Оглушил резкий звук милицейской сирены, и я машинально бросил взгляд в окно. По встречке проехал кортеж, но какой-то хилый — всего одна «Чайка», которую спереди и сзади конвоировали милицейские «Волги».

Как только звук сирен затих вдали, наш шофёр, затушив недокуренную папиросу, сунул её в пепельницу, встроенную в панель, и завёл мотор. Воздух огласил гул моторов, и весь поток машин, наконец-то, потёк дальше, как огромная река. Мы проехали по Театральному проезду, мимо помпезного здания Большого театра, двухярусного атриума «Детского мира», перекрытого сводом из армированного стекла, который своими высокими витражными арками, беломраморными колонами и балюстрадами, отделкой из гранита, цветного мрамора, и керамики, напоминал увеличенный во много раз кукольный домик, и всех этих старых домов в купеческом стиле. Свернув около округлого входа на станцию метро «Площадь Ногина», выехали на улицу Куйбышева, где слева мрачным символом за высокой чугунной оградой промелькнуло шестиэтажное здание с плоским фасадом, входом с колоннами, над которым огромными латунными буквами красовалась надпись: «Центральный комитет Коммунистической партии Советского союза», в 1991-м красный флаг будет спущен навсегда и начнёт развеваться бело-сине-красный флаг России. И, наконец, добрались до автостоянки рядом с ГУМом.

— Ну, все, дальше вы своим ходом, — объявил водитель. — А я тут подремлю, — он зевнул, поёрзал на сидении и прикрыл глаза.

Я помог Ксении выбраться из машины, и мы направились к зданию ГУМа, фасад которого выходил на Красную площадь и смотрел прямо на Мавзолей, куда вилась огромная очередь. Проходя по брусчатке, я почему-то вспомнил, как бывал в этом саркофаге для основателя советского государства. Странное чувство тогда вызвала ложе, где под стеклянным колпаком лежала мумия Ильича.

Мы подошли к входу, я нашёл незаметный звонок. Сердце у меня колотилось около самого горла, мешая дышать и думать. Ноги подкашивались, внутренности будто бы свело спазмом.

Дверь отворилась, и я увидел короткий коридор и милицейский пост. Высокий, статный милиционер с физиономией палача, бросил изучающий взгляд. И я подал ему ордер на посещение святая святых. Он взял в руки, начал изучать. Потом почему-то снял трубку и сказал:

— Тут двое пришли. Пропустить?

В трубке что-то прошуршало, пробурчало. А я стоял, пытаясь проглотить ком в горле и проклинал все на свете, что согласился на эту авантюру. Мент, повесив трубку на рычаг, отчеканил:

— Ваши документы? — внимательно изучил мой паспорт и Ксении, и я уже совсем не ожидал то, что скажет этот цербер: — Проходите.

И врата в рай отворились. Вначале я увидел отдел сувениров: на полках выстроились шкатулки, подносы, деревянные ложки, керамика, расписанные в стиле Палеха, Жостово, Гжели, Хохломы, матрёшки, игрушки в маленьком масштабе изображавшие сани, мельницы. И в невероятном количестве эмблема будущей Олимпиады — фигурки медвежонка из гуттаперчи, пластика, мишки на стеклянных стаканах, значки, открытки, фарфоровые фигурки. Рядом стояли мягкие кресла, журнальные столики со стопками брошюр и журналов, в основном иностранные, но попадались и наши, но тоже с информацией из капстран — «Америка», «Англия» и я понял, как они оказались в киоске «Союзпечати» — кто-то таскал отсюда и сбывал. Помещение выглядело довольно-таки просторным, высокий потолок, метров восемь, с которого свисало несколько хрустальных люстр, заливавших зал ярко-жёлтым светом. И всё заставлено стеллажами со стопками рубашек, белья, вешалками с платьями, костюмами, стенды с книгами, аудиотехникой. Около потолка проходили балконы с балюстрадой.

— Олег Николаевич, — шёпотом спросила Ксения, — А что мы тут можем выбрать?

— Ксения, все, что нужно нам для постановки: ткани, фурнитуру, шляпы, обувь. Да, не забудь швейные машинки.

Я взял тележку, покатил его по полу, мимо вывешенных на вешалках шарфов, платков, шляп, перчаток. Ничего особенного я не увидел. Все походило на обычный универмаг не самого высшего пошиба. Почему сюда люди могли попадать только с каким-то ордером? Неужели надо стать первым космонавтом Земли, чтобы попасть в магазин, где продаются ничем не примечательные товары? Гагарин получил пропуск в эту секцию всего один раз. Все эти товары я видел в ГУМе, правда, зачастую за ними выстраивались километровые очереди, а здесь царила тишина, пустота, покупателей совсем немного. Ксения подошла к секции, где рядами висели ткани, осторожно, словно боясь повредить, начала осматривать, щупать их.

— И да, Ксения, надо взять побольше, с запасом, второй раз мы сюда уже с тобой не попадём. Имей в виду.

— Да, конечно, Олег Николаевич, я понимаю.

— Ты выбирай, складывай в тележку, а я пойду книжки посмотрю.

Я отправился к стеллажам с книгами. Пока рассматривал, внимание привлёк шум, нарушавший это царствие спокойствия и благостной тишины. Обернувшись, я тут же понял, кто же приехал в той «Чайке». Около отдела с шубами стояла дочка дорогого Леонида Ильича, «бриллиантовая принцесса» со своим очередным фаворитом — Борисом Буряца. Их окружали продавщицы в темных приталенных платьях, которые освежали белые ажурные воротнички, подавали одну шубу за другой. К моему удивлению, Борис оказался совсем не высоким, статным красавцем, как его описывали. Небольшого роста, плотный, даже толстый, цыганскую сущность выдавали иссиня-черные прямые волосы, густые брови. Черты лица крупные и не сказать, что он выглядел мачо. Несмотря на то, что он был явно моложе меня, я уже углядел у него «мамон», который он даже не пытался скрыть. Одет цыган был в просторные брюки, бархатный ярко-бордового цвета пиджак, из-под него выглядывала рубашка-апаш с вшитыми в ворот блестящими камешками. На шее — огромный крест на золотой цепи. Галина Леонидовна с умилением наблюдала, как ее спутник примеривает одну шубу за другой. Накинув очередную шубу, он начинал вертеться возле большого, в полный рост зеркала, поворачивался то одним боком, то другим. Потом на лице возникало кислое выражение недовольство. Шуба сбрасывалась, и продавщица, стоявшая рядом, подавала другую.

Я лишь покачал головой и погрузился в изучение очередного стенда: самые обычные книги, как в любом книжном: Достоевский, Толстой, Чехов, Маяковский, Булгаков, Бунин. Но когда перешёл к следующему, то обнаружил прекрасно изданные на мелованной бумаге томики на иностранных языках и заинтересовался. Подумал, что неплохо бы вставить в спектакль несколько баллад Брехта на немецком, порадовать того специалиста из ГДР, который прибудет на наше шоу.

— Олег Николаевич! — приятный женский голос отвлёк меня, заставив повернуться. — Вас просят подойти. Галина Леонидовна просит, — добавила она тихо. — Пойдёмте со мной.

Ошарашенный этим предложением, я последовал за девушкой и оказался рядом с дочкой самого генсека. Я заметил, что она уже немолода, очень похожа на отца, крупные черты, большой нос, черные густые брови, выщипанные дугой, оплывший овал лица, складки вокруг рта, второй подбородок. Мило улыбнувшись, подала руку, украшенную огромным перстнем с изумрудом, которую я решил галантно поцеловать.

— Олег Николаевич, я хотела увидеть вас, — произнесла она фразу, которая вызвала у меня изумление. — Я слышала, как вы поёте романсы. Мне очень понравилось.

Я тут же лихорадочно стал соображать, каким образом Галина Леонидовна могла услышать моё пение? Ведь в ресторан «Архангельское», когда там праздновали день рождения Марины, она не приезжала. По крайней мере, я не видел её. Но тут же меня осенило. Я вспомнил, что читал о том, что столики в этом ресторане были буквально нашпигованы «жучками». Возможно, Брежнева сумела услышать моё исполнение, благодаря прослушке.