— Как же ты успела сшить? — удивился я.

Генка отнёс чемодан на сцену, щёлкнув замками, открыл, вытащил несколько костюмов.

— Вот, это для вас, Олег Николаевич, — он сунул мне прозрачный целлофановый пакет, в котором просматривался тёмный материал в полоску.

— Олег Николаевич, примерьте, пожалуйста, — Ксения подошла к сцене, сцепила пальцы вместе, кусая от волнения губы.

Подхватив пакет, я ушёл во вторую комнату, рядом с подсобкой, выполнявшая роль гримёрной и костюмерной. Стол с трёхстворчатым зеркалом, покрытое толстым слоем пыли, на длинной вешалке висел одиноко кожаный плащ и сверху лежала шляпа — то, что я нашёл в 200-й секции ГУМа, но поскольку теперь я играл роль Мэкхита, я не представлял, куда все это пристроить. Роль ведущего отпадала. Когда я примерил костюм, который сшила Ксения, понял, что это тот же самый, в котором Генка пел балладу Мэкхита, только теперь всё сидело на мне идеально. Брюки чуть свободные, со стрелками, больше не ложились буфами на ботинки, а лишь закрывали их отворотами до середины. Значит, Ксения с самого начала шила этот костюм на меня, но как она угадала с размером? И я решил надеть плащ и шляпу и в таком виде явился на сцену.

И на мне сразу скрестилось несколько пар глаз, восхищённых, изумлённых, что стало неловко.

— Ух ты, клёвый прикид. Отпад, — выпалил Пётр. — Я б в таком тоже бы не отказался потусить.

— А вам нравится, Олег Николаевич? — Ксения смущённо взглянула на меня.

— Очень нравится. Но все остальные костюмы нужно не хуже сшить. А?

— Я постараюсь, для ребят я тоже кое-что сделала. Они могут примерить.

Она вытащила из чемодана несколько пакетов, один из них отложила в сторону. Я подошёл, взял в руки, внутри сияло блёстками явно женское платье. Девушка вытащила пакет из моих рук, и вновь сунула обратно, словно стеснялась.

— Нет, Ксения, покажи, что это. Любопытно же.

Бросив на меня быстрый, изучающий взгляд, она схватила пакет, и убежала в гримёрную. Через пару минут вернулась в платье чуть ниже колен, из струящейся светлой ткани, вышитой блёстками, с бахромой. Все в стиле 1930-х годов.

— Ну, как? — она повернулась вокруг себя, демонстрируя наряд. — Ничего?

Прикусив нижнюю губу, с напряжением посмотрела на меня.

— Очень красиво, Ксения. Просто шик.

И подумал с горечью, что на западе Ксения могла бы открыть своё ателье, шить одежду в своём стиле. Стать известным модельером. Но здесь, в Союзе, все ее таланты были никому не нужны. Видно, на моём лице отразилась эта досада и девушка расстроенно опустила руки:

— Вам не нравится, — покачала головой.

— Ксения, мне очень нравится, — я подошёл ближе, притянул ее за талию. — Просто, мне жаль, что ты не можешь свои таланты здесь раскрыть.

— Олег Николаевич, я просто умею немного шить и мне это нравится. Вот и все. Не преувеличивайте.

Послышались чьи-то торопливые шаги, и машинально бросив взгляд, вздрогнул. По проходу между рядами быстро шагала Таисия Геннадьевна.

— Олег Николаевич, вас там ждут. Пожалуйста, пойдёмте, — начала она, запыхавшись.

— Кто ждёт? Таисия Геннадьевна, мы репетируем. Не хочу отвлекаться.

— Это очень важно. Идёмте.

Я снял плащ, шляпу, аккуратно сложил на стуле.

— Ребята, вы кассеты пока слушайте, а я отлучусь на минутку.

Все кивнули, а я подумал, что это, может быть, к лучшему — не увижу разочарованных моим пением лиц.

— Таисия Геннадьевна, так кому я понадобился? — спросил я, когда мы вышли из зала.

— Приехал профессор Тузовский, — на ходу бросила она. — Очень хочет вас увидеть.

У меня непроизвольно вверх взлетели от удивления брови. Сам Тузовский приехал в школу, не прислал курьера⁈ Это изумило меня до такой степени, что я на миг просто замер на месте. Но завуч, схватив меня за руку, потащила за собой.

Я заметил массивную фигуру за окнами пустого класса на первом этаже, рядом с лестницей. Когда вошёл, Тузовский поднял седую голову от книги и привстал, чтобы пожать протянутую мною руку.

— Здравствуйте, здравствуйте, Олег, рад вас видеть в добром здравии, — заговорил он первым, улыбаясь.

— Зачем вы лично приехали, Игорь Дмитриевич? Я бы мог подвезти вам рукопись статьи. Я её написал и напечатал.

— Статья — это хорошо, очень хорошо, — проговорил профессор, будто и не слыша моих слов. — Но у меня тоже кое-что для вас есть.

Он взял со стола два листка, скреплённых между собой. Подал мне. Я пробежал глазами текст, напечатанный на машинке, и стало нехорошо, закружилась голова, так что я дрожащими руками отодвинул стул от учительского стола и присел. Вчитался в строки:

' Туманов, Олег Николаевич, доцент физико-математической кафедры, кандидат физико-математических наук, за время работы в Московском государственно университете проявил себя как высокопрофессиональный, талантливый и принципиальный преподаватель, пользующийся уважением коллег и студентов. Эффективно сочетает фундаментальные научные изыскания с прикладными задачами. Результатом этого стало создание им значительного количества учебно-методических материалов, пособий и курсов лекций.

Туманов О. Н. — принципиальный и бескомпромиссный человек в вопросах науки, качества знаний и профессиональной этики. Предъявляет высокие требования как к себе, так и к студентам, что является следствием ответственного отношения к делу.

С коллегами Туманов О. Н. корректен, готов к конструктивному диалогу и научной кооперации. Является надёжным членом коллектива, всегда выполняющим порученную работу на высоком уровне. Активно участвует в жизни кафедры и университета.'

Я перевернул страницу, заглянул в конец, за чьим авторством это творчество.

— Поздняков Илья Трофимович? Кажется, он был завфедрой физмата?

— Да, совершенно верно. А сейчас он врио ректора МГУ. Но приказ о его назначении уже подписан.

— А Грачёв куда делся?

— Он арестован по обвинению во взяточничестве в особо крупных размерах, завышение смет на ремонт и реконструкцию помещений университета и ещё много чего.

— Вот как? А что с моей характеристикой, которую он написал?

— Она приобщена к материалам следствия, как пример его некомпетентности.

Чудеса. Я попытался проглотить ком в горле, левое веко нервно и противно дёргалось, на глаза навернулись слёзы. Я не мог до конца поверить в то, что, наконец-то избавился от обвинений в халатности, беспринципности и политической незрелости.

— Значит, теперь я могу выезжать за границу? — решился я спросить. — И стать вашим секретарём?

— Конечно, Олег! Конечно! — воскликнул даже как-то слишком радостно Тузовский. — Документы на вас уже оформляют. Пока на симпозиум в Болгарию. А потом, если все пойдёт гладко, уже в Японию, Штаты. Директор вашей школы сказал, что на самом верху одобрили вашу кандидатуру в члены партии. Так что вы теперь официально кандидат. Это хорошо. Очень хорошо. Если все сложится удачно, через год получите партбилет. И карьера ваша будет развиваться так, как должно. Поздняков очень сетовал, что вы оставили университет. Теперь вы можете вернуться, вновь читать лекции.

— Спасибо, конечно. Но я к школе прикипел. Нравится здесь что-то делать.

— Да-да, я слышал. Вы тут герой. Ученики обожают, учителя восхищаются.

— Да уж прям. Скорее завидуют.

— Это верно-верно, талант, принципиальность, успех всегда вызывает острую зависть и желание подставить ногу. Но вы не сдавайтесь. Препятствия лишь закаляют волю.