— Мне нравится, что вы не теряетесь. Обычно мужчины моего возраста либо начинают спорить, либо бегут.

— Бегут?

Мари с иронией:

— Конечно. Им страшно и неуютно, что женщина может знать больше. Вы знаете, Андрей Алексеевич, я иногда думаю, что Петербург задыхается. Здесь так много золота и мрамора… и так мало воздуха.

— Воздуха? Или свободы?

Мари смотрит в глаза, чуть приподнимая бровь:

— А разве это не одно и то же?

— Свободу люди понимают по-разному. Одним она нужна, чтобы творить, другим — чтобы разрушать.

— А если разрушить нужно, чтобы построить новое? Знаете, у нас в кружке часто спорят об этом. Есть один… филолог. Учит французский, но мечтает о революции. Цитирует Верлена и Бакунина в одном дыхании.

— Интересное сочетание. Хотя обычно такие больше любят болтать, чем делать.

Мари, улыбаясь, но чуть холодно:

— А вы, значит, из тех, кто делает?

— Я из тех, кто не любит лишних слов.

Мари замолкает на секунду, будто приценивается, потом меняет тон на почти игривый:

— А искусство? Оно ведь тоже разрушает привычное. Даже Дягилев, он сейчас готовит свою первую выставку картин… Вы видели у него Сомова? Там ведь всё построено на том, чтобы зритель чуть-чуть покраснел.

— Да, я слышал о нём, большой человек. Но краснеть — не худший удел. Хуже, когда ничего не чувствуешь.

Мари наклоняется, почти шёпотом, в голосе вызов:

— А вы бы рискнули показать публике что-то, за что могли бы наказать или запретить?

Я посмотрел ей прямо в глаза:

— Париж стоит мессы, — улыбнулся я. — Разумеется, искусство должно шокировать, волновать, провоцировать. Для художника скандал — лучшая реклама.

Мари откидывается, чуть смеётся:

— Неожиданно. Вы слышали, как этот несносный жандарм фон Валь запретил к показу картину Николая Ге «Распятие»? Это было просто ужасно. Такое ханжество и невежество.

— Я ему передам.

— Кому? — когда она удивлялась, её лицо становилось ещё красивее.

— Фон Валю.

Удивление Мари стало ещё больше.

— Вы о себе явно что-то не договариваете.

— Я завтра с ним встречусь на пресс-конференции, посвящённой открытию новых лекарств, так ему и передам, что вот Мария Вербицкая считает его невежей, ханжой и самодуром. Или лучше сами приходите и выскажите ему всё, что о нём думаете.

На секунду Маша смешалась, видно было, как внутри неё боролись разные чувства: удивление, страх, недоверие и желание. После слов, что я знаю фон Валя, вообще вся компания замолкла. Ведь это означало, что я на связи с жандармами, причём с самыми высокопоставленными. В итоге, видимо, любопытство перевесило:

— А вот и приду!

Я только заулыбался и покивал головой, а затем внимательно посмотрел на неё. Она чуть повернула голову.

— Что это вы меня так разглядываете? Хотите сдать жандармам?

— А есть за что? Нет, просто пришла одна идея в голову.

— Это какая же?

— А не скажу. Будете завтра хорошо себя вести на приёме, тогда и поговорим.

— Ах так! Тогда и вовсе никуда не пойду!

Я только заулыбался, да, девочка — пожар, огонь. Если попадёт не в те руки, задурят ей голову идеями о всеобщем равенстве и братстве, а там и до бомбистов недалеко. Вся проблема молодёжного террора — это то, что всё это модно, считается доблестью, шиком. С этим бороться намного сложнее, это идеология. Государству нечего предложить в ответ, что они могут дать молодёжи? Кружок кройки и шитья? Шахматы? Всё это смешно. А вот как сделать, чтобы бросание бомб и убийство чиновников перестало быть модным, это большой вопрос. И возможно, Мари можно будет использовать для этих целей, ну и не только для этих…

Я улыбнулся ещё шире и нагло подмигнул ей, одновременно положив руку на загривок Дане, как бы вытаскивая его из-за стола.

Вышли на улицу, на парня было жалко смотреть. Он, несмотря на то что был сильный и крепкий, весь как-то поник под моим взглядом. А я просто смотрел и ничего не говорил.

— Что ты там болтаешь про меня бабам?

— Андрей Алексеевич, честно, ничего такого не говорил!

— Ладно, — прервал я его, — об этом после поговорим, на тренировке. Ты помнишь, что завтра за день? Или девки совсем голову вскружили?

— Конечно помню, завтра работаем на вашей встрече, охраняем все подходы. Потом перемещаемся сюда и продолжаем уже тут.

— Ладно. Не засиживайтесь. Надеюсь, твоя Мари ничего завтра не выкинет на встрече? Что голову опустил? Вы вообще встречаетесь с ней? Или ты только вздыхаешь в сторонке?

— Да не было ничего.

— Ясно.

Я посмотрел на него с таким укором, что тот не знал, куда деваться. Надо бы устроить им курсы по пикапу. Так вроде хулиган, а как дело до баб доходит, так робеет, но это дело обычное. Многие из парней ходили за первым разом в заведения Грини, но это, на мой взгляд, ещё хуже, закрепляется дурной опыт, первый раз с проституткой легко, хотя бывает, что и тут многие робеют, теряются и не получается от волнения. Помню, два моих кореша решили так девственности лишиться, вызвали двух подруг, накатили с ними, разошлись по комнатам. Один разнервничался, что у него не встал, а другой друг с проституткой на стакан упал и проговорили всё время, до секса так и не дошло.

— Смотри, конечно, сам, но думается мне, не для тебя этот орешек.

— Да сам знаю, она из богемы, а я кто… вы когда говорили про искусство всякое, я так вообще ничего не понял.

— Вот и я про то. Крутит она тобой, играет на чувствах, поиграет да выкинет, как ненужен станешь. У неё таких воздыхателей… много в общем.

— А вы?

— Что я?

— Ну вы с ней так общались, как будто… — видно было, что у него не хватало словарного запаса описать свои чувства.

— Как будто химия была между нами?

— Да наверное, не знаю, какая химия, но что-то точно было. Понравились вы ей. — он снова опустил голову.

— Да не переживай ты, разберёмся.

— А что вы задумали про неё? Не ужто стрельбе учить будете?

— Нет, а вот дело вполне возможно подыщу ей. И другим вашим девчонкам.

— Ладно, не засиживайтесь долго, завтра всем рано вставать. Всё, давай, завтра ответственный день у тебя.

Дома меня ждала Катерина, достала остывающий ужин, пока я переодевался в домашний халат и мыл руки. Она стояла, облокотившись на комод, и мяла в руках передник, была у неё такая привычка.

Сели пить чай. Отпивая из кружки, я посмотрел на неё. Женщины всё чувствуют, и если предстоит серьёзный разговор, то они уже заранее всё знают, чуйка в этом плане у них намного развитее, мужик может до последнего ушами хлопать, ничего не понимая.

— Как дальше жить думаешь? — начал я.

— А что, гонишь меня?

— Никто тебя никуда не гонит. Но решать что-то надо.

— О чём ты? Я твоей школой заведую, там всё нормально, у Сашки тоже всё хорошо. Или ты нашёл кого-то?

— Я про то, что замуж тебе надо. А я жениться не собираюсь.

— А ты опять об этом…

— Да. И надо без эмоций поговорить, да, мы живём сейчас хорошо, но это всё так… Насчёт поддержки не переживай, школа так же на тебе, зарплата, это всё естественно останется, если сама уйти не захочешь.

— А если муж запретит заниматься? Скажет, чтобы дома сидела, супы готовила.

— Я такого мужа самого супы готовить заставлю.

Катерина смеялась не часто, жизнь такая, что не до смеха обычно было, но последние месяцы всё было хорошо, и она начала оттаивать постепенно.

— Давай смотрины устроим, ты ищи кандидатов, приводи их ко мне, а я буду конкурсы всякие устраивать, в том числе по кулинарным талантам.

Тут уже вместе засмеялись. Катерина утирала выступившие от смеха слёзы платком.

Когда отсмеялись, я продолжил.

— Ты вот что, завтра съезди к нам на завод Ткачи, передай бумаги от меня управляющему и забери у него те, что для меня. Но главное, поговори с ним и разузнай, как там дела с теми детьми, что мы от Грини перевели, посмотри, как там всё устроено. Если захочешь, можешь заняться всем этим, то есть взять на себя вообще всё образование и весь детский вопрос в нашей организации. В этом случае твоя доля сильно возрастёт, сама станешь управляющей, ни в чём нуждаться не будешь. Хоть и по закону ты не можешь владеть имуществом, но… у нас свои законы, как ты уже успела убедиться. Мне без разницы, замужняя женщина или нет. И вообще, женщина работает или мужчина, мне главное, чтобы дело делалось и всё работало. А кто этим занимается, мне без разницы. У меня и инвалиды, и бабы, и дети работают. Вон как Марфа развернулась, если так дальше пойдёт, то она в управляющие Лаврой выйдет. Так мужичишек поприжала, любо-дорого. По струнке все ходят. Ты с ней тоже поговори, может, присоветует что, она баба толковая.