Алекс уже собрался активировать конфигуратор посадки, как все, что называется, «пошло не так».

Сначала отключился контроль трака планетаров. Затем отвалился модуль-стабилитрон. Автоматика перешла в «ручки»; Алекс вогнал локти в контроллеры, ладонями вцепился в гашетки, выровнял машину, и застыл, не рискуя лишний раз шевельнуться, чтобы не опрокинуть шлюп — который, без модуль-стабилитрона, не валился с глиссады сейчас только волей богов (и, возможно, собственным умением Алекса держать баланс на неведомой интуиции).

— Стабилитрон отвалился, — выдавил Алекс. — Не дыши громко…

А затем отрубились планетарные двигатели. Сначала правый, затем и левый, со своим новым дефлектором и новыми отражателями в реакторной камере.

— Не нервничай, — выдавил Алекс (голос прозвучал гораздо спокойнее чем он сам себя чувствовал). — Планер на тренажерах — мое любимое дело.

— Жизнь немного отличается от тренажеров.

— Зато за что я люблю эту серию — что все резервы здесь по уму, на прямых приводах, по старинке…

На третьем курсе Академии их заставляли отрабатывать посадку на планерах снова и снова. «Десять раз упадете виртуально — один раз спасетесь реально», — любил повторять инструктор Каассе́н. Алекс тогда, хотя и любил подобные вещи, намучился «до тридцатого пота». Теперь мысленно благодарил Каассена (у которого вообще поучился много чему).

Гашетки в режиме прямого привода не задействовались. Алекс разблокировал ключ локтевых контроллеров, переведя их в режим прямого управления планером. Затем, оперируя только контроллерами и педалями, выполнил переворот. Шлюп заскользил обратно. Поверхность приближалась «с пугающей скоростью».

Алекс уже наметил наиболее подходящий для посадки участок — относительно плоскую площадку между двумя куполами псевдолишайника. Не идеально — грунт мог оказаться слишком рыхлым, между «бочкообразными» маловато места, — но выбирать не приходилось.

Он уже начал разводить локти, активируя базовые интерцепторы… В бортовых мониторах уже различались, без увеличения, отдельные камни, трещины в грунте, даже, казалось, «ворс» на лишайнике…

Контроль трака планетаров вспыхнул зеленым. Модуль-стабилитрон активировался с приветственным писком. Двигатели ожили — левый, затем правый, и вышли в рабочий режим за свои штатные восемь секунд. На мониторе в секторе хода столбики активной тяги взлетели вверх.

Шлюп вернул себе управление и успел провести посадку в штатном режиме. Машина коснулась поверхности с мягким толчком. Алекс снял руки с контроллеров, откинулся в кресле.

— Все кристаллы нейтрализовались — видел такое? — он обернулся к Виктору. — Ну, кроме как в «Ветре»? Что скажет компетентный специалист, восемь лет отработавший в Службе Галактической навигации?

Алекс деактивировал секторы управления на курсовом мониторе. Пейзаж казался порождением сурового компромисса — между жаром недр и атмосферной прохладой. Глаз субкарлика отбрасывал длинные, окрашенные во все цвета спектра тени — от темно-лилового до сиреневато-карминного. Воздух над плато плыл, искажая очертания далеких скал, отполированных ветром до красного блеска.

Повсюду стелился охристо-зеленый лишайник — плотные кожистые подушки, больше похожие на органы неведомого существа, чем на растительность. Поверхность была испещрена сетью тонких трещин, из которых сочилась прозрачная, слегка мерцающая жидкость. От подушек тянулись полупрозрачные, бледно-фиолетовые щупальца, медленно качаясь в несильном ветре, словно морские анемоны в незримом течении.

Между подушками возвышались «бочкообразные» — приземистые купола, здесь высотой в человеческий рост. Восковая поверхность переливалась радужными разводами, отражая багровато-оранжевый свет. Некоторые купола были покрыты сетью тонких корней или грибных гиф, создававших причудливые узоры. От каждого отходило от пяти до семи длинных стеблей, увенчанных вздутыми шишками. Капсулы медленно пульсировали, словно дышали — очевидно, способ распространения спор с помощью конвекционных потоков.

В нескольких местах из трещин в камне поднимались тонкие струйки пара. По стенам трещин и рядом пушились красноватые нитевидные образования, образующие плотные, похожие на войлок маты. Насколько Алекс помнил экогенезиологию, такие древнейшие термофилы, питающиеся минералами из геотермальных источников, были одной из базовых форм жизни — от которой происходило большинство организмов на большинстве исследованных планет.

— Ну что, — наконец сказал Виктор. — Пойдем знакомиться с загадкой номер шесть?

— Пойдем… Надеюсь у нас мозги не отрубятся, как у него, — Алекс хлопнул пальцами по гашеткам, и выкарабкался из капсулы.

ММК-420, извлеченный из трюма манипулятором, мягко опустился на поверхность планеты. Алекс забрался в кабинку, активировал машину; по теплому бархату камня рассеялся шелест приводных систем — неуместно громкий для совершенно безмолвного здесь антуража.

Ровер весело катил вперед, объезжая кожистые подушки охристо-зеленого лишайника и приземистые купола «бочкообразников». Толстые стебли, торчащие из вершин куполов, увенчанные тяжестью фиолетовых шишек-капсул, плавно раскачивались на ветру. Трещины, испещренные красными волокнами термофилов, резали грунт паутиной разломов. Будучи в среднем не больше метра в ширину, для ровера они сложной задачи не представляли — тот преодолевал их даже не сбавляя скорость.

— Шесть восемьсот, — Алекс посмотрел на параметры цели у маркера грузохода на мониторе.

— Прекрасно, — Виктор вгляделся в даль через фронтальный экран. Горизонт дрожал в мареве, очертания плато размывались, почти как акварель на мокрой бумаге. — Если верить нашей железке, блэкаут случился за шесть. Как будем тащить наши триплексы?

— Давай хотя бы сначала удостоверимся, что они там есть, и СД-800, например, не «кукла».

— Ты решил пошутить? Или правда только сейчас об этом подумал?

Сканер ровера постоянно обновлял данные об атмосферном составе. Локальные примеси уменьшались; диоксид серы упал до 0,3 %, сероводород — до 0,15 %, хлороводород — следы, фтороводород — следы, водород пока шкалил до 2,1 %. Стандартный набор вулканических газов для большинства точек в исследованной Галактике.

Через восемьсот метров ровер наконец достиг мертвой зоны. Сначала выключился монитор; затем затих шелест систем, растворившись в подушках лишайника. Ровер, подчиняясь инерции, с мягким хрустом прокатился еще с десяток метров и замер. Здесь появились шумы — тихий гул ветра, со стороны плато с грузоходом, и новый шелест, похожий на шелест ровера, который раздавался от фиолетовых капсул. Воздух вокруг дрожал маревом; здесь оно было гуще, плотнее — казалось будто ровер застыл внутри гигантского прозрачного пузыря, по которому расплывается вязкая жидкость, только снизу вверх.

Открыли дверцы, выпрыгнули на грунт. Зашли спереди, уперлись в платформу лебедки, стали толкать. Несмотря на совершенство подвески, предполагавшей легкость и такой работы с машиной, занятие оказалось сложным. Светло-коричневый грунт был по-странному цепкий, словно липкий, и «отпускал» протекторы с неохотой, создавая заметное сопротивление; причем казалось, что сопротивление возникало только при движении в обратную сторону, от плато. На этот десяток метров ушла какая-то уйма времени — минут десять непрерывных усилий, — и масса сил.

Наконец ровер вернулся к жизни. Алекс деактивировал машину, снова выпрыгнул из кабинки, подняв ботинками облачко пыли.

— Пошли, — Виктор с неприязнью оглядел заросли «бочкообразных» — маслянистые поверхности, мерцающие в желто-оранжевом свете.

— И давай осторожнее, — Алекс достал из багажного бокса карабины, подцепил к костюму свой, второй бросил Виктору. — Держимся от этих бочонков подальше. Не нравятся мне их глазки.

— Опять тащиться, — Виктор сделал тройку шагов по рыхлому грунту. — И опять по какой-то мочалке, — ботинки проваливались сантиметров на пять. — Сам смотри под ноги.