыми трудностями.

— Ну да, у меня же и трудности в жизни возникли, только потому что я сладкого мало ела, — буркнула я, не скрывая сарказма.

Мама хмыкнула, а я ее взгляд тем временем прожигал мою спину.

Ну вот зачем она начала давить на больное? И я ведь чувствовала, что это еще не предел. Лишь бы Марина Степановна не лезла в мою душу.

К счастью, она ненадолго отвлеклась на вихрем залетевшую в кухню Сашульку, которая держала в своих руках новую куклу, подаренную бабушкой.

— Баба, я хотю гулять!

— Сейчас, золотко, мы с твоей мамой доделаем дела, и пойдем с тобой погуляем во дворе, на качелях покатаемся, я вроде бы видела здесь качели, — ответила Марина Степановна, погладив внучку по макушке и подмигнув ей.

А под “доделаем дела” она, очевидно, подразумевала откровенный разговор о Демьяне. Как будто нам больше не о чем было поговорить.

И я попала точно в яблочко. Как только Саша убежала из кухни, напряжение снова порядком возросло.

— И мой тебе совет, Нин, — мама обратила на меня свой проницательный взор, — расскажи Демьяну правду о Саше. Как можно скорей. Не затягивай ты с этим. Он обязан знать.

Мои руки задрожали как неродные, когда я ставила чашки на стол.

Я не узнавала свою маму. Ее словно подменили. Она же как никто другой знала, насколько неизгладимый отпечаток оставляет на сердце предательство любимого мужчины. Сама же в свое время через подобное проходила. Развелась с мужем, узнав о нагулянном на стороне ребенка, а своего Бог не дал. Так и появилась у нее я.

А на мой вопрос, почему она так и не смогла простить своего бывшего мужа, всегда следовал один и тот ответ: “Кто предал однажды, предаст и дважды”.

И тут вдруг она сама же отходит от своей философии. Почему, спрашивается?

Вдохнула, выдохнула протяжно, стараясь держаться невозмутимо, тогда как внутри я собирала себя по кусочку.

— Мам, ответьте честно, Демьян вам что-то говорил, пока вы ехали до дома? — прищурилась я, ища в глазах Марины Степановны подвох.

— Говорил, конечно, что тут скрывать, — качнула она головой, непринужденно перекладывая в тарелки пирожные. — Вообще-то, всю дорогу мы только о тебе и разговаривали.

— И о чем же, если не секрет? — поинтересовалась я неуверенно и сглотнула, избавляясь от горького кома, который встал в горле как пробка, мешая дышать.

— Нин, Демьян любит тебя, и хочет всё исправить. На твоем месте, я бы дала ему шанс. Единственный и последний. Вот увидишь, он от него ни за что не отступится.

— Мам, перестаньте, — буркнула я, не поднимая на нее взгляда и категорично мотая головой.

— Поверь, дочка, — она обхватила обеими руками мое лицо, заставляя посмотреть на нее, — не давала бы я тебе таких советов, если бы не была настолько сильно уверена в Демьяне. И потом, что бы ты мне ни говорила, я знаю, ты тоже до сих пор любишь его.

Я пришла в растерянность. Меня передернуло от неприятного чувства, словно маме каким-то образом удалось забраться ко мне в голову.

Впрочем, для нее я всегда была, как открытая книга. Марина Степановна видела меня насквозь. Бессмысленно было что-то доказывать…