За все вот это в тележке! Просто не поверил своим ушам. Вытащив деньги, которые дал директор, выложил на металлическую тарелочку. Значит, здесь и цены стояли ниже, чем для простых людей. Это выглядело поразительно. Спецмагазин для высших партийных шишек с ценами ниже, чем для всего остального народа!

На выходе нас опять стал проверить мент, пришлось вытащить паспорта, которые он внимательно пролистал. Заглянул в большую канцелярскую тетрадь.

— Олег Николаевич! — рядом возникла запыхавшиеся продавщица. — Галина Леонидовна просит вас присоединиться к ней в столовой.

Я машинально обернулся на девушку, даже не осознав до конца, что она сказала. Цековская столовая. Я о ней знал, но не представлял, чтобы мы сможем с Ксенией туда попасть.

— Хорошо, спасибо. Я отнесу вещи к машине, и мы придём. Ксения, побудь в зале, посиди там в отделе сувениров, журнальчики полистай, а я все нашему шофёру отвезу.

Ксения кивнула и вернулась в зал, а я потащил здоровенные сумки к машине, которую оставили у Исторического музея. Пришлось сделать три ходки, чтобы перетащить все барахло, что мы закупили с Ксенией. Усталый, но довольный я вернулся к спецмагазину и вместе с моей милой спутницей мы отправились в новое закрытое место — столовую для высших партийных бонз.

Продавщица в форменном тёмном платье провела нас по коридору, до двери, около которой я обнаружил охранника в форме, с рацией на поясе и даже с кобурой на поясе. Он мрачно обвёл нас взглядом, взял из рук нашей сопровождающей клочок бумаги, поводил глазами туда-сюда. Заставляя меня нервничать и обливаться холодным потом. Но потом все-таки кивнул и пропустил.

Столовая походила на ресторан средней руки, квадратные столики, покрытые белоснежными скатертями, деревянные стулья со спинкой, обшитыми кожей. И длинная линия раздачи, за которой стояли улыбающиеся девушки в белых халатах и передниках. И запах здесь стоял не тухлого мяса и половой тряпки, а ванили, жаренного мяса и кофе.

Я бросил взгляд на вставленный в пластиковую рамку меню. И поразился разнообразию блюд. Красная и черная икра, форель и осётр, овощные салаты, фрукты, кофе, соки, несколько первых блюд, шпроты, нарезка из колбасы и сыра нескольких сортов. Я взял поднос и прошёлся вдоль раздачи, доставая из-под пластиковых колпаков тарелочки с деликатесами.

Вместе с Ксенией мы заняли столик, расставив тарелки, я присел на стул, и только сейчас ощутил, как устал. Огляделся по сторонам. «Принцесса» со своим ухажёром сидела в центре за столом, где стояла лишь ваза с фруктами и металлическое ведёрко. Над ним стоял Буряца и вливал в него бутылку шампанского. Взял половник, стал размешивать. И я следил за его манипуляциями со все больше возрастающим удивлением.

— Олег Николаевич! — мужской доброжелательный, или скорее подобострастный голос, оторвал меня от созерцания странных действий высокопоставленного цыгана. — Вам в подарок.

Официант в черных брюках, белой рубашке и темной жилетке, поставил на стол бутылку шампанского, достав открывашку, открыл и разлил по бокалам. Проделал всё так быстро, что я не успел даже возразить.

Я обернулся и увидел, как Галина Леонидовна машет мне рукой и улыбается. Я одними губами пробормотал «спасибо», как можно доброжелательней улыбнулся, и официант исчез. Ксения подняла бокал, но я остановил её, заставив поставить бокал на стол.

— Ну, почему, Олег Николаевич? — капризно выпятила губу девушка. — Один глоточек.

— Потом ещё глоточек, и мне придётся ответ держать перед Ольгой Сергеевной, почему я спаивал её дочь.

— Да, она не узнает! Ну, все же пьют!

— Я не пью, — я отставил бокал.

— Почему? Не нравится шампанское?

— Я не пью алкоголь. От него клетки мозга умирают.

— О, господи! — Ксения воздела глаза к потолку. — Да, сейчас все пьют. И ни у кого ничего не умирает.

— Ладно, один глоток! — я тоже поднял бокал, показав Брежневой, что пью за ее здоровье, пригубил.

Ощутил совершенно потрясающий вкус, Взглянув на бутылку, понял, что это не советское шампанское, а настоящее, французское, сухое. Я принялся за еду, ощущая, как зверски голоден, и все эти вкусные вещи вызывали у меня желание проглотить их как можно скорее. И тут Ксения толкнула меня локтем в бок, я взглянул на неё, она молча подняла глаза. И я оторвался от вкуснейшего борща и увидел перед собой Бориса Буряца. Он молча стоял напротив нашего столика и пронзал меня злым взглядом серо-зелёных глаз, которые совершенно не вязались с его смуглой физиономии и чёрными волосами.

— Ну, что, учитель, — проронил он. — Посоревнуемся, кто лучше поёт?

Я отложил ложку в сторону, мельком взглянул на столик, за которым сидела Галина Леонидовна, кажется, она увлечённо с кем-то болтала.

— Зачем, Боря? Ты все равно лучше меня поёшь. Вон даже в Большом театре разные партии исполняешь. Куда мне до тебя?

— А ты струсил, да? — он опёрся на столик, наклонился ко мне, и я ощутил, как от него несёт перегаром. Видно всё ведро с шампанским, которое он наполнял, выпил. — Боишься обосраться вот перед твоей подружкой?

Я ощутил, как у меня дёргается веко, и заливает желание вмазать пьяному цыгану по роже.

— На чем играть-то или, a cappella, петь будем? — поинтересовался я, когда мы с цыганом вышли напротив Брежневой, она оторвалась от болтовни и с доброжелательной улыбкой поглядывала на нашу парочку.

Борис хмыкнул и сделал жест кому-то, и обронил:

— Гитару принеси. Быстро! Одна нога там, другая тут.

Один из охранников Галины Леонидовны исчез, чтобы минуты через две появиться вновь с семистрункой из светлого дерева, скорее всего звучащую, как дрова. Я надел ремень, провёл по струнам. Расстроена. Присел на стул, чтобы подтянуть колки, камертона у меня с собой, конечно, не было, но пришлось просто подстроить все струны под басовую. Сам же Буряца вытащил гитару совсем другую, из тёмного полированного дерева. Видно, таскал её со собой.

— Значит, так, условия — я начинаю, ты продолжаешь, — начал объяснять Борис. — Потом сам даёшь куплет. Тот, кто подпеть не сможет, проиграл.

— На что играть будем, Борис? — спросил я. — Сколько ставишь?

Хорошо помнил, что Буряца — лудоман, что называется, патологически азартный игрок, и как все такие игроки, много проигрывает.

— На штуку, — хитро ухмыльнувшись бросил Буряца. — Есть у тебя с собой?

— Есть.

— Покажи, — потребовал Борис.

Я спокойно вытащил пачку денег, которые остались от тех, что дал директор. Помахал ими перед физиономией цыгана, прекрасно понимая, если проиграю, возвращать будет нечего. Но отказываться уже не мог, во мне также взыграл азарт и какое-то глупое желание показать Ксении, на что я способен.

Буряца с силой ударил по струнам, взяв громкий, резкий аккорд и цыганским надрывом запел ту самую песню, припев которой исполнял около отдела с шубами:

Что так грустно… Взять гитару,

Запеть песню про любовь

Иль поехать лучше к «Яру»

Разогреть шампанским кровь…

Сделал многозначительную паузу, бросив на меня изучающий взгляд.

Я провёл по струнам и продолжил без надрыва, но динамично, ритмично, используя весь диапазон своего голоса, подкрепляя аккордами гитары. Звучала она хреново, чтобы выбить из неё какой-то звук, приходилось бить по металлическим струнам очень сильно,

Эй, ямщик, гони-ка к «Яру»!

Эх, лошадей, брат, не жалей!

Тройку ты запряг — не пару,

Так вези, брат, поскорей!