— Нет. О лунной программе нашей страны.

— Юра, а откуда тебе вообще об этом известно?

— Мой отец работает с Челомеем. Он рассказывал.

— Но ведь она засекречена. Если я разрешу тебе о ней сделать доклад, то меня арестуют за разглашение гостайны. Понимаешь? Посадят, или того хуже. И кстати, твоего отца это тоже коснётся.

— Ну, а что тут такого? Почему мы не можем о ней рассказать? — в каком-то отчаянье воскликнул Юрка.

— Время не пришло.

— А когда оно придёт? Когда?

— Придёт, Юра, обязательно.

Зимин стоял рядом, весь красный, возбуждённый, дышал тяжело, прерывисто, сжимал и разжимал кулаки, будто пытался пригрозить кому-то.

— Да, Юра, я вот тебе хотел гонорар за статью отдать, — я вытащил конверт, куда положил деньги с квитанцией. — Возьми.

— Нет, — он нахмурился, отстранил конверт. — Я статью прочёл. Там моих мыслей кот наплакал.

— Послушай, там главные твои мысли. Я только привёл к стандарту и всё. Возьми. Ты честно их заработал. Пойми, я не мог иначе. Ты — гениальный парень, но я университет окончил, аспирантуру, днями напролёт сидел в библиотеке. У меня пока багаж знаний побольше. И никому не рассказывай, что я тебе их дал.

— Почему вы бросили науку? — поинтересовался парень.

— Разные бывают обстоятельства, Юра. Так сложилось.

Больно кольнула досада, что у меня был шанс вновь вернуться к науке, а проклятая характеристика, которую дал ректор, висит чугунными шарами у меня на ногах, как у каторжного.

пили глушители? — Сеня обвёл группу гонщиков, что стояли кружком рядом со своими мотоциклами.

Ни Егор, ни Хозяин мне ничего про глушители не говорили, но я сам понял, раз мы будем гонять по городу, то лучше не привлекать внимание.

Но, видимо, не только для меня это стало новостью. Несколько парней с унылыми физиономиями отъехали в сторону. И так нас осталось всего девять. Девять парней с «железными конями» разных цветов и форм. Хотя ни у кого такого ярко-жёлтого «пса», как у меня, не было.

Я вытащил блокнот и ещё раз сверился с маршрутом, который наметил. Пришлось здесь прокатиться несколько раз, чтобы снять всю информацию о светофорах. Набросать алгоритм проезда. Получилась неплохая программка, которую я бы в современном мире запустил бы на своём компьютере. Но здесь я лишь прогнал её через инженерный калькулятор.

— Это у тебя чего? — курносый парень в коричневой куртке-бомбере и шлеме, на котором торчали очки-«консервы», сунул нос в мои записи.

— Расчёт проезда, — честно ответил я.

— Думаешь так сможешь выиграть? — пацан расплылся в обидной ухмылке. — Ездить надо уметь, а не закорючки марать.

— Так! Слушайте парни! — Сеня встал перед оставшимся гонщиками. — Разбиваемся на три группы. Победитель из каждой будет участвовать в финале. Маршрут все знают. Условие одно — на красный не ехать! Нарушитель будет дисква-ли-лифицирован, — Сеня выговорил последнее слово с трудом, не с первой попытки.

Залитый ярким светом уличных фонарей, тщательно очищенный от снега, широкий Ленинградский проспект выглядел, как огромная сверкающая река, медленно текущая между берегов, засаженных высокими, по-зимнему нагими, заснеженными деревьями, за которыми в синей морозной дымке просматривались дома в стиле «сталинского ампира».

Сеня огласил списки. Мы с Егором попали в разные группы, что обрадовало меня. Так, у меня появился хотя бы маленький шанс попасть в финал.

Я закрыл блокнот, сунул его за пазуху и надел шлем. Как оказалось, так сделал только я. У остальных гонщиков на голове или не было ничего, или как у парня, который сунул нос в мои записи — кожаный шлем пилота, который от падения защитить бы не смог.

Выстроилась первая группа. Сеня вышел с зелёным флагом в одной руке и секундомером в другой.

— Три, два, один! Начали!

Тишину ночного проспекта взорвали нервные вопли моторов, свист турбин, приглушенные, но заставившие вибрировать каждую клетку моего тела. Троица рванула вперёд, вжавшись в сиденья своих «железных коней». Стоило замереть вдали мягкому рокоту, как выстроилась вторая группа.

Моими соперниками стали двое ребят, один на венгерской Паннонии с ярко сверкающим в свете фонарей хромированным бензобаком, другой — на «вишнёвке».

Мы рванули вперёд все вместе. И вот первый светофор, который спрятался среди деревьев. Но мне даже не нужно было искать его, я точно знал, когда он переключится на зелёный и я легко проскочу его.

Рокот движков остался где-то позади, казалось, что я несусь в тишине ночи, только ударная волна давила на грудь, больно ударяла по ушам. Гонщик на «вишнёвке» прибавил газу, вырвался вперёд. Мне пришлось лечь на вираж, обогнуть пикап, и я отстал. Но затем вновь рванул в погоню. На венгерском байке гонщик догнал меня, нёсся рядом, но затем тоже унёсся в темноту.

Отблески фонарей слились в сплошные светящиеся полосы. И все, что я видел, это выхваченный фарами призрачный конус света и спидометр с указателем скорости. Я проскочил следующий светофор, и начал нагонять парня на «вишнёвке». Но тот, видно, услышав нарастающий рокот, прибавил газу и исчез.

После «Динамо» я нырнул в туннель, пронёсся мимо стен, где слились в единую светящуюся полосу все лампы. Выскочил наружу.

Вот и следующий пешеходный переход. Светофор уже отсчитывал последние секунды жизни зелёного огонька, но я чуть прибавил газу и пронёсся, заметив, как вспыхнул жёлтый свет.

На развилке между Волоколамским шоссе и Ленинградским проспектом возвышалось здание Гидропроекта, украшенное на фасаде портретом Ленина. Здесь начинались трамвайные пути, но сами трамваи уже не ходили.

Наклон, колени в пластиковых щитках едва не коснулись заснеженного асфальта. Мой «пёс», послушный мне, легко вписался в поворот. Я заметил, что иду первым, но слышал лишь рокот одного мотоцикла. Куда же делся второй? Неужели смог обогнать нас?

Светофоры, подмигивающие мне то зелёным, то жёлтым глазом, пешеходные переходы, автобусные остановки, рельсы трамвайных путей— всё слилось в единую массу. Мозг фиксировал всё бездумно, не отвлекая от главного — пути к финишу.

И так же внезапно, как и началось, все закончилось. Вот она заветная финишная черта. И тут, как призрачный гонщик, буквально на пару секунд меня обогнал вишнёвый мотоцикл, и я пришёл вторым.

Огляделся, но третьего не заметил. Хотя это уже не имело значения. Я проиграл. Руки и ноги дрожали, сердце билось где-то у самого горла. И досада заливала холодной волной.

— Туманов, — ко мне вальяжно, словно матрос на палубе, подкатил незнакомый парень, коротко стриженный, на левом рукаве кожаной черной куртке ярко выделялась красно-белая повязка. — Готовься, сейчас будет финал.

— Я же вторым пришёл, — не веря своему счастью, пробормотал я машинально.

— Максим дисквалифицирован, — объяснил парень. — Он два раза на красный проехал. А Серго на Волоколамку, балбес, свернул.

Только сейчас я заметил Егора, который опершись на свой байк, курил, выпуская дымные колечки вверх. Значит, мы вновь схлестнёмся с ним. Осталось дождаться третьего.

Нарастающая волна звуков и первым из тройки финишную черту пересёк тот парень в бомбере и шлеме пилота на бело-красном «Иж-Юпитере». Увидев меня с Егором, сузил глаза, плотно сжал губы и отъехал в сторону. Видно, ему не понравилось, что я со своим маршрутом все-таки пришёл первым. И стал его соперником.

И вот финальный заезд. Сердце колотится, бросает то в жар, то в холод. Руки чуть дрожат, будто решается моя судьба, и переиграть этот момент я не смогу. Успокаиваю себя тем, что это обычная гонка, ничего особенного. Да, я готовился к ней. Да, как и все, я хочу победить. Но если я проиграю, меня никто не убьёт.