— Вас обнаружили голым в тряпичном сарае в Вяземской лавре. Без сознания, позже доставили в городскую больницу, где вы пришли в себя. Вот. Это первая запись о вас, по крайней мере реально подтверждённая свидетелями.

Он скептически поднял бровь.

— А какие-то странности, несоответствия отмечены в деле?

— Преизрядно! Не я один голову ломал. Ничего там не сходится! Не бывает таких бездомных у нас! — чуть повысил голос генерал.

— Всё верно. Только там есть неточность — очутился я в этом сарае не голым, а с некоторыми вещами, которые снял, припрятал и позже забрал. И теперь у меня вопрос к вам обоим: ещё раз осмотритесь вокруг — видите ли тут что-то странное, как будто не принадлежащее этому миру и этому времени?

Плеве указал пальцем на подоконник.

— Мы, как зашли, я сразу заметил — хотел позже спросить.

Я тяжело вздохнул — вот и подходит момент истины. Встал, взял с подоконника складывающуюся солнечную панель и павербанк, положил на стол и пошёл открывать сейф. Достал телефон. Тоже выложил на стол.

— Помните, я спрашивал вас, похож ли я на умалишённого? Вы ответили, что нет, не похож. Так вот, слушайте.

Ваши люди не нашли на меня информации, потому что её не существует. Потому что я появился здесь, у вас… в вашем мире, в мае этого года. В этом проклятом сарае. А перед вами доказательство этого. Я понимаю, что это трудно, невозможно принять.

Гости были бледны и переводили взгляд то на меня, то на странные вещи на столе. А я продолжал:

— Я был военным там, у себя. Воевал, попал под разрыв, но как-то не до конца — оказался в каком-то тоннеле, но это всё ощущения. Понятно, что никакого тоннеля не было, и меня выбросило как есть в этом сарае.

Первым нарушил молчание фон Плеве:

— То есть вы считаете, что умерли там?

— Сложно сказать. Возможно, а может, и нет — что-то послужило катализатором, и меня вырвало из того времени и закинуло сюда, к вам. Почему именно в это время — понятия не имею. Я много думал об этом и пришёл к выводу, что не умер — скорее всего, я просто исчез там. Я не верю в перенос сознания — слишком это сложная вещь. Хотя если подумать, перенос всего человека не менее сложная…

— Подождите, вы всё твердите про время…

— Две тысячи двадцать шестой год, — перебил я его.

— Господи…

Чиновники переглянулись. Они были бледны, сосредоточены и напуганы. Я пытался прочитать их эмоции — видно, что они были в шоке, но мужики битые, боевые, особенно генерал.

— Это… сто тридцать один год вперёд, — быстро посчитал Плеве.

Надо же, я бы так не смог посчитать.

— Но как это возможно?

— Понятия не имею. У меня первый раз такое, — улыбнулся я, чтобы сбавить напряжение.

— И вы как-то можете это доказать?

— Конечно. Начнём с доказательств в ваших отчётах. Я здесь чуть больше полугода, но уже кое-что сделал — пример та же лавра. Я немного вам рассказал про свою деятельность, приоткрыл завесу.

— А кем вы были там, в своём времени?

Я почесал лоб.

— Сложно так сразу сказать — и жнец, и чтец, и на дуде игрец, как говорится. Был предпринимателем, купцом по-вашему. Крутился, потом попал в тюрьму, из тюрьмы — на войну. Есть у нас такая функция.

— А за что вас арестовали? — чуть нахмурившись, спросил Плеве.

— У нас бизнес — это игра на грани. В будущем всё сильно поменялось. Честно им заниматься трудно — приходится изворачиваться, рисковать. Даже если ты на госслужбе, почти невозможно работать, не нарушая закон — это как минное поле. Столько законов и нормативов! Бывает так, что, чтобы выполнить какую-то задачу, приходится нарушать закон. Ну вот так и попал — треть жизни не хотел на это терять, предпочёл рискнуть и записался на войну. Там попал сначала в штурмовики — чудом выжил, потом в разведку, а потом к вам сюда. Параллельно со всем этим занимался архитектурой и историей, но это так, хобби, увлечения. Собственно, благодаря этому увлечению у меня и есть все эти данные, которые вы видите вокруг.

Гости оглянулись.

— У вас очень странный язык — множество заимствований, англицизмов. Это сразу бросается в глаза.

— Я знаю, — кивнул я. — С этим ничего не поделаешь — шпиона из меня не выйдет. Любой средний специалист вскроет моментально. А если стоять и подбирать слова, буду выглядеть идиотом. Кроме того, я не умею писать и считать по-вашему. Я имею в виду все эти сажени, пяди и всё такое. Писать более-менее научился, но лучше это никому не показывать. Все мои бумаги переписывает моя подруга Катерина — вы с ней встречались. Как видите, я с вами полностью откровенен. И ответил на ваш вопрос. Я понимаю, что это всё звучит фантастически, невероятно, но такова реальность.

— А что, в будущем другое письмо и счёт?

— Конечно. После определённых событий Россия перейдёт на метрическую систему и проведёт реформу языка. Вернее, они используют наработки из этого времени — проект по упрощению языка будет разрабатываться в 1904 году Академией наук, но так и не доведут до конца.

Я заметил, что и Плеве, и Валь смотрят на электронику.

— Что это?

— Так сразу достаточно сложно объяснить — уж слишком всё поменялось за это время. Вот это — телефон, вернее, смартфон. Устройство, в котором куча всего: книги, информация. С помощью этого устройства можно связываться с людьми. Расстояние не имеет значения.

Гости только покрутили головами.

— А как это всё умещается там?

— Да и я сам толком не скажу — а буду объяснять, ещё больше вас запутаю. Я лучше покажу кое-что.

Я включил айфон, разблокировал, включил видеосъёмку и направил на них.

— Скажите что-нибудь.

— Что говорить? — растерялись они.

— Этого достаточно. Хотя, думаю, вам будет интересно послушать свой голос со стороны.

Я проиграл им короткое видео, где фон Валь растерянный спрашивает: «Что говорить?» Проиграл несколько раз. Вконец ошеломлённые чиновники смотрели на своё изображение.

— Да… сегодня день открытий. Это просто невероятно.

— Я вас понимаю. А вот с помощью этих устройств я добываю и передаю электрическую энергию для работы. Только не спрашивайте, как это устроено.

— Вы говорили, что воевали, — спросил фон Валь, — и что с вами были ещё вещи. И с кем вы воевали?

— С кем мы воевали — давайте чуть-чуть отложим этот разговор. А вот вещи — сейчас покажу.

И я стал доставать из сейфа и складывать на стол свою амуницию.

— На самом деле не так много со мной провалилось — личные вещи, что были на мне, электроника, это вот эти вот приборы, и рюкзак, в котором были съестные припасы, вода, патроны и всякая мелочёвка.

— Это шлем?

— А это что?

— Боевой жилет с бронеплитами — против пуль и осколков.

— Какой тяжёлый, — фон Валь попробовал поднять.

Взрослые мужики, как дети, — всё щупали, разглядывали, трогали пластик, чуть ли не облизывали. Отдельное восхищение вызвала обувь — каждый военный знает, как ценна и важна хорошая обувь. А я обнаружил свои носки в одном из ботинок, свёрнутые в клубок — хорошо хоть постиранные! — запихнул их подальше.

— Вот ещё пистолет и патроны.

— Такие маленькие и острые, — Плеве поднёс патрон 5,45 к носу.

После того как всё было тщательно изучено, осмотрено, обнюхано, первым в себя пришёл фон Плеве.

— Да, Андрей Алексеевич, всего мы ждали, но не такого. С одной стороны, до сих пор не верится, с другой стороны, если смотреть на всё совокупно, то и не верить нельзя. Что скажете, Виктор Вильгельмович?

Тот растёр лицо руками:

— В голове не укладывается. Столько вопросов — аж голова раскалывается. Это что же получается — вы знаете грядущее? То, что будет происходить?

— В общих чертах.

— Почему в общих?

— Потому что я уже значительно его поменял — сейчас в любом случае уже будет не так, как в моём времени. Причём чем дальше и глубже изменения, тем вот это всё, — я обвёл взглядом картотеку и карты, — будет терять своё значение. Но главное всё равно останется — люди и, что самое важное, тенденции развития.