— Сахар… Сахар это хорошо. Да только на что мне сахар? От него зубы болят. А у меня уже мало зубов. Ты, молодой шурави, хочешь, чтобы и остальные выпали?
Муха нахмурился.
— У тебя наверняка внуки есть, дедушка, — сказал я. — Их угостишь.
— А точно! Внуки! — Старик ткнул себя мундштуком в висок так, будто бы ему пришла хорошая идея. — У меня внуков много! Чуть поменьше, чем овец! А тут сахару сколько? А? И на половину не хватит! Это что ж, я одним внукам дам, другим не дам? Тогда они друг другу будут завидовать! Резать друг друга начнут аж до крови. Ты что, молодой шурави… хочешь беды в моей семье?
Я нахмурился, но ничего не ответил. Собственно говоря, потому, что в этот момент понял — отвечать было сугубо бессмысленно.
Муха покраснел от злости.
— А это что? — Старик вырвал у Мухи из рук котелок, — это кастрюля? Хорошая кастрюля. Крепкая.
Он покрутил ее в руках. Потом поплевал на дно, вытер слюну рукавом. Муха поморщился.
— Хорошая кастрюля! Но одной овцы не стоит. Овца — не кастрюля. Она ходит.
— Пойдем, командир, — сказал я, — он не торгуется. Издевается над нами просто. С ним договориться не получится.
— Это почему ж не получится? — удивился старик деланно. — Овца ходит. А сапоги твои тоже ходят!
Он указал на ноги Мухи.
— Возьму сапоги и кастрюлю. За это — одна овца. Ну как?
Он снова плюнул, но теперь себе в ладонь. Протянул ее Мухе. Муха опять поморщился и не выдержал. Матерясь себе под нос, отобрал у деда котелок, кинул в кучу и сгреб плащ-палатку.
Старик ехидно захихикал.
— Что? Не будет торговли⁈ — закричал он, когда мы уходили к БТР, — ну смотри! Я тут буду! Если что, у меня есть ишак! Упрямый, как твой танк! Вот на танк и поменяю!
— Зараза старая, — зло бросил Муха, — падла какая. Мы к нему со всей душой, а он…
— Проучим? — хитровато улыбнулся я Мухе.
Тот замедлил шаг. Уставился на меня.
— Это как же?
— Да есть одна мысль, — улыбнулся я.
— Ты давай, какую пожирнее выбирай, — сказал Волков Глебову.
Когда мы болтали с вредным стариком, уже упали сумерки. Когда вернулись — они загустели. Стало почти темно.
Отара, казалось, замерла на месте. А вместе с нею и старик. Тот будто бы и не собирался никуда уходить. Так и сидел на своем камне.
Я же поделился с Мухой планом нашей маленькой мести. Муха со злости одобрил его немедленно. И первым пунктом в плане было — начать движение.
Потому БТР едва катился на малом ходу. Когда он въехал прямо в отару, старик слез с камня и разорался.
Но Волков с Глебовым были уже наготове. Они застыли у распахнутого люка, через который можно было наблюдать плотно бегущих у бортов машины овец.
— Ты смотри. Смотри не подави! — кричал Муха Махоркину.
— Не подавлю! Они и сами разбегаются! Порядок, командир!
— Вот эту! Эту хватай, что пожирнее! — крикнул вдруг Волков.
Махоркин вместе с замкомвзвода разом сунулись в люк, схватили овцу и принялись втаскивать ее внутрь машины.
— Тяжелая… — пыхтел Глебов.
— Зато жирная какая! — радовался Волков.
За несколько мгновений они умудрились втянуть крупное животное внутрь машины.
— Свет! Свет включите! Вяжите ей ноги! — орал Волков.
Муха включил освещение.
Тусклые лампочки немедленно изгнали изнутри машины темноту. А потом мы все замерли без движения. Волков с Глебовым просто застыли. Окоченели.
У Мухи, казалось, просто задергался глаз от увиденного. Я же, с трудом стараясь сдерживать смех, закрыл лицо ладонью.
Все потому, что в руках Волкова с Глебовым оказался алабай. Здоровенный пес, смотрел на них с таким удивлением, что его нельзя было просто описать словами. Казалось, зверь никогда и не думал, что кто-то может обойтись с ним столь наглым образом — затащить внутрь БТР. Сама мысль об этом будто бы противоречила всему мировосприятию пса и пониманию своего места на этой бренной земле.
Пес уставился на пограничников. Пограничники на пса. Вдруг алабай пошевелил обрубком хвоста и глухо буфкнул на Волкова.
Замкомвзвода словно бы очнулся ото сна.
— Выпинывай его! Выпинывай его наружу! — закричал он.
Волков с Глебовым судорожно принялись пихать собаку вон из БТР.
Когда у них это получилось, могучий пес рухнул за борт, отряхнулся и в полном шоке уставился на отходящую от него машину. Смотрел он недолго. Почти сразу, преисполненный собственного достоинства, пес посеменил куда-то вдоль стада.
— Давайте заново, — сказал я.
Глебов с Волковым почти синхронно кивнули. Уставились в люк.
— Вон! Вон ту давай! Черт! Внутри свет, ничерта не вижу! — сказал Волков.
— Это хоть не собака? — опасливо осведомился Глебов.
— Да вроде нет! Хватай!
Они схватили. Потом втянули в машину мекающую, бьющую копытцами по борту овцу. Немедленно ее успокоили.
— Все! — крикнул Муха мехводу. — Забрали! Газу! Газу давай!
— Еще не прошли отару!
— Газу!
Махоркин прибавил газу. БТР медленно прорезал реку разбегающихся перед его носом овец. Миновал ее и поехал дальше.
Радостный Волков выглянул сквозь крышу, чтобы посмотреть на старика.
— Глядите! Заметил! Заметил, что мы умыкнули овцу! Бежит! — крикнул Волков.
— Останавливай, — рассмеялся я, доставая из кармана помятую бумажку.
— Чего? — удивился Волков. — Зачем?
— Прекратить движение! — закричал Муха.
Махоркин затормозил.
Я, закончив писать нехитрые словечки на бумажке, полез вверх, на броню. Когда выбрался, увидел, как старик, размахивая кривой палкой, очень медленным, неловким шагом пустился в погоню.
Я встал, отряхнулся. Потом спрыгнул с машины и пошел ему навстречу.
— Ты чего! Разбойник! Вор! — кричал дед, запыхавшись, — верни овцу! Видел я, как вы ее забрали! Видел и…
Старик замолчал, когда я приблизился и протянул ему мятую бумажку.
В глазах старого пастуха теперь не было ни превосходства, ни ехидства. Только недоумение.
— Это чего? — спросил он.
— От имени советской армии выражаю вам благодарность за помощь. Вот, возьмите.
Старик взял бумажку. Повторил:
— Это чего?
— Квитанция. Ничего мы не украли. Все уплачено как полагается, — пожал я плечами. — Ну, бывайте.
С этими словами я обернулся и пошел обратно к БТРу, оставив ошарашенного деда на дороге.
Не знаю, смог ли дед прочесть, что было написано в моей записке. Но, признаться, читать там было особо нечего.
Помятая бумажка содержала в себе следующие слова:
Квитанция № 1
Дата — 27 августа 1981 года.
От гр-на Мухамада (Пастух) в пользу СССР получено:
Овца: 1 (одна) шт.
Оплачено:
Терпение: 1000 (одна тысяча) единиц.
Урок гостеприимства: 1 (один) шт.
Претензий не имею.
Какое-то время мы ехали без происшествий. За бортом уже совсем стемнело.
— Ну что там, товарищ старший лейтенант? — спросил Волков, поглаживая стреноженную овцу, — не отвечают?
— Не отвечают, — нахмурившись, Муха оторвал гарнитуру от уха, — помехи какие-то.
Он глянул на часы. Добавил:
— Хотя мы уже час как вошли в радиус. Связь уже должна наладиться. Да только помехи какие-то.
— Дайте послушать, — сказал я.
Муха передал мне рацию. Я прислушался к эфиру. Лишь шум статики был мне ответом.
— Может, глушат? — сосредоточенно спросил Муха.
— Может, глушат, — ответил я, возвращая ему гарнитуру.
— «Ветер два»! Говорит «Ветер один» На связь! — снова попытался Муха. Потом прислушался.
Вдруг его лицо вытянулось. Он улыбнулся.
— Вроде вышли. Но связь не к черту. Ниче не слышно, но что-то говорят. «Ветер два», это «Ветер один», не слышу вас! Повторите, не слышу вас!
Муха снова прислушался.
— Фуф… — выдохнул Волков, — я уж думал, что у них чего случилось…
Муха остановил Волкова жестом. Потом вдруг нахмурился. Глянул на меня.
— Слышу чужую речь, — сказал он. — Говорят не по-русски.
Глава 20
— На Дари? — спросил напрягшийся Волков.