https://vk.com/audio-2001526022_75526022

Борис сузил глаза, поводил нижней челюстью, кажется, мой дебют оказался удачным. И закончив последнюю фразу, я начал свой куплет:

Поговори хоть ты со мной,

Гитара семиструнная,

Вся душа полна тобой,

А ночь такая лунная!

Я упростил задачу Борису, конечно, ему не составило труда продолжить припев этого невероятно популярного романса:

Эх, раз, еще раз,

Еще много, много раз!

Эх, раз, еще раз,

Еще много, много раз!

https://vk.com/video-51514224_164780785

Но потом он решил пойти с козырей, что называется:

Цыганский быт и нравы стары,

Как песни те, что мы поём,

Под рокот струн, под звон гитары

Жизнь прожигаем, зря живём.

Но я прекрасно знал этот роман и легко продолжил:

Прощаюсь нынче с вами я, цыгане,

И к новой жизни ухожу от вас,

Вы не жалейте меня, цыгане,

Прощай, мой табор, пою последний раз.

https://vk.com/audio-2001946847_32946847

Последнюю строчку я повторил с разным темпом. И с каждым новым куплетом, Борис все сильнее и сильнее покрывался красными пятнами, на лбу выступили капли пота, голос у него начал дрожать, порой срываться. И не только Галина Леонидовна начала внимательно слушать наш дуэт, но и остальные присутствующие. Взгляда Ксении я не мог увидеть, широкая спина Буряца закрывала полностью столик, где сидела моя спутница, но я не переживал из-за этого, наоборот, я ощущал себя свободнее.

Буряца хитро сузил глаза и запел одну из самых известных романсов

Ездили на тройках с бубенцами,

А вдали мелькали огоньки…

Мне б сейчас, соколики, за вами,

Душу б мне развеять от тоски.

А я легко продолжил и спел дальше куплет в той версии, что пел Вертинский, который прославил этот романс и даже какое-то время присваивал авторство себе:

Так, живя без радости, без муки,

Помню я ушедшие года

И твои серебряные руки

В тройке, улетевшей навсегда.

https://vk.com/audio-2001488278_101488278

Про «серебряные руки» пел только Вертинский, и это ошарашило Бориса, он захлопал глазами, и я заметил, что его пальцы начали подрагивать.

А я тем временем решил пойти, если не с козырей, но все-таки пощекотать цыгану нервы:

Камнем грусть весит на мне, в омут меня тянет, —

Отчего любое слово больно нынче ранит?

Просто где-то рядом встали табором цыгане

И тревожат душу вечерами.

https://vk.com/video-2618_163993182

Буряца рванул ко мне, прижав струны на моей гитаре ладонью, прошипел:

— Это не цыганская песня.

— А мы что только цыганские договаривались?

— Другую давай!

И я понял, что Боря уже сдрейфил, песню Высоцкого из фильма «Опасные гастроли» он не знал.

Я отнял широкую ладонь цыгана от струн и спел куплет, но не с начала этого знаменитого романса, а со второго:

Очи чёрные, жгуче пламенны!

Хоть кого зажгут, будь он каменный…

Хочу видеть вас! Хочу вас встречать!..

На алтарь Любви душу вам отдать…

Цыган действительно на миг растерялся. Одно дело помнить первый куплет и припев, и совсем другое — весь текст романса. Он прожёг меня взглядом, но спел невпопад лишь припев:

Очи чёрные, очи страстные,

Очи жгучие и прекрасные!

Как люблю я вас! Как боюсь я вас!..

Хочу быть в огне этих чудных глаз!..

https://vk.com/audio-2001354055_5354055

Я не стал возражать, лишь усмехнулся, замечая, как Буряца все больше теряется, плывёт, но признавать поражение не собирается. Он на миг заткнулся, провёл по струнам, издав какое-то унылое дребезжанье, видно, пытаясь вспомнить какую-то редкую песню, чтобы уж точно посадить меня в лужу. Сделал длинный проигрыш, в котором я сразу узнал один из самых известных, так называемых, «белогвардейских» романсов. И спел первый куплет вместе с припевом, чтобы мне было труднее. Но я совсем не растерялся и спел второй куплет «Москвы златоглавой»

Помню тройку удалую,

Вспышки дальних зарниц,

Твою позу усталую,

Трепет длинных ресниц.

Всё прошло, всё умчалося

В невозвратную даль.

Ничего не осталося,

Лишь тоска да печаль.

https://vk.com/audio150891687_456239040_992a4ab80a3aac3214

И мне так надоела эта битва, что я решил вытащить, что называется, туза из рукава: спеть тот самый романс, музыка к которому ещё не родилась у Андрея Петрова. Мне стало интересно, будет ли возражать Буряца?

Мохнатый шмель — на душистый хмель,

Цапля серая — в камыши,

А цыганская дочь — за любимым в ночь,

По родству бродяжьей души.

И тут заметил, что Брежнева перестала улыбаться и, наоборот, с грустью подпёрла подборок рукой, и по щеке скатилась слезинка. А я сделал паузу, выжидательно, взглянув на Бориса. Он молчал, только зыркал по сторонам, пальцы шевелились на струнах, не издавая ни звука. Тогда я продолжил, имитируя самый настоящий цыганский надрыв а ля Николай Сличенко:

Так вперёд — за цыганской звездой кочевой,-

Hа закат, где дрожат паруса,

И глаза глядят с бесприютной тоской

В багровеющие небеса.

https://music.yandex.ru/track/15331149

Но спеть следующий куплет я не успел. Буряца рассвирепел, сбросил свою гитару, и растоптал её ногами. Бросился ко мне, сорвал с шеи мою несчастную деревяшку. Схватив за гриф, расколотил о пол в мелкие щепки. Потом бросился ко мне, притянув за ворот рубашки так, что затрещали швы. Прошипел прямо в лицо: «Убью! Прирежу!», и добавил что-то на цыганском: «Мэ саро́ тыро́ ро́до выда́ва буе́!»

Я не стал его бить, отталкивать, хотя легко мог дать ему в морду так, чтобы он летел аж до стены. Но тут мне помогли охранники, они оторвали цыгана от меня, он начал вырываться из их рук, выкрикивать ругательства, вращал глазами, как будто в припадке. Они утащили его из зала. А я взглянул на Брежневу, чуть поклонился, приложил руку к груди, мол, извините моего соперника за то, что он вести себя не умеет. Галина Леонидовна печально улыбнулась.

Я вернулся за столик к Ксении, обнаружив, что она пялится на меня с каким-то ужасом, открыв рот и широко расширив глаза, как два блюдца.

Я просто отодвинул стул, сел. Взяв ложку, зачерпнул остывшего борща, отщипнув кусочек хлеба, прожевал и только потом спокойно спросил:

— Что такое? Случилось что?

— Олег Н-николаевич, откуда вы знаете столько песен? — пробормотала девушка срывающимся голосом. — Вы где-то в ресторане лаба… то есть выступаете?

Что я мог ей сказать? Что за семь десятилетий своей сознательной жизни я слышал сотни, если не тысячи песен. И при моей феноменальной памяти быстро запоминал текст и мелодию. Некоторые романсы я так любил, что сам подбирал аккорды. Но редко пел в компаниях, стеснялся, боялся опозориться, мне не нравилось, как звучал мой голос. Казалось, что играю я на гитаре слабо. Но сейчас я почему-то осмелел. Хотя чувствовал я себя отвратительно, как говорила по такому поводу моя бабушка: «кошки в душу насрали». Я победил Бориса мошенническим, шулерским приёмом, словно подкинув пятого козырного туза в колоду карт. Ведь цыган не мог знать песню, которая появится лишь через пять лет. И сам он мог спеть такой романс, который я точно бы не знал. Но не стал этого делать.