Наум сплюнул.
Первый раз в этом мире устроил погоню — правда, гнался не за кем-то, а чтобы успеть. Я боялся, что воры просто выпотрошат Фому и свалят — ищи их потом. Пока ехали, трясло так, что чуть из кареты не вылетал. Держусь за поручни, а у самого мыслишки — а ведь страшно. Мало что ли я на стрелочки поездил? Надо оно мне — сидел бы тихо, бумажками шуршал… Нет. Братва не поймёт. Назвался груздем — держи шишку.
Со мной было всего четверо — стреляли все уже на отлично, но решил взять этих: какое-то внутреннее доверие к ним было. Парни были молчаливы и сосредоточены — первое серьёзное дело, плюс такое доверие оказали. Ну что же, посмотрим — война план покажет.
Кахан со своей бандой устроился на дальней железнодорожной станции на выезде из города — выгнав людей, заняли зал, предварительно ограбив кассу и всех, кто там был. По дороге, как мы подъезжали, редкой цепочкой семенили люди подальше от беспредела. Первая карета начала тормозить — поравнялись.
— Что делать будем, старшой?
— Пошли людей в обход здания, чтобы с той стороны не сбежал никто. А я общаться пойду.
— Как общаться? Пристрелят ведь сразу!
— Волков бояться — в лес не ходить. Всё, расходимся — действуй по обстановке. Как замес начнётся — не дай никому сбежать.
А руки-то трясутся, и самого от адреналина потряхивает. Пацаны тоже на мандраже, наверное. Ладно.
В это время из окна раздался свист. И выглянуло несколько рож — хорошо, что сразу стрелять не начали. Я поднялся по ступенькам, аккуратно заглянул в зал.
В зале был натуральный погром. Фома лежал на полу в луже крови, но вроде был ещё жив — рядом уже мёртвые лежали его ближники, двое человек, все изрезанные ножами.
— О, а вот и фараон главный пожаловал — а мы и не чаяли.
— Ну что, мнёшься, легавый? Давай подваливай! А с кем это ты? Дети твои, что ли?
Все заржали. Было их человек десять — удобно сгруппировались прямо за Фомой у стенки. Говорил главный, другие, видимо, уже поделили добычу — валялись мешки, в которых перевозят почту и деньги. Я чуть приподнялся на носочках и заглянул за кассу — там лежал старик в крови, фуражка служащего отлетела в сторону, изо рта текла струйка крови на седую бороду.
Я ещё раз оглядел воров и начал успокаиваться. Повезло — не профессионалы, обычные урки. Пацаны мои потихоньку рассредоточились.
— Ну что, Кахан, урвал куш? А поделиться со старшими?
— Ты что ли мне старший, гнида легавая! Фома вон уже кишки разбросал — сейчас и с тебя поспрашаем. Иди сюда, сука! — И достал револьвер, направляя на меня.
Я сделал шаг вперёд, сокращая дистанцию. Затем посмотрел на зека, стоявшего за Каханом, кивнул ему и громко сказал:
— Кончай его, Степан!
Кахан резко развернулся, и мне этой паузы было достаточно — резко отбросил полу пальто, выхватил револьвер из открытой кобуры и выстрелил прямо в затылок Кахану, резко упал вниз. В эту же секунду мои бойцы, упав на одно колено, открыли огонь фактически в упор, удерживая револьвер двумя руками. Я снизу тоже несколько раз выстрелил, но, как мне показалось, это уже было лишним. В помещении стоял запах пороха и крови — медный такой привкус, даже забивал пороховую гарь. Я поднялся и отряхнулся — трое перезаряжали револьверы, один держался за простреленную руку. Кивнул остальным, чтобы помощь ему оказали.
Подошёл к Фоме. Тот лежал бледный, держась за живот и тяжело дышал — лицо его тоже было в крови, но это уже не его, видимо, когда Кахан упал рядом, и на Фому попало. Я подошёл вплотную к нему, взвёл курок и направил револьвер ему прямо в лицо.
— Не… у… би… вай…
Говорил он каждый раз на вдохе, по слогам. Я посмотрел ему в лицо, словно прицеливаюсь. Глаза его расширились.
— Эх, Фома, Фома… ладно, живи, фартовый. За битого двух небитых дают.
Щёлкнув курком, убрал револьвер.
— Перебинтовали? Снимайте пальто вон с того, кто поцелее, и кладите Фому аккуратно на него.
В этот момент зашёл Наум с револьвером. Облегчённо выдохнул, помотал головой, разглядывая бойню. Револьверы хороши тем, что гильзы не разбрасывают.
Погрузив Фому на пальто, аккуратно поднесли его поближе к проходу. Вдалеке послышался звук копыт — приближались конные, а за ними и повозка полицмейстера. Я успел выйти на крыльцо, чтобы меня заметили и не открыли пальбу. Пахом со своим напарником предусмотрительно отъехали в сторону.
Первым ко мне подбежал Иван, затем и бледный Кондратьев.
— Андрей Алексеевич, что случилось? Мы слышали выстрелы.
Я смотрел на них и мысленно сокрушался — какой непрофессионализм! Тут банда засела, а они прямо так подъезжают, как к себе домой. Ладно, ничего не поделаешь.
Я пожал плечами:
— Стреляли…
Выволокли Фому на улицу, свистнули, и из-за дома выехал наш катафалк — Пахом давно сменил лошадей на красивых мощных воронóй масти коней. Погрузили раненых и убитых, и часть моих ребят — остальные вместе с Наумом разместились во второй и быстро уехали.
Кондратьев Павел Ильич был абсолютно потерян — не знал, за что хвататься. Только быстро-быстро дышал и смотрел на меня не моргая.
— Павел Ильич, ваши сейчас немного постреляют — надо, чтобы их пули и гильзы были. Не спорьте — так надо, всё объясню позже.
Я махнул рукой, и полицейские зашли в зал. Зрелище было, конечно, впечатляющее — гора трупов и реки крови. Кто-то покачнулся. Контроль, насколько это было возможно, мы провели сами ещё до приезда полицейских.
— Отставить сопли! Достали револьверы! — рявкнул я. — По бандитам — огонь!
Ничего не понимающие полицейские — хорошо, что все из наших — начали стрелять по куче трупов. Пули с тяжёлым глухим ударом врезались в тела. Когда защёлкали курки, я всех вывел наружу. Махнул рукой Кондратьеву — тот зашёл, и его повело. Я придержал его и вывел наружу.
— Что же это такое? Зачем вы стреляли снова…
— Слушайте меня внимательно, Павел Ильич. Савельев дал поручение вам расследовать ограбление инкассаторов — вы с помощью филёров выследили банду и накрыли её. Всё понятно?
— А эти люди, которые уехали? Это ваши?
— Их тут никогда не было — вам ясно? Стреляли полицейские. Сейчас подъедут службы, а мы с вами поедем в участок и напишем рапорт. Потом поедем к Савельеву. И он тоже напишет рапорт. И все полицейские потом напишут рапорта. Все меня услышали? Поняли, как дело было?
Я оглянулся на внимательно слушавших остальных.
— Да!
— Так точно, ваше благородие!