Муха ему ответил. Тогда мальчишка вдруг поднял на него глаза. Взгляд его запрыгал от меня к Мухе. Мальчишка снова бросил старлею несколько слов. Муха отрицательно покачал головой. И тоже ответил что-то парню.

— Что он говорит? — спросил я.

— Он спрашивает, убьем ли мы его. Я ответил, что нет. Он военнопленный.

Мальчишка снова поник. Уставился в землю перед собой. А потом что-то спросил. Муха заговорил на дари. Старлей говорил долго, даже присел рядом со мной, что-то объясняя юнцу.

— Он спросил, что мы от него хотим, — перевел Муха без напоминания, — я ответил, что нам нужна от него информация о том, где находятся пленные советские солдаты, сколько еще душманов в ущелье и где прячется этот Учитель Веры.

Я молча покивал.

Мальчишка подлял на меня взгляд. Потом его взгляд скользнул на Муху и снова на меня. А затем душман произнес:

— Идом ба ивази рости. Вагарна хомушу.

Муха нахмурился, подался чуть ближе к парню и вопросительно приподнял бровь. О чем-то его переспросил.

— Вагарна хомушу… — повторил душман.

Муха выдохнул и выругался. Посмотрел на меня.

— Чего он хочет? — догадался я.

— Мальчишка говорит, — Муха немного нервно сглотнул, — что все расскажет. Но только… Только при одном условии…

— Каком? — чувствуя неладное, нахмурился я.

— Взамен… — старлей осекся. Как-то нервно поднялся. При этом двигался он несколько быстрее, чем требовалось. Муха волновался.

— Взамен он просит, чтобы мы его казнили, — докончил старший лейтенант напряженным тоном.

Я мрачно посмотрел на парня. Тот уставился на меня в ответ. И взгляд его на этот раз был тверд и решителен.

— Вот сука… — протянул Бычка и добавил мерзким матом.

— Фанатик хренов… — покачал головой Смыкало.

— Он хочет, — Муха обернулся к ним, — хочет погибнуть как воин Аллаха.

— Ну и… — Бычка совсем растерялся, стал водить взглядом от меня к старлею и обратно, — ну и что будем делать? Правда, шлёпнем его? Пленного?

— Никого шлёпать мы не будем, — покачал головой Муха.

Мальчишка, ожидая нашего ответа, уставился на старлея.

— Но тогда он ничего и не скажет, — пожал плечами Смыкало.

— Я советский офицер, а не палач! — вдруг обернулся к нему Муха. — И казнить никого не собираюсь! Я тебе что, полицай какой, а?

Смыкало помрачнел. Угрюмо отвернулся и ничего не сказал.

— Вот сука, а? — разнервничался Муха.

— Значит, просто задержим его и всё? — спросил Бычка, кривясь и ощупывая кусочек пластыря на ухе.

— Тихо! Я думаю! — снова зло бросил Муха.

Но тут душманёнок снова подал голос. Видимо, он спросил Муху о том, согласны ли мы на его условия.

Муха в сердцах что-то ему выкрикнул. Душман ничего не ответил и только ещё сильнее сжался, уставившись в землю отсутствующим взглядом.

— Ты ему отказал, — не спросил, а констатировал я.

— А что мне ещё было делать? — Муха повернулся ко мне, разводя руками. — Пообещать ему, что я его хлопну⁈

— Да, — твёрдо ответил я. — Но хлопать не обязательно.

Муха застыл без движения. Небольшие его глаза расширились от удивления. Потом он сжал губы.

— Сука… Не нравится мне всё это… — покачал головой Бычка.

— Другого, похоже, нам не остаётся. На кону жизнь целого взвода советских солдат, — сказал старлей.

— Вот именно, — кивнул я.

Муха долго смотрел на пацана. Потом снял с плеча автомат и отсоединил магазин, проверил патроны.

Когда это заметил мальчишка, то медленно, будто бы с каким-то усилием, приподнял голову. Посмотрел на Муху.

Тогда они заговорили на дари. Парень даже заставил старшего лейтенанта поклясться от имени всего взвода, что он исполнит свою часть уговора. Муха поклялся. И на его лице не дрогнул ни один мускул.

Только после этого мальчишка заговорил. Рассказ его оказался продолжительным. В ходе него Муха время от времени останавливал парня — что-то переспрашивал, что-то уточнял. А ещё — постоянно, с каждым словом мрачнел.

Когда мальчишка закончил, Муха поднялся.

— Он сказал, — начал Муха немного погодя, — что их осталось около пятнадцати или двадцати человек. На вооружении есть пулемёты и миномёт. Они укрылись в пещерном комплексе у подножия вон той горы.

Муха кивнул вдаль, на вершину, едва-едва выглядывавшую из-за скалистых камней верха правого горного склона ущелья, в котором мы находились.

— По его словам, километра три-четыре, не больше. Час-полтора пешком.

Муха проговаривал эти слова монотонно и жёстко. Даже как-то несколько отрешённо.

— Он говорит, что Учитель Веры там. А вместе с ним какой-то пакистанец, который руководит группировкой.

Бычка со Смыкало переглянулись, но никто из них ничего не сказал. Я тоже не торопился комментировать слова старлея. Я анализировал, думал. Прикидывал варианты развития событий.

— Они не отступают. И не отступят, потому что хотят отомстить, — Муха поднял взгляд и глянул на меня, — хотят отомстить нам за Айваджа.

— Нам, в смысле, советской армии? — удивился Смыкало.

— Нам, в смысле нашему взводу. Мне, — отрезал Муха.

На лицах бойцов отразилось недоумение.

— Но как? Но откуда они знали, что именно мы прибудем проверить потерявшееся отделение? — спросил Бычка, от удивления, кажется, совсем позабывший о своём раненом ухе.

— Они знают, где расположена крепость, — сказал я. — Знают, по какой дороге мы приехали к заставе. А та подозрительная трансляция на дари… Её могли подкинуть нам как приманку.

— И рассчитывать, что прибудем именно мы, — покивал Муха. — Ну… и мы попались на их удочку.

— В этой партии мы их переиграли, — усмехнулся я. — А в следующей — первый ход за нами.

— Белые — смелые, — задумчиво произнёс старлей.

Тут его позвал душманёнок. Он бросил старлею несколько слов, безотрывно глядя Мухе в глаза. Муха выдержал его взгляд.

Но ничего не ответил.

Тогда приказ отдал я:

— Взять пленного, доставить его к бронемашинам. Пускай его эвакуируют вместе с ранеными.

Бычка со Смыкало помедлили несколько мгновений. Но всё же подошли к парню и схватили его. Принялись поднимать.

Мальчишка, осознав, что сегодня он не отправится в свой рай, принялся кричать и вырываться.

— Двигайте, мы за вами, — сказал Муха, — надо повернуть оставшуюся группу.

— Есть!

— Есть!

Некоторое время мы наблюдали, как пограничники осторожно спускают впавшего в настоящую истерику душмана вниз, ко дну ущелья.

— Ты верно сказал, командир, — начал я, когда заметил, что Муха провожает бойцов безотрывным взглядом. — Мы не убийцы. Мы солдаты.

— Ты посмотри на него, — угрюмо сказал Муха, — как убивается, что пулю сегодня не получил.

— Ему хорошо промыли мозги.

— М-да… Но на душе у меня тоже как-то хреново, — вздохнул Муха. — Будто бы… Будто бы обещание я дал и не выполнил.

— Он сам не знал, чего просил, командир. Мы сохранили пленному жизнь. И теперь у нас есть сведения, чтобы вытащить остальных.

— И всё же… — начал было Муха, но не договорил.

Всё потому, что я перебил его:

— Тебе было б легче, если б ты его расстрелял?

— Нет, — помедлив немного, покачал головой старший лейтенант. — Точно не было бы.

— Ну тогда и думать тут не о чем. Пойдём к остальным.

Я двинулся вниз по склону, чтобы добраться до оставшейся на тропе группы.

Муха, наверное, решил, что я не услышу его слов. И всё же лёгкий, прогретый солнцем афганский ветер донёс их до моих ушей:

— Что-то расклеился я в последнее время… Ой, расклеился, — пробурчал старлей негромко. А потом зашагал вслед за мной.

Муха приказал группе, которая застряла на тропе, спуститься и присоединиться к остальному взводу. А потом мы должны были перегруппироваться.

Когда мы спустились, первым делом старлей оценил состояние раненых. А их у нас оказалось пять человек.

Бычка был вполне боеспособен со своим лёгким ранением. А вот Пчеловееву, которому я и ещё несколько парней помогли спуститься с горы, нужна была эвакуация. Эвакуировать нужно было и Филипенко из группы Андро Геворгадзе. Как оказалось, он повредил ногу, когда менял позицию на крутом левом склоне ущелья. Андро грешил на перелом, но Филипенко отнекивался: