В памяти вспыхнул эпизод из детства — Алексу лет десять, лето на Беттее, они с приятелем Гремом убежали гулять в Хрустальные чащи за городом. Возвращались решив сократить путь через Слезную топь. Это был достаточно редкий тип болот, но весьма характерный для умеренных поясов на Беттее, коллоидный раствор наносиликатов — мерцающая равнина, словно загустевший свет. Идти по проложенным тропам было вполне безопасно, но они заболтались и сбились, и Грем наступил не туда, и бирюзовая поверхность, хрустнув как ледяная корка, не выдержала. Грем так же мгновенно ухнул по пояс в неяркий фосфоресцент болота.

Алекс, с колотящимся в горле сердцем, тем не менее действовал на автомате, вспомнив обрывки школьного инструктажа по безопасности — сбросил рюкзак, лег плашмя на зыбкую корку у самого края, и, растопырившись для распределения веса, толкал рюкзак по искристой поверхности, пока Грем не ухватился за лямку.

Нет, что за болван. Забыть такую жизненно элементарную вещь. Пора пить препараты для стимуляции мозговой активности.

Он отцепил свой рюкзак — элементы, комплекты, аптечка, паек, вся стандартная мелочь — килограммов пятнадцать, но благодаря контактной площадке, соединявшей со спинной фалангой костюма, нагрузка на грунт была минимальной. Алекс присел, затем лег на живот, толкнул рюкзак к Виктору, прополз дальше, толкнул еще раз.

Рюкзак скользнул по лишайнику. Виктор протянул руку, схватил. Алекс тянул; Виктор, на животе, медленно выползал из топи. Наконец, после минуты напряженных усилий, Виктор оказался на твердом месте.

— Мне нужно остыть, — он провел перчаткой по панели визора, снимая грязь. — Слишком горячая пища вредна для пищевода и желудка.

Из низины выбрались без дальнейших приключений. Наконец появились чистые скалы — отполированный ветром камень, красно-багровых оттенков, испещренный тонкими жилами более темного материала.

Алекс и Виктор поднялись на гряду. Голый камень, без признаков органической жизни, твердый, надежный… Здесь дул довольно сильный ветер — он звенел тонко и пронзительно, будто в атмосфере были натянуты струны, и ветер играл на них свою леденящую песнь.

— Похоже здесь было озеро, — Алекс обернулся назад. — Вода ушла, осталась грязь, насыщенная минералами — лакомый кус для нашего экстремофила. А снизу остаточное тепло поддерживает эту массу полужидкой. Плюс споры, мертвая биомасса… Классическая криптобиотическая топь. Надо было предполагать.

— Толку, от этих предположений? Другой дороги нет, — Виктор огляделся. — И, кстати, насчет воды. Она не «ушла», а испарилась. А этой твоей биомассы еще эти четыре года назад здесь могло не быть.

— Ладно, вперед, — Алекс отвернулся. — Еще три километра.

Двинулись дальше по возвышению. Идти здесь стало сложнее — мелкобугристая поверхность, усеянная к тому же булыжником, заставляла мышцы ног напрягаться сильнее. Костюм по-прежнему не работал.

Воздух плыл маревом еще сильнее; очертания скал впереди колебались, дрожали, словно видимые сквозь воду которая греется в прозрачном сосуде — пейзаж из волшебной сказки или странного сна.

Дойдя до конца гребня, они остановились, чтобы перед спуском передохнуть. Перед ними простерлась долина, за которой возвышалось плато, приютившее СД-800, — почти отвесные стены, темные, угрюмые, мрачные в мерклом свете звезды.

— Как жив? — спросил Виктор.

Он нагнулся, уперся руками в колени, расслабляя позвоночник. Алекс хотел ответить, но запнулся. В поле визора возникли два синих маркера, затем данные экспресс-анализа, график с характерными пиками — снова инсидий. Виктор медленно выпрямился.

— Во-первых, у меня заработал костюм, — сообщил он. — Во-вторых, у меня тут два выхода почти чистого инсидия, опять же.

— У меня тоже, и то, и то. И, если железка не врет, почти такая же концентрация.

Алекс расширил режим сканирования. Универсальный сканер костюма, не специализированный под такие задачи, тем не менее построил раскрытую карту (значит очень хорошо было на чем строить). Сеть объемов обозначила два участка — фрагменты концентрических дуг, слева на юге, справа на севере, оба с явным геометрическим центром — в точке посадки СД-800.

— Надо думать, фрагмент чего-то значительно большего, — прокомментировал Алекс.

— Явно система, вокруг нашего ящика. Просканируй по-человечески, сверху, не одним детектором, — наверняка найдешь закономерность на премию Ли́нгера.

— Смотри, — сказал Алекс задумчиво. — Давай правда допустим, что та воронка в Ноль-ноль-два не случайна.

— Ну?

— Насколько я разбираюсь в физике… Вся эта картина — бешеный магнитный фон, кипяченый экватор, зомби-фауна, нереальная концентрация стабильного элемента… Вписывается в гравитационное воздействие. Косвенно, разумеется, но уши оттуда. СД-800, возможно, перевозил некую экспериментальную систему, которая так или иначе манипулирует показателями гравитационного поля, и далее квант-состоянием на уровне сильного взаимодействия, например. Мне вот сейчас пришло в голову, что Т-заряды тогда снесли крышу не только кристаллам самого ящика, а еще, например, приборам защиты груза. Экран отрубается — шлеп, и «воронка». Затем эта хрень без экранов падает сюда.

— Вон ты про что, — Виктор кивнул. — Трансмутация атомной структуры. Своего рода «холодный» ядерный синтез — инсидия из близких изотопов. И паттерн распределения, да, — концентрические сферы вокруг источника, и, возможно, некие зоны гармоник на удалении. И синтез происходит, очевидно, там где подходящий состав исходного материала.

— Да. Где-то концентрация исходных изотопов оптимальна — и там идет синтез… Кстати, бешенство магнитного поля также хорошо вписывается в эту модель. Груз создает, скажем, локальные искажения метрики — не собственно «воронки», не нервничай, — которые усиливают конвекционные потоки в мантии, ускоряют вращение и циркуляцию проводящего ядра. То есть ускоряют геодинамо-эффект, механизм генерации планетарного магнитного поля. Генерируются дополнительные, вторичные магнитные поля, которые, по идее, должны быть резонансными, согласованными с общим… Ладно, пока будем считать, что часть загадки мы разгадали. В нашем ящике — железо работающее с гравитацией, то есть опосредованно влияющее на структуру материи на расстоянии.

— Тогда, коллега, нам тем более следует поторопиться, — Виктор обернулся к плато. — Пока наш ящик не стал новым гравитационным центром этой несчастной планеты. Как выбираться из сингулярности, из-под горизонта событий, — я, если честно, не представляю даже теоретически. Хотя по астрофизике у меня было «пять».

— Почти пришли, — сказал Алекс.

Равнина впереди напоминала застывшую корку лавы, местами покрытую минеральной пылью цвета старой ржавчины. Серо-коричневая поверхность была изрыта трещинами — от тонких паутинных нитей до зияющих разломов шириной с метр. Из некоторых поднимались струйки пара, полупрозрачные в тяжело плывущем воздухе. Сам воздух казался таким плотным, что его хотелось разрезать ножом.

Недалеко из трещины ударил гейзер пара, взметнувшись на высоту метров в двадцать. Столб белого тумана застыл, словно призрачная колонна, затем медленно поплыл в сторону, расплываясь, превращая пейзаж за собой в мерцающую абстракцию.

— Мой сканер предлагает маршрут, — сказал Виктор, — только, боюсь, он устареет уже через полторы минуты.

— Значит, будем импровизировать.

— Попробуем, — Виктор усмехнулся мрачно. — Температура газожидкостной смеси — сто восемьдесят восемь градусов. В костюме сваримся минуты за три. Как раз всмятку.

— Ты просто не лезь в струю. Я первый, снова моя очередь.

— Не забывай — когда варишь яйца всмятку, необходимо избегать избыточного кипения.

— Смотри свои не прозевай, кулинар.

Первые сто метров прошли спокойно. Алекс шел впереди, полностью положившись на показания сканера. Виктор следовал в четырех метрах. Двигались неровным зигзагом, обходя участки которые сканер маркировал как опасные.