Но в какой-то момент я понял, что невыносимо устал и просто засыпаю. День оказался слишком насыщенным и длинным. Я быстро переписал все, что смог сделать на кассетный магнитофон. И решил поспать хотя бы полчаса, иначе, я мог бы упасть прямо со стула и заснуть.

Около сцены стоял длинный, обтянутый искусственной черной кожей диван. Я вернулся в подсобку, нашёл там какой-то старый плед, пропахший мышиным дерьмом и пылью. Стоило прилечь, как я мгновенно провалился в сон.

Но мозг не дал отдохнуть, придумав невероятно яркий и реалистичный кошмар. Будто я стою на сцене Большого театра, абсолютно голый, а в зале сидят лишь женщины. И я ощущал себя так неловко, хотелось сбежать, но что-то держало меня на краю сцены и заставляло исполнять арию.

Странный шум вырвал меня из мерзкой фантасмагории, я присел и прислушался. Явно кто-то ковырялся в замке. Дверь, скрипнув, отворилась. А я быстро перебрался на сцену и спрятался за портьерой.

— Ну, чо, ушёл этот козёл? — послышался сиплый голос.

Замелькал по стенам, креслам призрачно-белый свет мощного фонаря.

— Свет погашен, не видишь? — отозвался второй баском.

— Хрен его знает, может он здесь где-то.

К первому лучу добавился конус более слабого фонарика. Упёрся в стену за сценой. В мягком лунном свете, лившемся из окон, я уловил контуры двух мужиков. Один повыше, другой более плотный, сутулый. Ступая очень тихо, я спустился со сцены, ползком добрался до своего полушубка, аккуратно вытащил из кармана дубинку. И прячась в проходе между креслами, добрался до двери. Встал рядом и щёлкнул выключателем.

Брызнувший из люстр свет затопил зал, выгнав все тени из углов. Мужики, уже стоявшие у сцены, синхронно обернулись. У того, что выглядел более массивным, на скуластом лице с впалыми щеками, возникло злобное выражение, глаза сузились. Он сунул руку в карман. Блеснула воронёная сталь пистолета.

Я щёлкнул выключателем. Опустилась глубокая чернильная тьма, словно накинули тяжёлое бархатное покрывало. Но тут же ослепительно-белый свет мощного фонаря заставил зажмуриться. Бах! Выстрел звучал не оглушительно-резко, скорее это походило на глухой удар. Значит, на пистолете надет глушитель. Звук стали тише, но и точность снизилась. Я бросился ничком на пол, спрятался за последний ряд кресел, начал медленно перебираться к проходу около окон. Бах! Прямо перед моим носом пуля выбила фейерверк мелких опилок. Отморозок все время держал меня в свете своего мощного фонаря.

Быстро, где-то на четвереньках, где-то ужом, добрался до сцены. Взбежал по ступенькам. Здесь пацаны набросали разный хлам. Нащупал доску, схватив её, вскочил на край сцены и со всех сил опустил на башку одного из бандюков. Трах! Гнилая доска сломалась пополам, но все же удар оказался довольно мощным. Мужик с пистолетом пошатнулся и рухнул на пол, оружие с глухим стуком выпало из его руки. Но куда улетело, я увидеть не мог.

Я спрыгнул со сцены и попытался вмазать второму противнику. Но он оказался невероятно проворным. Увернувшись от моего удара, он чуть согнулся, схватил меня за ноги, сбросил вниз. Наскочил сверху. Железный захват за горло. Начал раздавливать кадык, в глазах у меня вспыхнули звезды, сознание стало меркнуть. Ну нет. Собрав оставшиеся силы, я поджал ноги в коленях и мощно вмазал в живот подонку, отшвырнул от себя. Удалось вскочить на ноги.

Но я забыл о втором бандюке, сбросил со счетов, думая, что гнилая доска вывела его из строя. Но тут же пожалел о своей ошибке, ощутив жёсткий захват сзади. Мужик подскочил ко мне, вмазал в живот, ещё раз. В темноте он немного промахнулся, удар пришлось по касательной, и я даже боли не ощутил. Схватив за руки, которые держали меня мёртвой хваткой, я чуть подсел и перекинул отморозка через себя. Он глухо прокатился по полу. И его фигура, облитая лунным светом, вновь встала передо мной стеной. В его руках сверкнула смертельная сталь. Но наносить удар он не стал. Замах! Нож со свистом полетел в мою сторону. Я не смог бы увернуться, но мужик промахнулся в темноте. Стальное жало вонзилось с глухим дребезжаньем в спинку кресла прямо рядом со мной.

Лихорадочно я соображал, куда делась моя дубинка: пока бежал на сцену, видно, выронил. А бандюки наступают, вдвоём. Я пятился назад, пока не оказался около окна, нырнул опять вниз. Кинулся бежать вокруг рядов и оказался сзади. Бандюк не успел увернуться, я чуть подпрыгнув, с силой вмазал сложенными руками по черепушке. Он хрюкнул, ойкнул, осел на пол. Вдруг под ноги что-то попало, я поскользнулся и свалился на задницу. Глаза привыкли к темноте, и я увидел, что это моя дубинка, не раскрытая.

Вздрогнув от радости, схватил её, раскрыл с характерным стуком все три звена. В прыжке оказался рядом со втором мужиком и не разбирая, куда бью, начал наносить мощные удары, целясь по корпусу, рукам и ногам. Отскочил в сторону, чтобы отдышаться.

И тут кто-то схватил меня за ноги, и дёрнул. Я не удержался и упал вперёд на колени. Перевернулся на спину, оперся на руки и пружинисто отшвырнул нападавшего. Перекатился по полу, вскочив на ноги. Оглядевшись, заметил, что второго отморозка не видно. Только слышны стоны и охи. Остался один. Я подхватил дубинку, начал размахивать перед собой, отпрыгивая назад, не давая противнику достать меня. Бросился вниз, перекатился кубарем и оказался сбоку бандюка. Тот не успел ничего понять, как я рубанул его изо всех сил по спине. И когда тот пошатнулся, попытался развернуться, нанёс несколько точных, мощных ударов по плечам, ногам. Хруст ломаемых костей, крик боли. И мой противник рухнул, как подкошенный.

Я постоял немного, пытаясь отдышаться. Сделал несколько сильных вдохов и резких выдохов, чтобы наполнить лёгкие кислородом. Тяжело дыша, доплёлся до выключателя. Волна света хлынула в зал, обнажив картину побоища.

Оба нападавшего уже сумели присесть на пол, мотая головой, они стонали, размазывая кровь по лицу. Не теряя ни секунды, я ринулся на сцену, забежал в подсобку и вынес пару мотков верёвки. Связав руки бандюков своим фирменным узлом. Но и этого показалось мне мало. Я подтащил каждого к креслу и привязал к ним.

Кинулся на пол, оглядел пол и нашёл-таки упавший пистолет с глушителем — он валялся под креслами среднего ряда. Подтащив его палкой к себе, я продел её в спусковой крючок, и аккуратно, словно ядовитую гадюку, отнёс к сцене.

— Эй, мужик, — вдруг подал голос главарь. — Отпусти нас. Мы тебе по стольнику дадим.

— Чего? — я подошёл ближе, чуть наклонившись над поверженным врагом, отчеканил: — Ты хоть знаешь, на чьё имущество вы покушались? Это подарок нашей школе от самой Галины Леонидовны Брежневой, дочери руководителя нашего государства! Государственная собственность. За такое вышку могут дать. Стольник он мне даст.

— Ну, если бабло тебе не нужно, тогда у меня есть ценная инфа для тебя. Отпустишь, скажу.

— Какая ещё инфа? — я отошёл от него, сложив руки на груди, впился взглядом в его избитую рожу, где расплывалось несколько отличных синяков, под глазом и на скуле.

— Тебя заказали, Туманов, — подал голос второй мужик. — И может эта вышка тебе самому светит. А мы тебе расскажем, как этого избежать.

— О как? Интересно.

— Дай слово, что отпустишь, тогда расскажем.

Я ухмыльнулся, покачал отрицательно головой.

— Ментам будете рассказывать.

Я развернулся и пошёл к выходу. В спину мне полетела фраза:

— Смотри, Туманов, пожалеешь.

Закрыв актовый зал на ключ, я добрался до комнатушки сторожа, рядом с физкультурным залом. Подёргал ручку, заперто. Конечно, наш Егорыч мог дозором обходить школу, но что-то меня взяло сильное сомнение. Дрыхнет, скорее всего. Даже выстрелов не услышал. Я громко постучал по хлипкой фанерной двери ещё раз. И через пару минут она приоткрылась, высунулась физиономия молодого человека, светлые взмокшие волосы торчали, как иголки ежа. Пацан застёгивал рубашку и растерянно впился в меня заспанным взглядом.