— Нет, стоять! — крикнул я, но не успел.

Муху с Волковым было уже не остановить. Они ускорились и побежали изо всех сил, стараясь поскорее задержать мужчину.

Когда тот вцепился в подпорку, удерживающую высокую груду старых циновок, я понял — он не бежал. А вел нас.

Подпорка поддалась быстро. Циновки с шелестом и гулом повалились на землю, перекрывая нам дорогу. Незнакомец успел нырнуть в широкую глиняную арку за кучей и исчез в уже совсем окрепшей темноте.

— Какого черта⁈ — заорал Волков.

— Это ловушка… — констатировал я и обернулся.

Из теней и низковатых дверных проемов сарайчиков вышли люди.

Их было четверо. Они угрожающе, медленно, но тихо приближались к нам.

Мы все втроем, как один, замерли у груды циновок, что оказалась нам выше пояса.

Афганцы были вооружены. Один нес с собой нож. Второй — какую-то палку. Третий — кусок ржавой железной трубы. Последний — гладкую деревянную дубинку.

Потом к ним присоединился и незнакомец. Он появился у них за спинами и застыл там, уставившись на нас троих.

Лиц я не видел. Один скрывал свое, обмотав голову куфией. Лицо другого скрывала тень от тюрбана. Второй и третий не скрывались, но в темноте рассматривать их морды у меня просто не было времени.

Я думал о пистолете, переложенном из-за голенища в карман брюк. Предстояло сделать сложный выбор: если выстрелю, это переполошит весь кишлак. А в том, кто был прав, а кто виноват, местные разбираться не станут.

Но если нет, мы все, возможно, покойники.

Когда один из афганцев кинулся на Волкова, я сделал выбор. Выхватил пистолет, щелкнув предохранителем.

А потом руку пронзила боль. Пальцы буквально прострелило, когда один из местных врезал по пистолету железной дубинкой.

Руку откинуло, но оружия я из пронзенных болью пальцев не выпустил.

К этому моменту Муха и Волков уже дрались.

Командир взвода, быстрый, техничный, противостоял врагу вооруженному ножом. Волков остервенело кинулся в бой с голыми кулаками против дубинок.

Краем глаза я видел, как он сходу врезал афганцу с палкой в лицо, но почти сразу схлопотал дубинкой по спине.

Я тоже не стоял на месте. Схватился с душманом, а что то, что эти люди, кем бы они ни были, стали для нас «духами», у меня не было сомнений, и старался сбить его с ног.

Когда у меня наконец получилось оттолкнуть мужика с трубой и он, запутавшись в собственных ногах, рухнул на землю, я нацелил на него пистолет. Нажал спуск.

Выстрела не произошло.

Не теряя времени, я передернул затворную раму. Уловил, как неисправный по какой-то причине патрон вылетел прочь.

Да только в этот момент рядом со мной уже оказался душман с дубинкой. Я попытался выстрелить и в него. Снова осечка.

Мои опасения подтвердились. Видимо, удар трубой вывел из строя ударник или весь УСМ.

Да только грустить по пистолету времени не было.

Я ловко откинул мертвый Стечкин и тут же заблокировал удар дубинкой, вцепившись в руку нападавшего. Ловким движением я уронил его через бедро и машинально, совершенно не думая, врезал врагу в солнышко.

Душман захрипел, закашлялся, изогнувшись на земле в три погибели.

Но теперь заниматься нужно было уже мужиком, вооружившимся трубой. Тот вскочил на ноги, замахнулся на меня.

Я подловил его на ударе, схватил за вооруженную руку, съездил в живот коленом. Когда враг согнулся от боли, я выкрутил ему руку так, что хрустнуло. И выбил оружие из пальцев. Но душман оказался крепким. Все еще стойко держался на ногах.

Тогда я схватил его за шею и снова ударил коленом. Только тогда почувствовал, что коленки его подогнулись. Тогда я толкнул его, и тот завалился на землю.

Муха в этот момент бился уже с врагом, вооруженным палкой. Волков боролся в пыли, на дороге, с оставшимся духом.

Душманы оказались крепкими парнями.

Я было хотел кинуться на помощь Волкову, но те двое, которых я отделал несколько мгновений назад, уже тяжело поднимались.

Один отплевывался и отхаркивал кровь. Рука другого повисла плетью, но он все равно глядел на меня волком. Его глаза, словно звериные, поблескивали в темноте переулка.

— Шурави крепкий… — на ломаном русском произнес он, оберегая руку. — Шурави может стоять.

Муха тем временем ловким броском завалил своего врага. Оказался сверху, прижав того коленом и уперев в лицо отобранную палку. Дух под ним застыл, испуганно поднял руки.

— Всем стоять на месте! — крикнул Муха и добавил что-то на дари или пушту. Разобрать я не успел. Его слова были слишком резкими и какими-то змеино-шипящими. — Байст! Ни шагу ближе!

Духи застыли передо мной. Я, сгорбившийся, готовый к драке, — перед ними.

Только Волков продолжал бороться с душманом. Мы слышали их тихое, но временами резкое копошение. Сдавленные стоны борьбы и прилагаемых к ней усилий.

— Истода машо! — снова крикнул Муха на чужом языке.

— Из твой рот слова человека, как шакалий лай… — прошипел Мухе раненный мной душман.

— Заткни пасть, — холодно проговорил я, и взгляд духа тут же перескочил с Мухи на меня. — Иначе не сможешь завтра пережевывать пищу…

Все, а вернее почти все, замерли на своих местах, ожидая, что же будет дальше. Душманы, получившие советского кулака, не спешили нападать. Но и отступать явно не собирались.

Сложно было сказать — ловушка была запланированной и это месть хитрого и злопамятного хозяина чайханы Джамиля, или же мы ввязались во что-то более серьезное.

В любом случае и мы, и они ждали, кто же сделает следующий, решительный шаг.

— Стой, Шурави! Стой!

Я услышал голос, который не звучал прежде. Высоковатый, юношеский, он прозвучал внезапно.

Все в миг глянули на источник этого голоса.

Кричал душман, который боролся с Волковым. Они по-прежнему лежали на земле. Но дух обвил Волкова замком сзади, словно змея свою жертву. Он обхватил его ногами и руками. Приставил нож к горлу.

— Стой, шурави… — прошипел душман. — Стой. Нито горло резать!

Волков вытянул шею, стараясь держать голову подальше от ножа, уже царапавшего ему кожу.

— Стой! Горло резать! — повторил дух дрожащим от напряжения и адреналина голосом.

— Сука… Падла вертлявая… — просипел Волков сквозь зубы, вцепившись в обхватывавшие его руки.

— Ну что ж… — сказал я тихо и угрожающе. — У вас наш. У нас… Ваш.

При этих словах Муха сориентировался быстро. Он переломил палку об колено и тут же упер острый конец в горло душмана, что лежал под ним.

— Накар! Накар! — умаляющим тоном крикнул дух. — Накар! Не убивать!

— И что делать будем? — спросил я, заглянув душману со сломанной рукой прямо в глаза.

— Шурави крепкий… — Снова прошипел душман с раненой рукой. Он сгорбился, как зверь. Схватился за плечо своей сломанной руки.

Тогда из тени вышел тот самый незнакомец, за которым мы организовали погоню. Я уже давно заметил, что он не участвовал в драке. Мужчина просто появился из темноты, когда нас стали окружать, и так же резко исчез, когда все закрутилось.

Теперь он снова был тут.

Он приблизился к Волкову и тому духу, что приставил к его шее нож. Легонько стукнул замкомвзвода по сапогу.

Волков вздрогнул и вырвался.

Тогда душман проговорил что-то на дари. Он тянул слова. Разговаривал медленно, словно считал, что таким образом мы сможем понять нерусскую речь.

Дослушав его, Муха схватил своего пленника за плотно скрученную чалму, сильнее надавил острым концом палки ему на шею. Потом проговорил что-то незнакомцу угрожающим, полным стали голосом.

Я не стал спрашивать командира, что говорит этот человек. Все было понятно без слов. Он призывал нас сдаться. Да только так просто нас не возьмешь.

— Он говорит, — начал Муха без моего вопроса, — чтобы мы отпустили их человека и сдались. Тогда никто не пострадает.

— Они что-то задумали… — сказал я Мухе тихо.

Муха несколько мгновений помолчал. Потом снова крикнул душману что-то на чужом языке.