— Боюсь, не совсем понимаю, каким образом. Ведь твоему сыну всего восемнадцать, а в Академию поступают люди не младше двадцати. К тому же, вряд ли твой Берримор сам не просмотрел данные курсантов и абитуриентов? Если бы среди них был твой сын, ты бы уже нашел его по идентификационной формуле.

— Вот! Именно в том и проблема! Формула Юры в базе Миграции несколько не соответствует реальности.

— М-м-м… Ты уверен?

— На сто процентов. Хуже того, образцов его ДНК не осталось даже дома. Все следы зачищены, не побоюсь этого слова, профессионально. Что на самом деле и дает мне надежду, что Юра сбежал, а не погиб. И так как Академия ВКС едва ли не последнее место, куда он захотел бы поступить в ординарных обстоятельствах, думаю, он мог бы рассматривать ее как безопасное место.

— Оно действительно безопасное. Так что если Юра вдруг здесь, ты можешь о нем не волноваться.

— Настолько, насколько родители вообще способны не волноваться о своих детях, — развел руками Михаил. — Пожалуйста, присмотрись. Изменив имя, он наверняка изменил и возраст. Он очень взрослый и неординарный мальчик. Ты сам понимаешь, получить четвертый ранг в семнадцать лет удавалось очень немногим. Я уверен, увидев его, ты не сможешь его не узнать.

— Я постараюсь его найти, Михаил. Если он появится в Академии или где-то еще, где я смогу его увидеть…. Обещаю приложить все силы к тому, чтобы с твоим сыном не случилось ничего плохого.

Обещает он! Не то, что нужно, обещает. Но лучше хоть так.

Они обменялись положенными вежливыми фразами, распрощались, и голограмма уже погасла, а Михаил все сидел, уронив лицо в ладони и проклиная папашу. Ведь если бы не он, старый сумасшедший пень, у Михаила могла бы быть нормальная семья. И он бы искал сына, чтобы обнять, надрать уши и снова обнять. А не для того чтобы… Чтобы любым способом… Обезопасить его. Да. Юру от безумства Адама и всю Империю от Юры.

Тяжела доля отца, но долг есть долг.

— Берримор, — велел он глухо. — Составь письмо из того, что только что было мной сказано тащ Перельману. Покажи его пиар-отделу, пусть отредактируют. Разошлешь его всем ректорам всех приличных ВУЗов, где есть хоть одна летающая лоханка для студентов. Не включай в этот список Космоунивер, Ньютоновский, Ладому, Сяолинь… Пожалуй, всю первую десятку. С ними поговорю лично.

— Принято, Михаил Адамович.

— Вот и славно. У кого из них сейчас день?

— Ладома. Соединять?

— Ага, минуту. — Михаил потер лицо ладонями, глубоко вдохнул и выдохнул. — Соединяй.

31 ноября, Нью-Васюки

Джо и Крис сидели на каменном берегу пруда, разувшись, подвернув штанины и опустив ноги в воду.

Вода была черной, прозрачной и похожей на зеркало. На поверхности его плавали упавшие с бархатного неба звезды и перевернутая надпись «Мороженое». Внутри зеркала суетились зеленые и желтые рыбки, в поисках еды щекотно пощипывая босые ноги. А у самого зеркального дна колыхались таинственно размытые узоры из розовых, красных и оранжевых точек.

К парку с прудами тащ пилоты вышли с центральных улиц, где насмотрелись настенной живописи и уличной скульптуры, наслушались музыкантов и даже поглядели огненное шоу. Какой-то там тур всепланетного чемпионата среди молодежи, Джо не вникал. Главное, что в ночном городе смотрелось великолепно, а в радости артистов и зрителей можно было буквально купаться.

Уже здесь, на пруду, Крис рассказала, как в десять лет впервые увидела море из воды, а не песка: на Лунайленде, где вся планета — океан с миллионом островов. Джо тоже поделился историей о том, как они с Дедулей облазили дно вокруг десятка островов. Искали редкий вид кораллов, симбиотический с еще более редкими цветочными крыбами. А потом подарили аквариум с крыбами и черными кораллами Касе на день рождения. И как Кася потом этими крыбами их кормила — и маринованными, и печеными, и в супе, и сырыми в лимонном соке, и чего она только из них не готовила, смеясь, что сами принесли — сами и контролируйте популяцию! Они с Полем (Полуднем) нашли в Астрале сотню рецептов из морепродуктов и перепробовали их все, а потом еще сотню придумали сами. А крыбы все размножались и росли, росли и размножались.

— Смотри, какие вымахали, а ведь были сантиметров по пять…

Джо показал над раскрытой ладонью голо крыба. Тот, держась четырьмя ножками и двойным хвостом за веточку коралла, распустил мерцающие зеленью клешни наподобие гигантской хризантемы и поджидал неосторожную добычу. В ее качестве выступил палец Дедули: сразу стало понятно, что пять сантиметров этот крыб перерос в далеком детстве, а сейчас вытянулся во все пятнадцать. Палец пошевелился в воде, почти дотронулся — и клешни защелкали там, где он только что был. Рука Дедули подразнила крыба издалека и сложилась в кукиш. Крыб обиженно собрал клешни в плотный пучок впереди себя, поджал ножки, отцепился от веточки коралла и поплыл к соседней, где над ним не будут насмехаться всякие теплокровные.

— Тоже еще, редкие, — фыркнул Джо. — Они росли быстрее, чем мы успевали их есть.

— Кто-то надул туристов? — усмехнулась Крис.

Надуть Дедулю, который эту планету открыл, благоустроил и нашел ей идеальную заботливую хозяйку? Свою родную сестру Магдалену, кстати. Да если кто-то о таком хотя бы подумает, его поколотят свои же друзья-соседи. Лунайленд даже назван в честь Адама Гагарина. Лун — гагара, айленд — острова на одном из древних земных диалектов. И уже в честь планеты Магдалена с супругом взяли двойную фамилию Лун-Гагарины.

Как жаль, что нельзя и этим тоже поделиться с Крис! Все эти умолчания фальшивы, как фа диез в ми-бемоль мажоре. Вот так о чем-то умолчишь, о чем-то соврешь, и все. Прекрасная Крис незаметно станет не такой уж прекрасной. Вообще какой-то неприятной. Ведь если ты кому-то врешь, это происходит не от того, что ты хочешь соврать, а потому что тот, другой, не годится для правды. Плохой он. Злой. Замышляет против тебя и Империи. И тебе-хорошему приходится насиловать себя и врать, врать, врать… Фу. Бантье пуду.

— Не-а, кто-то поэкспериментировал с кормом и составом воды, — сказал пусть и не всю, но правду, Джо. — Кто ж знал, что крыбам для счастья не хватает марганцовки?

— Серьезно? И как, вкусные крыбы? Надо поселить их на Медее. У нас много новых водоемов. И марганца — полпланеты. Розовые пески потому и розовые… Ты когда-нибудь пробовал сандсерф?

— Только винсерф. Там же, на Лунайленде.

— Я там же. Но сандсерф — круче. Летишь под парусом по дюнам, песок шуршит, и все вокруг розовое, золотое и рыжее… Лучше только топить. Вот где настоящий кайф! Правда же? Не знаю, почему у тебя нет крыльев, но ты точно там был. Ведь был же, а, малы-ыш?

Джо засмеялся от избытка счастья в организме. Это ее «малы-ыш» действовало как хорошая порция свободного полета.