Холт слушал не меняя скучающего выражения лица.

— Что еще?

— У шлюпа… Были данные, — продолжил Веррон пытаясь совладать с дрожью. — В базовой памяти. Я заметил, что там осталось что-то нетипичное. Не знаю что именно, не стал разбираться… Дело не мое совсем… Остальное было как обычно. Стандартная комплектация, никаких особенностей.

— Кому вы его продали?

Веррон замялся на секунду.

— Алекс Коритан. Я так понял — бывший пилот Флота. У него был анализатор. Больше ничего не знаю. Правда!

— Данные из базовой памяти. Вы их копировали?

— Нет. Зачем? Дело не мое совсем. Я продаю железки. Просто продал судно как есть.

Холт посмотрел на него — вроде как безучастно, но Веррон почувствовал как на лбу выступил пот. Почему Холта интересует этот шлюп? Что там могло было быть, в памяти? Вот вляпался… Да, но откуда было знать?

— Хорошо, — наконец сказал Холт. — Спасибо за информацию, господин Гест, — он повернулся к выходу, затем обернулся снова. — Совет — забудьте о разговоре. И о шлюпе тоже. Если будете молчать, никаких проблем не возникнет.

Он вышел, охранники шагнули за ним. Дверь закрылась.

Веррон рухнул на стул, дрожа с ног до головы. Адреналин отступал, оставляя после себя опустошение и страх. Обычный гул станции, еще несколько минут назад бывший естественным фоном жизни, теперь казался зловещим гулом улья готового выпустить пчел-убийц.

Он поднялся со стула, подошел к шкафу, взял контейнер с кристаллами — в котором содержалась его личная информация. Выскочил из офиса, почти бегом двинулся в противоположный конец сектора, в пультовую операторов диагностики. Подбежал к общему терминалу, дрожащими пальцами инициировал вызов.

— Лоренс, это Веррон, — он попытался говорить ровно, но голос все равно срывался. — Мне нужна помощь. Срочно.

— Веррон? Тебе — помощь? Надо же. Что стряслось?

— Мне нужно свалить. С ближайшим пассажирским, чартером, неважно.

— А-а… Ну, я так и знал, что рано или поздно ты доиграешься.

— Ты не умничай, а помоги! Не забывай сколько раз я тебе помогал.

— Ладно, не парься… Оформлю по рабочему, есть целых три дырки. Инженером сопровождения — устроит?

— Не умничай! Мне…

— Ладно, ладно… Короче, у тебя сорок минут. Минут через десять жди карту.

— Спасибо, Лоренс. Деньги переведу как только смогу.

— Просто исчезни, старик. Я тебе, да, должен.

Веррон выбежал из пультовой, заторопился к выходу из сектора сортировки.

Центрум-тропик трюм-яруса, лифт, центрум-тропик комм-яруса, левый килевый ствол, центрум-поляр, снова ствол, крайний сегмент… Структурно грузовые машины атмосферной базы от военных практически не отличались; отличия были в основном в наборе и функционале служебных помещений. Алекс шагал по стволу — если бы не маркировка и несколько «посторонних» люков, можно было подумать, что Алекс вернулся на свой крейсер, на котором прослужил пилот-капитаном четыре года. Четыре года, которые казались другой жизнью. Он невольно притормозил у вывода северного контроллера, провел пальцами по разметке…

Углы ствола, квадратного в сечении, скошены — так чтобы линии световодов по этим углам прятались в трапециевидных нишах. Получались приподнятые платформы, по которым можно передвигаться не различая того что под ногами — пол, потолок, стены. Тусклый свет аварийного статуса сеется по серо-зеленой поверхности, оттеняя неярко-флуоресцентные пиктограммы… Угрюмо мерцают черные кольца ниш, выводов, люков…

Вот вывод накопителей гравистазис-контроля, вот кольцо северной группы генератора первичного поля, вот диафрагма зоны балансировки реактора — флуоресцентно-оранжевые метки, класс опасности высший…

Алекса захлестнула волна ностальгии, почти сентиментальной, совершенно сейчас неуместной. Он вспомнил ритуал обхода машины перед выходом в рейс. Пилот-капитан проходит по кораблю, заглядывая во все «критические узлы». Формально это было, конечно, избыточно, и даже забавно… Но традиция существовала со времен первых лет Навигации. И Алекс, разумеется, выполнял этот ритуал также. Тринадцать минут — ровно столько требовалось чтобы обойти все шесть стволов (тридцать пять сегментов) и пятнадцать центрумов судна серии «35» — 1050 метров чистого хода, без проверки «узлов» по пути, и еще минимум столько же на проверку… Он знал каждый метр этих машин. Интересно — сколько всего за службу он «намотал» по этим стволам-центрумам? Четыреста сорок шесть Переходов только на своем СМ-690… Пол-Галактики пешком, не меньше.

Вот наконец рубка. Алекс приложил ладонь к желтому мигающему огню. Мигание прекратилось; четыре секунды — глаз сенсора загорелся зеленым, диафрагма бесшумно ушла в кольцо. Алекс и Виктор переступили обод кольца.

Курс-монитор дугой во всю фронтальную стену, капсулы — слева техник, в центре пилот, справа навигатор, — контроллеры, педальные блоки, пульты. Ясная гамма цветов; изящные в своей функциональности формы; ни единого сантиметра объема потраченного впустую…

Ностальгия снова ужалила, на этот раз больнее. Рубка — почти точная копия рубки СМ-690 — только на военных другие капсулы, со всем снаряжением. Сколько часов он провел в такой же (почти такой же)? Больше тысячи. Ладони — на гашетках, локти — на контроллерах, ноги — на педалях… Переход — это не «прыжок в неизвестность», это «точно выверенный танец с законами Вселенной». (Придурочные эпитеты, но давно такие же традиционные.)

Они прошли к капсулам. В каждом кресле оставались тела. То что когда-то было экипажем превратилось в мумифицированные останки. Кожа затянулась на костях темной пергаментной пленкой, черты лица исказились; глазные впадины провалились, губы съежились, обнажив зубы в гротескной усмешке. Волосы частично сохранились, спутанными прядями прилипнув к черепу. Процесс естественной мумификации в контролируемой среде корабля прошел почти идеально — никакого разложения. Только высохшая оболочка того кто когда-то был живым человеком.

— Причем непонятно — готовились к смерти, или она случилась внезапно, — Виктор оглядел всех трех. — Хотя мне почему-то кажется, что они просто заснули и уже не проснулись.

— Сложно предположить, — Алекс оглядел останки пилота. — Одно ясно — не от перегрузки. Даже после того как они потрогали «воронку»… Но здесь, если верить, — он указал на индикатор статуса капсулы, который горел спокойным зеленым, — ничего подобного не было, все совершенно штатно. А насчет непонятно… «Лучшая смерть — та которую ты не заметил». Не говори, что забыл.

Он еще раз обошел капсулы, вглядываясь в лица мертвых. Даже после стольких лет службы и всего что довелось увидеть во Флоте, зрелище мумифицированных тел в пилотажных капсулах оставалось жутким. Не из-за вида — он видел и не такое. Дело было в другом — в понимании «внезапной смерти», когда умираешь едва ли успев понять, что собственно умираешь. Когда твой последний момент — не «битва титанов», не осознанное принятие конца, а просто… Обрыв. Как выключенный в комнате свет.

Алекс сам несколько раз был на волосок от такого конца. Однажды, во время рутинного патруля в 4-440, сбой в контроле баланса перед самой фиксацией массы едва не «размазал» СМ-690 «по всей Вселенной» (по-научному это называется «барионная дестабилизация» — одна из страшнейших страшилок). Автомат контроля не сработал, и дело спасла только привычка Алекса держать все под своим контролем. Алекс, повинуясь чутью, «отлепился» от диапазона раньше чем это сделала бы сама машина. (Он потом раз триста интерпретировал логи, и получалось одно — буквально доля секунды.) Тогда он даже не успел испугаться. Страх пришел потом, когда борт благополучно «выпал из Фазы» (перешел, если без сленга)… Об этом он, конечно, вспоминать не любил.

— В сервис-салоне должно быть место, — он снял карабин, повесил на стойку капсулы. — Сомневаюсь, что с грузом шли какие-то специалисты… А знаешь что самое страшное? То что машина сейчас стоит здесь, и вроде как в полной норме. Фиксирует смерть экипажа, отрабатывает рутину посадки, активирует «аварию» — и стоит ждет команду. Четыре года. Добросовестно. Как положено. Со всей мертвой тройкой в кабине.