Мне это совсем не понравилось. Тон, которым сказал это Бессонов, выражение его лица, на котором как будто читался испуг. Что могло произойти? Изменилось отношение к постановке? Неприятный холодок пополз по позвоночнику, закололо пальцы рук.

Поставив около сцены сумку с коробкой стереодеки, я предупредил:

— Пока не заводите. Надо время, чтобы согрелось, иначе конденсат будет.

К двери кабинета директора я уже добрался на слабеющих ногах, дёрнул за ручку, но взмокшая ладонь соскользнула. Со второй попытки открыл дверь, просунул нос:

— Арсений Валерьянович! Можно? — спросил, как провинившийся ученик.

— Да, Олег Николаевич, — директор поднял на меня строгий взгляд. — Входите.

Я прошёлся по ковру, отодвинул кресло. Присев, вытащил список вещей, что мы купили и остатки денег. Выложил на стол.

Директор, также хмуря брови, взял бумажку, но возникло ощущение, что он даже не прочитал то, что там написано. Небрежно отложил в сторону. Скрестив пальцы рук, положил на столешницу, а я ждал его вердикт. И напряжение росло, захватывало всю мою сущность, заставляя подрагивать ноги.

— Олег Николаевич, я всё понимаю, но вы иногда поступаете не совсем правильно.

Начинается. Что на этот раз я сделал не так? Напряжение стало спадать, сменяясь на досаду и злость. Стараешься, стараешься, вместо благодарности, тебе устраивают выволочку. Лихорадочно проматывал все свои поступки за последнее время. Может быть, проблема с контрольной? Или с постановкой пьесы Брехта?

— И в чем я поступил неправильно? — почти зло и даже нагло бросил я, уже готовый послать всех ко всем чертям.

— Что не так, Арсений Валерьянович? Мы купили все, что нужно, я вам отчёт полный предоставил.

— Да при чем тут ваш отчёт? — в сердцах бросил директор. — Что теперь школе делать с той аппаратурой, которую привезли? Как её оформить?

— Так мне нельзя было покупать магнитофон? — не понял я. — Но вы не предупредили…

— Олег Николаевич! Что вы дурака-то валяете⁈ — на лице директора выступили пунцовые пятна, а взглядом он готов был сжечь меня дотла. — Я говорю про те вещи, которые привезли от… — он снизил голос почти до шёпота. — Галины Леонидовны.

— Чего-то привезли? — удивился я. — Я не знаю ничего об этом. Только сейчас от вас услышал.

Директор откинулся на спинку кресла, грудь вздымалась от тяжёлого дыхания.

— Олег Николаевич! Вы что издеваетесь? Вы не знаете, что попросили у дочери руководителя нашего государства?

— Я у неё ничего не просил! — вспылил я. — Мы действительно поговорили в секции ГУМа. Я сказал, что готовлю спектакль. И всё. Я ни слова ей не сказал, что нам нужно. И мы все купили сами!

Директор отвернулся к окну, тяжело вздохнул и я понял, что он матерно выругался. Потом, повернув голову ко мне, уже спокойней сказал:

— Вы ничего у неё не заказывали?

— Да нет же! — я начал терять терпение. — Мы с Ксенией попали в эту секцию, все закупили сами. Вот на столе мой отчёт. Галина Леонидовна сказала, что хочет мне сделать подарок, например, гитару. Я сказал, что гитара у меня есть, отличная. И всё!

— Ладно, я вас понял. Проблема в том, что, судя по всему, аппаратура, что привезли, настолько дорогая, что школе придётся её охранять. Вы представляете, что будет, если её украдут⁈

— Господи, да что же там привезли⁈ Белый рояль из золота и бриллиантов?

— Хорошо. Идите, осмотрите всю аппаратуру и составьте список приблизительной стоимости. Мне нужно решить вопрос с охраной всего этого.

— Давайте поставим в подсобке металлическую дверь. Я готов её оплатить, — выпалил я. — На окна стоит поставить ставни покрепче. С замком.

— Надо подумать на эту тему. Вот вам ключ, — он выложил передо мной большой ключ с извилистой бородкой.

— От актового зала тоже дайте.

Я спустился по лестнице и добрался до актового зала, уже издалека услышав шум, выкрики, пение. И когда вошёл внутрь, увидел, как на сцене, завернувшись в блестящую алую ткань, сидит Ксения, болтая ножками в изящных сапожках, что-то напевает весёлое.

На сцене, кроме рояля я ничего не обнаружил, поэтому решил, что всю аппаратуру, что привезли от Брежневой, снесли в подсобку. Генка увязался за мной, и тут подтянулись и все остальное.

Я жестом фокусника вытащил из кармана ключ и распахнул дверь. Темнота, только свет люстр актового зала обрисовал контуры. Я пошарил выключатель на стене. Вспыхнула лампочка, что на толстом шнуре свисала с потолка. Генка тут же засунул нос и произнёс лишь одно слово: «Офигеть!»

Ничего особенного я не увидел, никаких роялей из золота и бриллиантов. Два плоских длинных прямоугольных футляра, большая коробка, длинный плоский чемодан с двумя ручками и дальше у стены несколько коробок, поставленных друг на друга. Что так напугало директора?

Первым делом я подхватил один из плоских футляров, но когда открыл замки и вытащил на свет то, что там лежало, сердце скакнуло в груди и я облился горячим потом. На красном бархатном основании лежала изящная электрогитара из светлого покрытого особым лаком дерева с белой вставкой. На головке грифа я прочёл выжженое название: «Fender Stratocaster».

— Ну, Гена, знаешь, что это за фирма? — я передал Генке гитару.

По его заблестевшим радостным азартом глазам, понял, что парень знает.

— Конечно, Олег Николаевич, это ж ваще клёвая вещь. Фендер! Страт! Отпад!

— Да, на такой Джимми Хендрикс играл. Ричи Блэкмор, Дэвид Гилмор. У, смотри-ка, здесь уже даже переключатель на пять позиций. Новенькая.

Генка посмотрел на меня с таким обожанием, как на высшее божество, которое спустилось с небес, чтобы одарить его невероятным богатством. Во втором футляре тоже лежала гитара, судя по четырём струнам и длинной мензуре — басовая. На головке грифа я прочёл название: «FenderJazz Bass» и задумался, кто у нас сможет на ней играть. Генка уже утащил Страт на сцену, и я услышал, как он подключил шнур и начал уже бренчать. А я решил рассмотреть, что же находится в самом большом футляре, что лежал на столе. Щёлкнули замки и тут у меня губы непроизвольно расползлись в улыбке: в футляре, обтянутом черным винилом, лежал синтезатор Оберхейма 4х голосый. Полифонический. Я вновь закрыл это сокровище в кейс. И задумался, как его поставить на сцене. И тут увидел рядом торчащие ножки. Установив на сцене стойку, я вынес кейс и аккуратно установил синтезатор.

— Ух ты, какая вещь, — рядом оказался Генка. — Ручек сколько, кнопок. А как на этой штуке играть-то?

— Разберёмся, Генка.

Я придвинул к синтезатору стул, уселся. И достал инструкцию. На английском, конечно, стал изучать. Конечно, в своём настоящем я играл на электропианино, органах, и синтезаторах. Но современных. Хотя. Что-то всплыло в памяти, на похожем древнем синтезаторе мне довелось играть в конце 80-х, когда я подрабатывал в клубе РЖД, в то страшное время, когда мою нищенскую зарплату учителя и ту стали задерживать.

— Олег Николаевич, — рядом возникла стройная фигурка Ксении, робко проронила: — Может быть, мы немножко порепетируем?

Я развернулся на стуле, обвёл взглядом всю свою команду: совсем забылся. Я вскочил с и взял с рояля текст пьесы.

— Значит, так, попробуем пройти первую сцену. Когда к Джонатану Пичему, владельцу фирмы «Друг нищего» приходит проходимец, которому набили морду за то, что он посмел собирать милостыню, не спросив разрешения у Пичема. Так, Пичем у нас Аркаша Горбунов. И Филч — Серёжа Кудряшов. Ну, давайте попробуем.