— Так точно, товарищ капитан, — равнодушно пожал плечами Муха.

— А затем услышали разговор этих боевиков о готовящемся взрыве?

— Так точно.

— Так, ясно, — вздохнул Миронов и помассировал виски. — Почему не доложили о подозрительном человеке мне? Почему сами предприняли решительные действия?

— Времени… — Муха медленно, как-то с трудом, заворочал губами, — времени не было, товарищ капитан. Виноват. Он мог скрыться, а допустить этого мы не хотели.

— Разрешите обратиться, товарищ капитан, — вклинился я.

Взгляд Миронова перескочил с Мухи на меня. Повременив немного, капитан поджал губы и сказал:

— Разрешаю. Говорите, товарищ старший сержант.

— Это было мое предложение, — сказал я. — Я рассудил, что нужно действовать быстро. Товарищ старший лейтенант со мной согласился.

— Да, товарищ капитан, — нервно вклинился Волков. — Если б не мы, на кинопоказе могла бы произойти трагедия!

Миронов раздраженно засопел.

— Обращайтесь по форме, товарищ старший сержант.

— Виноват, — скуксился Волков.

Миронов немного помолчал.

— Итак. Что мы имеем? — начал он. — Как я и думал, вы, товарищи, доставили нам много проблем. Эта чайхана… Вчерашняя буча, которую вы подняли… И…

Капитан осекся. Перескочил с одной мысли на другую:

— А пожар? По чьей вине случился пожар? — спросил он. — Это очень щепетильный вопрос. Пусть очаг возгорания получилось вовремя купировать, и ни дома, ни местный базар не пострадали, но все же это ЧП доставило и нам, и местным жителям немало хлопот. Сейчас старейшины пытаются найти виновных.

— А что они думают о взрывном устройстве, которое нашли на площади? — ответил я вопросом на вопрос. — Что думают о боевиках, пытавшихся устроить взрыв?

Миронов несколько удивленно приподнял бровь. Кажется, мой вопрос застал его врасплох.

— Они благодарны, что бомбу нашли и обезвредили, — сказал он. — Но знаете что, товарищ старший сержант? Взрыв, по всей видимости, был сорван пожаром. Потому я и задаю этот вопрос. Повторюсь: ситуация крайне щепетильная и…

— Я устроил, — перебил я Миронова.

Лицо капитана на миг вытянулось. Муха наградил меня безразличным взглядом. А вот Волков посмотрел с настоящим ужасом. Он даже раскрыл рот в каком-то бесшумном стоне.

— В тех условиях я посчитал, — продолжал я, — что это единственный способ расстроить планы врага. Действовать нужно было быстро. Не то погибли бы не только мы, но советские солдаты из вашего отряда. Это уже не говоря о местных жителях.

Миронов молчал долго. Думал:

— Это скандал, — наконец отрезал он. — Если мулла и старейшины узнают, что пожар начался по вине шурави, это будет скандал… Так…

Капитан немедленно зашуршал бумажками.

— Я не могу пройти мимо. Сокрыть все от муллы — значит похоронить всю нашу работу. Попрать сами принципы нашей работы…

Миронов явно занервничал. Я заметил, как на лбу, под его фуражкой, выступила испарина.

— Пойти против совести. — Капитан занервничал. — Это провал. Провал нашей работы не только в местном кишлаке, но и… В общем… Я доложю о вас вашему начальству. Доложу во всех подробностях. Пускай сами решают, что с вами делать. Но здесь, в Айвадже, я больше не хочу вас видеть. И…

— Вы не правы, — сказал я твердо.

Миронов затих. Замер. Поднял глаза от своих бумажек и посмотрел мне в глаза.

— Что, простите? — спросил он с раздражением.

— Вы не правы, — покачал я головой. — Это никакой не провал.

— Товарищ старший сержант, — воспитанный Миронов позволил себе зло нахмуриться, — вы не понимаете остроту ситуации. Выходит, что советские солдаты пришли в Айвадж и подожгли собственность местных жителей. Вот какова суть ситуации! Это скандал. Международный скандал и…

— Советские солдаты вместе с местными жителями боролись с огнем, — сказал я. — Вместе спасали кишлак от огня. Спасали жилища людей от пожара. Бок о бок и сообща. А руководил всей этой работой — советский офицер. Вы руководили.

Миронов застыл, уставившись на меня.

— Разве вы не видели, как сплотились люди перед общей бедой?

— А ведь точно… — прозрел Волков. — Так нас не ругать… Нам медаль дать надо! Мы одним ударом сразу двух зайцев убили! И предотвратили взрыв, и помогли вам в вашей агитработе!

— Селихов помог, — суховато поправил Волкова Муха.

— Ну… Ну да… Селихов! — согласился Волков. — А мы помогали ему! Вот как! Одним махом двух зайцев!

— Вы себя слышите? — помолчав немного, спросил Миронов. — Вы слышите, какой вы говорите бред?

— Скажите, товарищ капитан, — начал Муха хмуро, — вас благодарили за помощь?

Миронов молчал. Только сжал свои тонкие губы.

— Меня — да. И других солдат тоже, — продолжал наш командир. — Я видел, как афганские мужчины, еще утром посматривавшие на нас косо, жали советским солдатам руки. И говорили им слова благодарности. Благодарности за то, что они не позволили огню распространиться и дальше по кишлаку. Все видели, сколько усилий и мы, и они отдали, чтобы сделать это. И они были благодарны.

Капитан не сказал ни слова. Казалось, он был в ступоре. Казалось, ему нужно было время, чтобы осмыслить нашу, такую отличную от его собственной, логику.

— Чтобы расположить кого-то к себе, — с улыбкой начал я, — первым делом стоит ему помочь. Даже в какой-то мелочи. Это работает лучше любых слов.

Миронов нервно облизнул губы. Потом открыл рот, чтобы что-то сказать.

— Уважаемый товарищ капитан! — послышался вдруг чужой голос из-за двери.

Миронов аж вздрогнул.

— Извините, товарищ капитан, можно ли мне войти? У меня к вам дело!

Голос, принадлежавший несомненно человеку в летах, звучал на довольно чистом русском языке. Хотя восточный акцент и пробивался в речи просителя, но был он почти неуловим и не резал слух.

— А… Да… — Миронов будто бы пробудился ото сна, — да, конечно, уважаемый Хаджи. Пожалуйста, входите.

Дверь со скрипом отворилась, и внутрь вошел старик.

На вскидку было ему около семидесяти лет, но возраст не сильно склонил мужчину к земле. Отразился на его осанке лишь легкой сутулостью.

Не хилый, а скорее сухопарый, он носил серую чалму и серый же халат из тонкой шерсти.

У муллы было темное, узкое лицо, испещренное морщинами. Особенно много их, этих морщин, жизнь оставила старику у рта и глаз. Это могло говорить о том, что он часто улыбался.

Мулла, а что это был именно мулла, у меня не было сомнений, носил длинную пепельно-седую бороду. У него были небольшие, карие и глубоко посаженные глаза и крупный ровный нос.

Капитан Миронов встал с места, когда вошел мулла.

Муха, поддавшись какому-то солдатскому инстинкту, тоже поднялся. Мы с Волковым встали следом за ним.

— Извините, товарищ капитан, — начал мулла с доброй улыбкой, — я не отвлек вас от важных дел?

— Нет, что вы, Хаджи, — едва заметно поклонился Миронов. — Я обязан вам своим кровом, пока нахожусь в этом кишлаке. И буду рад помочь в любом деле.

Миронов вежливо обратился к нам:

— Вот, знакомьтесь, это Хаджи Абдур-Рахим. Мулла славного кишлака Айвадж. Уважаемый Хаджи, это старший лейтенант Муха и два его сержанта, Селихов и Волков.

Мулла поклонился. Мы ответили ему сдержанными поклонами.

— Вы что-то хотели, уважаемый Хаджи? — спросил Миронов.

Мулла улыбнулся капитану.

— Простите, я не знал, что у вас дела по службе. Не знал, что у вас посетители. Если я отвлекаю, то могу зайти позже.

— Нет-нет! — поспешил ответить Миронов, — если у вас что-то срочное…

— В том-то и дело, что нет. Ничего такого.

— И все же, готов вас выслушать, если к тому располагает… — Миронов покосился на нас троих. — Располагает обстановка…

Мулла окинул нас всех теплым взглядом.

— На самом деле очень даже располагает, — признался он. — По правде сказать, дорогой капитан, я вошел, чтобы выразить вам слова благодарности.

Миронов на миг замялся. Кажется, намерения муллы стали для него определенной неожиданностью. Впрочем, интеллигентный капитан сориентировался быстро: