— Я тебе верю, Ваня.

— Какая ещё «Свинарка», Сухарев, ты с дубу рухнул⁈ — ругался какой-то лейтенантик. — Это ты, что ли, придумал⁈

— Ну… Ну да… — оправдывался Сухарев. — А че тут такого? Мне капитан поручил кино подобрать. Очень жизнеутверждающий фильм, между прочим!

На площади у мечети было людно. У мусульман только что закончилась вечерняя молитва, на время которой лагерь политотряда притих.

После же мы с Сухаревым принялись разворачивать кинобудку, которая представляла собой сегодня просто экран и кинопроектор с колонками, выставленные на свежем воздухе.

Мы с Волковым и Мухой вернулись к мечети примерно к четырём часам дня. Муха тут же вознамерился поговорить с капитаном Мироновым. Хотел доложить о том, что произошло в чайхане.

Да только капитана на месте не оказалось. Он ушёл к местному мулле и старейшинам. Беседовал с ними до самого заката. Мухе пришлось ждать.

Впрочем, нам с Волковым тоже. Но без дела мы не сидели: помогали с продовольствием и оборудованием. Разговаривали с солдатами из отделения охраны. Посматривали, нет ли в округе каких-нибудь недоброжелателей.

Чуйка подсказывала мне, что сегодня что-то будет. Она, словно кошка, запертая в комнате, скреблась у меня на душе. И я прислушивался к этому холодному беспокойству.

Если злоумышленники и появятся, то логичнее всего напасть во время киносеанса, когда местные заполонят площадь, чтобы посмотреть кинофильм.

Укрыться среди них будет легко, а уставшие за день солдаты вполне могут ослабить бдительность.

— Мусульманам? Про свиней? Ты хочешь, чтобы все тотчас же разбежались? — продолжал лейтенантик.

— А… Виноват, товарищ лейтенант, — дошло вдруг до Сухарева. — Я что-то как-то не подумал… Ну… Ну поставлю тогда «Тракториаду».

— А там свиньи есть⁈

— Нету. Только тракторы!

Когда Муха вернулся от капитана, я сидел на пустом деревянном ящике из-под продовольствия и слушал, как лейтенант ругает Сухарева.

На Мухе не было лица. Он приблизился. Сел рядом, на соседний полный соли ящик и закурил.

— Ну что там, товарищ старший лейтенант? — спросил я.

Муха ответил не сразу. Затянулся, тяжело выдохнул густой вонючий дым.

— Миронов в бешенстве, — сказал он. — Правда, он приличный. Ни орать, ни истерики закатывать не стал. Но по глазам я видел — в бешенстве.

— И что решил с нами делать? — спросил я.

— Пока не решил. Решает.

Муха замолчал, и некоторое время мы с ним не обмолвились даже словом.

Любопытный народ всё прибывал. Афганцы заняли почти все табуреты, которые мы смогли одолжить у местных, чтобы организовать «кинотеатр». Некоторые даже принесли с собой собственные. Другие притащили подушки и коврики. Усаживались прямо на землю и с интересом наблюдали, как Сухарев хлопочет с киноаппаратурой и ждёт, когда же совсем стемнеет.

Вдруг на окраине площади я заметил странного человека. Это был мужчина в не по погоде плотном халате. Он держался отстранённо, будто бы прятался за спинами зевак. Но взгляд у него был внимательным. Внимательным, а ещё злым.

Я быстро понял — он наблюдает. Ждёт. Оценивает ситуацию.

— Смотрите, — сказал я настороженно. — Вон там, у торговых лотков…

Муха встрепенулся. Всякая «стеклянность» исчезла из его взгляда, и он стал внимательным и чутким.

Старлей быстро понял, куда я указываю. Лицо его сделалось каменным.

— Вижу, — сказал он. — Подозрительный тип. Неужто кто-то из чайханы?

Я ничего не ответил, стараясь не смотреть прямо на загадочного и опасного с виду незнакомца и одновременно не терять его из поля зрения.

— Надо доложить, — сказал Муха. — Предупредить Миронова.

— У меня другое предложение… — ответил ему я.

Муха заинтересовался. Пробурчал:

— Так… Другое? И какое же?

— Не будем поднимать бучу, — сказал я. — Если попытаться арестовать этого типа открыто, местные не поймут. Если он действительно что-то задумал — будет отбрехиваться до последнего. А местные поверят своему. А если он просто очередной зевака? Тогда советские солдаты предстанут перед местными в еще худшем свете.

Муха задумался. При этом он, так же скрытно как я, наблюдал за незнакомцем. Молчал.

— И что ты предлагаешь? — наконец сказал командир взвода.

— Подойдем тихо. Посмотрим, как он себя поведет. А потом будем действовать по обстоятельствам.

Муха думал недолго.

— Хорошо. Я встану первым, постараюсь найти Волкова. Его помощь не помешает. Ты — через полминуты после меня. Гляди за этим сукиным сыном в оба. Чтобы никуда не делся.

— Добро, — согласился я.

— Мой пистолет все еще у тебя? — спросил Муха тихо.

— Так точно.

Муха помедлил подниматься. Несколько мгновений командир помолчал в тихой задумчивости. Потом наконец сказал:

— Хорошо. Пускай у тебя и остается, пока мы тут.

Ничего не сказав ему, я кивнул.

А потом Муха тяжело, как бы нехотя, встал. Побрел прочь, словно бы просто отошел покурить или по нужде.

Я же еще некоторое время наблюдал за мужчиной. Украдкой посматривал в его сторону или держал в поле видимости боковым зрением.

Высокий, но худощавый, он носил серую, неприметную чалму на голове. Лицо, украшенное недлинной черной бородой, оставалось сосредоточенным. Глаза — внимательными.

Он словно бы наблюдал за тем, сколько людей стекается к площади. Часто поглядывал на советскую технику — «шишигу» у кинобудки и БТР, что стоял не так далеко от нее.

Мне даже показалось, что он пересчитывает советских солдат. Но с полной уверенностью сказать было нельзя.

Спустя полминуты я встал. Двинулся не прямиком к нему, а параллельно, сквозь толпу, делая вид, что ищу место, где сесть, чтобы посмотреть кино, которое скоро начнется.

Тем временем сумерки густели. Солнце уже давно село, и на небе, все еще остававшемся темно-синим, уже проклевывались первые звездочки.

Волкова и Муху я распознал в толпе еще через полминуты.

Муха делал вид, что разговаривает с каким-то бойцом, шагах в сорока от странного незнакомца.

Волков же как бы невзначай болтал с местными детишками на том конце площади. Раздавал им неведомо откуда взявшиеся у него конфеты.

Я стал смотреть на Муху, ловя его взгляд. Когда поймал — кивнул.

Мы стали незаметно сдвигаться в сторону незнакомца. Потом получивший от Мухи какой-то сигнал Волков двинулся за нами.

Сначала все шло хорошо, но в конце концов незнакомец что-то заподозрил.

Он забеспокоился, а потом развернулся и энергично зашагал прочь по улочке.

Мы втроем, все как один, немедленно заспешили за ним. Встретились у торговых лавок, где он следил за площадью.

— Заметил, сукин сын, — выругался Муха устало.

— Да, — я кивнул. — Пойдем за ним. Быстрее.

Мы поспешили следом. К тому времени, когда выбрались с площади, мужчина завернул за угол.

Быстрым шагом, почти бегом, мы поспешили за ним. Когда оказались в пустом, безлюдном проулке, увидели — мужик дал стрекоча.

— За ним! — крикнул Муха.

Мы все, как один, помчались за неизвестным.

Сначала погоня шла по пыльной темной улочке. Но мужик оказался не так прост. Он стал петлять огородами и дворами. Перескакивать заборчики и перебираться через дувала, пробираясь от одной улочки к другой.

Мы пытались не отстать.

Легкотелый и некрупный Муха бежал, относительно легко преодолевая препятствия. Но его дыхание очень быстро стало тяжелым, прерывистым и хрипловатым.

Волков же, топоча тяжелыми сапогами, время от времени спотыкался, ругаясь матом себе под нос.

Погоня была долгой. Когда я уже решил, что мы его потеряли, Муха, бегущий вторым, вдруг крикнул:

— Туда! Он забежал в переулок!

Мы все тут же повернули следом за незнакомцем.

А потом я увидел, как он в одиночку стоит у каких-то старых сараев и будто бы ждет нас посреди узкой улочки.

— Вон он! За ним! — заорал вдруг Волков.