Последнее время мы непрестанно следили за Лениным. Сейчас был ключевой момент, когда его нужно убрать — важно сделать это до его первого ареста, который должен состояться в декабре этого года. А сейчас у нас сентябрь. Я так тянул, потому что хотел решить разом несколько крупных проблем. Но обо всём по порядку — мы плотно следили за ним чуть ли не с самого моего пребывания тут. Сначала воры Большого, потом мальчишки Прокопа, затем люди Аристарха.

Незадолго до моего прибытия у Ленина произошло знаменательное событие в его жизни. Вернее, если зайти ещё дальше и поговорить о нём — как он вообще пришёл в революцию? Ведь он стал революционером внезапно, в один день. Когда это произошло? А произошло это после встречи с крупным масоном Волькенштейном Михаилом Филипповичем, но если быть точнее, то Моисеем Фишелевичем. Самый дорогой адвокат Петербурга, выходец из семейства еврейских миллионеров. Разумеется, никаким адвокатом в реальности он не был, а был уголовником и британским агентом. Волькенштейн входил в небольшую группу доверенных лиц, которым было поручено инспирирование социал-демократического движения в России. С этой целью организовал журнал «Новое слово» и набрал туда народников, потом выкинул их оттуда и набрал социал-демократов.

Волькенштейн финансировал первую поездку Ленина в Европу. Защищал Ленина, организовал письмо в защиту от главы питерских адвокатов Вильгельма Люстига, а братом этого Люстига был Фердинанд Люстиг — известный народоволец. Фактически адвокатура в России была филиалом международной террористической организации и прикрывала их деятельность. Все они участвовали в реформе по организации независимых судов, что было большой ошибкой. Общество было не готово. Но сейчас не об этом.

Так вот, именно Волькенштейн посвятил Ленина, дал ему градус. Ленин был луфтоном, то есть потомственным масоном, как его старший брат и отец. Про него отдельная история — отец Ленина, по всей видимости, был шпионом, наполовину монголоид, внедрённый через Астрахань. Он не произносил букву «р». То есть вообще, совсем. Ленин картавил, а отец не произносил, просто пропускал её. Так делают азиаты — «р» произносят как «л». В частности, китайцы. Возможно, его предков надо поискать вокруг русской религиозной миссии в Пекине. Там было достаточно смешанных браков — возможно, именно там его и взяли в разработку.

Если мы заговорили об отцах, то, например, отец Керенского преподавал маленькому Ленину в гимназии — он был главой русского либерального масонства. У самого Керенского был 33-й градус. Такое бывает только при потомственном масонстве. Это луфтоны, или волчата, по масонской терминологии. А Симбирск и Казань в те годы — центры провинциального масонства, особенно Казанский университет. Отец Керенского и отец Ленина дружили и состояли в одной ложе.

Но вернёмся к Волькенштейну. Именно сейчас произошёл тот момент, когда русская история встала на путь катастрофы. По моему глубокому убеждению, роль личности в истории имеет огромное значение. Если бы у руля был Троцкий или кто угодно, только не Ленин, всё было бы на порядок мягче. Ленин же ненавидел русских и проводил целенаправленную политику полного разрушения общества и геноцида.

Ещё у Волькенштейна было несколько братьев, но нас интересовал Лев Филиппович, то есть Ицах Лейб Волькенштейн, адвокат. За ним тоже была установлена слежка, и он был на контроле.

Так вот, именно этот Волькенштейн и спонсировал Ленина, переводя деньги из Англии. А с подачи Плеханова, Ленина в первой заграничной поездке ввели в европейские ложи, в том числе французские. Повысили градус. И вот после этой поездки всё и начнётся. Ленин станет масонским генералом.

По приезде он организует фиктивный «Союз за освобождение рабочего класса», который просуществует десять дней, после чего всех повяжут.

Считается, что этот ленинский потешный союз устроил забастовки на двух заводах — текстильном Торнтона и табачной фабрике Лаферма. Товарищество шерстяных изделий Торнтон являлось одним из крупнейших текстильных предприятий России. Сейчас она называется «Невская мануфактура».

В реальности же у Ленина не было ни денег, ни возможности организовывать такие крупные акты. Всё делали другие люди. Там буквально наняли уголовников, которые въехали по каналу на барже, частично захватили предприятие, посрывали приводные ремни, палками и револьверами отгоняли рабочих от станков, устроили стачку, забастовку.

Торнтоны — их английская община — сами организовали забастовку, тем самым инспирировав рабочее движение в России.

Под этот момент мы и планировали устроить наш ЭКС с большой буквы. Потренировались на малом предприятии — ну как малом, две тысячи человек там работает. Тут надо прояснить важный момент, который многими упускается. Вначале все эти забастовки были практически только на иностранных фабриках. И самое главное — пик этих забастовок был именно во время войны, на стратегических предприятиях. Разумеется, основной целью было сорвать поставки сырья воюющей с Японией армии. И что удивительно — во время Первой мировой все забастовки прекратились как по щелчку пальцев.

Дальше — табачная фабрика Лаферма. Владельцы — немцы и австрийцы со связями в Швеции. Вот на этих двух предприятиях Ленин якобы устроил забастовки рабочих.

Конечно, хотелось бы их тоже хлопнуть, но широко шагая, штаны порвать можно. Нам бы это переварить.

Ленин хотел быть арестованным — это сильно бы повысило его статус, возглавив рабочее движение, не им созданное и не им организованное. Интересно, что Ленин записывал в члены этого союза всех, кого знал, даже просто случайных знакомых. Арестовали более двухсот пятидесяти человек — и Мартова, и Крупскую. Правда, потом большую часть отпустили.

Вот я сидел и ломал голову, как нанести удар и за раз вывести из строя самых опасных людей, заодно присвоив их собственность. Помимо крупнейшей в империи текстильной фабрики меня также интересовала газета Волькенштейна — «Новое время». На базе её и буду делать свой журнал. Приду на готовое — прямо как англичане, это их характерная черта. Британцы очень хорошие учителя.

Миша Большой

В обед созвал совещание нашего нарождающегося синдиката. Постепенно мы стали превращаться в бюрократическую машину. Летучки, совещания, заседания. Только голосований не хватало. Однажды Сашка случайно подслушал разговор Фомы и Большого — они вышли на балкон покурить, а мальчишка сидел внизу. Понятное дело, его на собрания не звали, но он уже был старшим у других подрастающих пацанов. Хоть я и пытался уводить его с криминальной темы на менее криминальную, всё равно из-за близкого знакомства со мной он имел большой авторитет у мальчишек.

— Слышь, Фома, как ты считаешь — можем мы соскочить или нет? — спросил Большой.

Фома затянулся папиросой, посмотрел куда-то в глубь двора, в темноту.

— Вряд ли. Попали мы плотно. Знаешь, мне моя учительница по языку дала книжку какого-то Бердяева, и там была такая фраза, что дьявол начинает с услуг, потом предлагает сотрудничество, а заканчивает господством.

— Ишь как завернул — прямо как образованный.

— Станешь тут образованным… куда денешься.

— И что думаешь — Граф дьявол?

— А что нет, что ли? Ты на нас посмотри — кем мы были ещё недавно? И посмотри на нас теперешних. Посмотри, как ты одет.

— Ну да. А что дальше будет — ты думал об этом?

— Думал. До этого мы жили как-то, бедовали, а теперь ощущение, что летим куда-то на полной скорости. Только в ад или рай — не знаю.

— Ну рай-то нам точно не светит! — усмехнулся Большой.