Не знал, что сказать, кроме банальности:

— Я не осуждаю. Это ваше решение и лезть в это не хочу. Главное, она любит вас.

Когда Ксения вернулась уже в другом, более скромном, но все равно отлично сидевшем на ней костюме — приталенный темно-синий пиджак, юбка, тёмные колготки, и я одобрил, мы собрались уходить.

Девушка сняла с вешалки пальто с густым темным мехом, надела меховую шапочку. И радостно воскликнула: «Мама, мы пошли!», поцеловала Ольгу в щёку, и мы вышли в коридор. Спустились на лифте, Ксения пребывала в каком-то возбуждённом, радостном ожидании, словно вёл ее не в магазин, а в парк развлечений.

Шофёр ни слова не сказал, не упрекнул, что мы долго возились. Только у машины я заметил кучу окурков. «Волга» быстро пронеслась по проспекту, выехала на Ленинградское шоссе. И вновь тот же путь: через мост, мимо магазина «Ленинград». Но чем дальше мы уезжали, тем сильнее во мне росло напряжение, спазмом скручивало желудок. Почему-то стало казаться, что это какой-то обман, розыгрыш. И в 200-ю секцию ГУМа мы не попадём. И будет стыдно и перед Ксенией, и перед ее матерью. Я вспомнил, что пропуск в эту секцию давали только с разрешением ЦК. Кто же мог выписать пропуск мне, простому учителю провинциальной школы? Мельников обеспечил? А вдруг это был Звонарёв-старший? Этот таинственный «член ЦК», как назвал его майор Сибирцев, постоянно всплывал в моей памяти, но я не мог понять, какой пост занимал отец Звонарёва. Все это так мучило меня, что я стал желать, чтобы мы попали в аварию, и не доехали до нужного места. Чтобы не переживать позор поражения, не уронить себя в глазах Ксении и её матери.

Мы неслись по Ленинградскому проспекту, на удивление пустынного, где основном урчали снегоуборочные машины, а легковых было совсем немного, в основном «газ-24» канареечного цвета с шашечками на борту, грузовики, фургоны, пикапы, развозившие продукты и товары. Один из таких пикапов стоял у магазина с надписью «Галантерея», когда мы проехали метро Войковская. Что может перевозить целый фургон? Молнии, пуговицы, какие-то крючки? Проехал, стуча на стыках рельс, бело-красный трамвай, отвернул в сторону. Наша машина обогнула троллейбус, со штанг сорвался фонтан искр.

Никак не мог привыкнуть к тому, что время стёрло красочно украшенные торговые центры, громадный куб «Метрополиса» из металла и стекла, обычно вечером подсвеченный тысячью огней, высотные офисные здания, живую рекламу. Вместо этого по обеим сторонам тянулись бесконечные стенды, где на выцветшем красном фоне белыми буквами были вырублены лозунги: «Решения XXV съезда партии в жизнь!», «Партия — бессмертие нашего дела!», «Планы партии — планы народа», «Пусть живет в веках имя и дело великого Ленина!», «Мы строим коммунизм». Ловил себя на мысли, что только я один вижу эти плакаты, остальные привыкли настолько, что даже не замечают. Кто из тех прохожих, что спешили по заснеженным тротуарам в драповых пальто, куртках, шубах, покупали в киосках «Союзпечати» свежие газеты и журналы, верил, что наша страна действительно строит коммунизм?

Мы выехали на улицу Горького, и здесь обнаружился довольно плотный поток из легковушек, рейсовых автобусов «ЛиАЗ», и грузовиков. И шофёр тихо выругался. А я вспомнил, что обычно через центр ехать было совершенно бессмысленно, застрянешь в пробке, через которую приходится тащиться часами.

Чем ближе к Кремлю, тем монолитнее и единообразнее становились здания, а под конец осталась только старая застройка из домов, напоминающих дворцы.

И вдруг мы остановились. Я решил, что перед светофором, но простояли минуту, две, пять, и не двигались с места.

— В чем дело? — не выдержал я.

Шофёр, схватив с торпедо пачку папирос «Богатыри», вытащил одну, чиркнув спичкой, распространившей острый запах серы, закурил, выпуская дым в открытое окно, хотя часть просочилась в салон, распространяя на удивлении пряный, благородный аромат с еле заметным влиянием сигарного табака.

— Дорогой Леонид Ильич со товарищами, видать должен проехать, — лениво объяснил водитель. — Придётся подождать.

Я бросил взгляд на Ксению, которая расслабленно сидела на заднем сидении. Она улыбнулась мне в ответ, и покорно прикрыла глаза.

Да что ж такое! Почему во все времена надо перекрывать движение, мучить людей, чтобы дать возможность проехать этим «слугам народа»⁈ Хотя я вспомнил, как в 1969-м году по такому кортежу стрелял лейтенант, хотел убить Брежнева. Не удалось. А я представил, что, если бы Брежнев действительно умер, а на его место пришёл бы молодой, энергичный, умный лидер, и смог бы стронуть все это болото с места?

Вылез из машины, зло хлопнув дверью и, положив руки на крышу, стал наблюдать за серой мозаикой из легковушек, фургонов, грузовиков. Морозный воздух влился в лёгкие, колючками впился в лицо. А я стоял и ждал, когда увижу кортеж из шикарных «Чаек» и «Волг» дорогого Леонида Ильича. Походил около машины, и решил купить газету или журнал. Шагов в двадцати стоял киоск «Союзпечати». Заглянув внутрь в поисках какой-нибудь газетки, я едва не потерял дар речи. Я обнаружил там журнал «Америка», свежий номер за февраль.

— Можно вот этот журнал? — я ткнул в сторону вожделенного образца печатного слова.

— Пятьдесят копеек, — объявил лениво киоскёр, мужчина средних лет, с худым вытянутым лицом, которое украшала смешно торчащая козлиная бородка.

Не веря своим ушам, я протянул ему рубль, он отсчитал сдачу мелочью и выложил журнал, который я машинально схватил, словно в мозгу билась мысль, что у меня его отнимут.

— Ещё что-нибудь желаете? — поинтересовался он, равнодушно бросив взгляд из-под очков в черной толстой оправе.

И я ещё раз изумился, увидев, что в пачке журналов лежит свежий номер «Англии».

— «Англию» тоже дайте, пожалуйста.

— Сорок копеек.

Я отошёл от киоска, держа в руках журналы с ощущением, что я побывал в космосе и инопланетяне сделали мне шикарный подарок.

— Гражданин, предъявите ваши документы.

Я вздрогнул от властного приказа. Рядом стоял с мрачной физиономией мент в шинели, перехваченной портупеей, с толстым ремнём с пряжкой. Скрутив журналы в рулончик, я сунул их под мышку. Расстегнул дублёнку, вытащил «ксиву» из внутреннего кармана пиджака.

Мент с такой же хмурой рожей, перелистнул листки моей темно-бордовой книжицы, отдал.

— Что вы тут делаете? — строго спросил.

Хотел внаглую ответить: «Трамвая жду, разве незаметно?»

— Еду в ГУМ вон в той машине, — я махнул в сторону «Волги», из окна которой вился дымок. — Ждём, когда пропустят. Не подскажите, товарищ милиционер, когда мы сможем поехать?

— Скоро, минут через пять, — ответил мент и приказал: — Вернитесь в свою машину.

Когда уселся на пассажирское место рядом с водителем, Ксения, зевнув, прикрывая ладонью ротик, спросила:

— Что там, Олег Николаевич? Когда поедем?

— Милиционер сказал, что скоро, — ответил я. — Хочешь, вот журнальчики, почитай.

Я повернулся, бросил на сиденье журналы, которые удалось отхватить.

— У, как интересно! — Ксения радостно воскликнула. — Я этот номер ещё не видела.

Она схватила журнал «Англия», сразу долистала до страниц, где на голубом фоне отображались фотографии модной одежды, увлеклась изучением.

Я взял в руки второй журнал, перелистнул. Содержание показалось интересным. Во-первых, статья о джазе, обучении студентов, импровизации. Во-вторых, рассказ Айзека Азимова «О мужчине, женщине и компьютере», и очень интересная статья об экспериментах в области генетики. На миг показалось, что в затхлой атмосфере маленькой комнатки открыли форточку, куда хлынул свежий воздух, и я с удовольствием вдохнул его.