А я ведь забыл о том, что у Брехта — юбилей. Суну под нос Витольдовне и Аглае эту статью, чтобы они, наконец, поняли, Брехт — великий писатель и наша школа просто обязана поставить спектакль к 80-летию драматурга.

К моему удивлению, автобус вовсе не стал петлять по узким улочкам, а просто свернул на Фестивальную и докатил до конечной, прямо напротив входа в метро. Когда вылез, на какие-то секунды увидел огромный торговый центр в четыре этажа, звучные названия компаний, выстроившиеся рядами на фасаде. И все это исчезло, растворилось в сизом февральском небе.

— Вы что-то ищете, молодой человек? — рядом остановилась немолодая дама в сером пальто с сильно побитым молью рыжим воротником.

— Нет- нет, спасибо, — улыбнулся я. — Я тут всё знаю.

— Но вы так странно оглядывались, будто искали что-то. И лицо у вас такое. Удивлённое.

Не мог я сказать доброй женщине, что ищу здесь будущее, из которого прибыл. Что не могу не сравнивать то время и сейчас. Для них, тех, кто здесь живёт, ничего не менялось, а для меня, путешественника из будущего, постоянно что-то вызывало удивление. Моя память накладывала матрицу моего настоящего на прошлое, и я видел результат. И что-то сосало под ложечкой, когда я осознавал, что опять потерял что-то.

Я прошёл через турникеты, с опаской, вдруг что-то не сработает, выскочат злые челюсти, прищемят самое дорогое и болезненное место. Откуда возник этот страх? Из каких глубин воспоминаний моего детства?

Когда подошёл поезд, я нашёл местечко у окна, вытащил опять «Правду», чтобы просмотреть ещё раз, может быть, найду что-нибудь интересное. Прочёл заметку о том, как «США покрывают убийц», а именно братьев Бразинскасов, которые восемь лет назад угнали самолёт, тогда погибла стюардесса, которая пыталась остановить террористов. И особенно меня заинтересовала рецензия на спектакль Ленкома в постановке Марка Захарова «Парень из нашего города». Я почему-то плохо помнил об этом спектакле, но прочитав о постановке, решил посмотреть. Хотя, скорее всего Ленком уже был настолько популярен, что билеты придётся доставать через жену, а этого мне делать совсем не хотелось.

Услышал, как женский голос диктора объявил: «Станция Маяковского. Следующая станция 'Площадь Свердлова» и замер. Мне же надо было выйти на станции «Горьковской», перейти на «Пушкинскую», чтобы добрать до «Краснопресненской»! Ничего не понимаю. И только тут вспомнил, что никакой «Горьковской» в помине нет. Не построили! Подскочил к схеме метро и понял, что я — балбес, нужно было выйти на «Белорусской», перейти на Кольцевую линию. А теперь придётся возвращаться. И я с сильнейше досадой ощутил себя чужаком здесь, который постоянно путается в элементарных вещах.

До «Краснопресненской» я добрался уже в сильном раздражении. Публики в вагоне прибавилось, в основном родители с детишками, видно, которых решили сводить в зоопарк. Дети шумели, забирались с ногами на скамейки. А я сидел в самом конце вагона, вжавшись в угол, стараясь не обращать внимание на милого мальчика лет пяти, который плюхнулся рядом со мной, подскакивал на месте, болтал ногами, и постоянно задевал меня красными сапожками, оставляя на моих брюках полоски грязи.

Когда поезд, наконец, остановился на «Краснопресненской», я с трудом пробрался сквозь толпу родителей с галдящими детьми к эскалатору и вышел наружу, вдохнув свежего воздуха. Через парк с голыми деревьями, на ветках повисли снежные хлопья, вышел на другую улицу и действительно обнаружил магазин с вывеской «Гастроном». Заскочил туда и замер. Ничего похоже на цветы я не обнаружил. Обычный советский продуктовый магазин, смахивающий на сарай, тёмный, пропитанный запахами обёрточной бумаги, половой тряпки, варёной колбасы, металла консервных банок, которые выстроились красивыми пирамидами во всех отделах.

Рядом с одним отделом толпился измученный народ: мужчины, женщины в пальто, шубах. Мельком взглянул, что дают. Кажется, бройлерных цыплят, чьи бело-розовые пупырчатые тушки были свалены кучей на подносе за спиной продавщицы, дородной женщины с высокой замысловатой причёской, заколотой безвкусной пластиковой заколкой, с усталым лицом, на котором явно проступала мысль: «за каким чёртом я работаю в воскресенье?» Пробираться сквозь толпу и спрашивать, где здесь цветы, я просто побоялся. Выругался про себя матерно, что Людка все-таки меня надула, и я проделал столь длинный путь, чтобы наткнуться на обычную очередь в гастрономе.

— Пожалуйста, дайте мне две штуки, — расслышал я плачущий женский голос, больше напоминающий стон.

Рядом с прилавком стояла молодая женщина, в распахнутой на груди искусственной под каракуль шубке. Лицо бледное, измученное, без макияжа, светлые волосы собраны в пучок, закреплённые чёрной аптекарской резинкой. Она прижимала к себе сумку и смотрела жалобно на продавщицу, у которой на весах лежала маленькая тушка.

Толпа зашумела, загалдела: «По одной в руки!», «Всем не хватит!»

— Товарищи, у меня дома трое детей. Мне нужно две штуки. Дайте, пожалуйста.

— У всех трое детей! — отозвалась рядом стоящая старушка в тёмном пальто и каком-то немыслимом капоре. — Все так просют, а потом выходят и продают втридорога.

Ком застрял у меня в горле, стало не хватать воздуха, не потому что здесь он был такой спёртый, просто весь негатив этих людей хлынул в душу, залил досадой, жалостью, переходящие в бессильную ярость.

— Мужчина, а вам чего здесь надо? — на меня злобно зыркнула полная дама в длиннополом пальто с огромной брошкой на груди, изображавшей то ли паука, то ли экзотический цветок. — Чего стоите, глазеете? Без очереди не пустим, — сказала, как отрезала.

Я лишь тяжело вздохнул, качнул головой. Развернулся и вышел наружу. Запахнувшись поплотнее, побрёл обратно к метро.

Но тут из-за угла вышла дама, одетая даже не в норковое манто, а скорее в шубу из седого соболя, дорогой мех мягкой волной элегантно облегал её фигуру. Она была немолода, но явно боролась с возрастом, розовая кожа слишком обтягивала лицо, скулы, подбородок, сильно подведённые глаза в обрамленье пушистых ресниц. Сопровождал её высокий мужчина в дублёнке и пыжиковой шапке. Нёс сумку, набитую чем-то и пластиковый пакет, на котором я разглядел рисунок из импортных сигарет, в обрамлении изящных винных бутылок с яркими этикетками — страшный дефицит в то время. Я чуть замедлил шаг, чтобы пропустить их и услышал обрывок разговора.

— Нет, ну ты представляешь, у них не оказалась балыка, — капризно жаловалась она. — И второй баночки икры. Нет и все. Я буду жаловаться в горком на это безобразие.

— Дорогая, они обещали нам привезти, — усталым голосом монотонно говорил мужчина. — Не переживай, пожалуйста.

— Нет, ну как не переживать? — плаксиво с жеманной гримасой повторяла женщина. — Сегодня придут гости, чем я буду их кормить, если нет балыка? Нет, это безобразие. В чистом виде.

Они проплыли мимо меня, и дамочка оглядела всю мою фигуру, губы чуть скривила снисходительная гримаса и они отправились в сторону стоящей черной «Волги».

И тут я вспомнил, что Людка мне сказала: «Вход со двора». А я, как последний кретин, забыл об этом и попёрся в магазин. Набрав побольше воздуха в лёгкие, я выдохнул и направился за угол. Нашёл единственную дверь, подёргал ручку — заперто. Что же мне так не везёт⁈ Но тут заметил круглую кнопку звонка рядом. Нажал. Через мгновенье, которое показалось вечностью, дверь едва слышно лязгнула, отошла и на пороге я увидел гориллообразную фигуру.

— Что нужно? — довольно невежливо спросил он глухим басом.

— Я от Степана Игоревича, — уже не надеясь ни на что, обронил я.

«Горилла» вдруг оскалился в ухмылке, распахнул широко дверь. И я прошёл внутрь. Охранник отошёл в сторону, и я увидел длинное помещение, почти пустое, если не считать мужчины, который стоял в кассу.