— Какова должна быть технология, чтобы так влиять на целую точку? Взбесить магнитосферу, вскипятить вулканическую активность, спровоцировать, как я понял, нештатные миграции фауны?

Следующие часы прошли в молчании. Виктор дремал, откинувшись на спинку кресла. Алекс следил за мерной сменой показателей на курс-мониторе и размышлял. Гипотеза о грузе СД-800, если окажется верной, объяснит все. Но что это могло быть, на самом деле?

Экспериментальное оружие, уничтожающее планеты? Вряд ли. Военные технологии Алекс знал неплохо — четыре года пилот-капитаном крейсера, в составе Особых, с соответствующим доступом, по всей форме «ноль», кое-что значили. Никакие разработки последних лет, даже в случае серьезного «что-то пошло не так», не смогли бы оказать такого влияния, в принципе. (Да и зачем оно нужно, такое оружие? С кем биться, таким-то образом? С инопланетянами, в духе того же «Ветра Галактики»? Инопланетяне существуют только в дешевых киноподелках, опять же.)

Вероятнее всего — экспериментальная технология. Но что это должно быть, такое, чтобы оказать такое-то влияние, в комплексе? Да что угодно, конечно… В наше сумасшедшее время даже предположить нелегко.

— Сколько еще? — Виктор проснулся и потянулся.

— Ты как моя бывшая, — Алекс усмехнулся. — Часы перед глазами, а ей обязательно надо спросить. Было.

— Вот тебе раз. Никогда бы не подумал, что ты можешь жениться!

— А я и не смог. На полгода, будем считать, не считается.

— До чего же тебя пришлось довести, чтобы ты это сделал?

Алекс отмахнулся.

Свет субкарлика здесь наверху, над пеплом стал легче, не таким вязко-багровым. Вспышки молний понизу стали редеть. Черная масса стала превращаться в матово-серую, затем в свинцово-желтую. Впервые за много часов в этой сажевой пелене образовалась прореха, сквозь которую показалась сама поверхность. Затем еще одна, еще, еще — мрак растворялся.

Сперва в расходящейся мути проплывали безжизненные, выжженные пустоши, покрытые слоем серого пепла как грязным снегом. По мере движения шлюпа на северо-запад, в этой каше начали проступать контуры — холмы, русла высохших рек, причудливые скальные образования — отполированные ветрами, они сверкали в свете звезды рознью рубинов, гранатов, шпинелей, редчайших красных алмазов с легендарной Та́йгенн-12.

Наконец появился первый цвет — не багровый отсвет кипящей в вулканах лавы, и не бело-фиолетовый и серо-синий цвет молний — а тусклый мрачный охристо-зеленый. Алекс увеличил сектор на мониторе. Это был не лес, не подлесок, не травяной покров, — это были огромные колонии лишайников. Алекс узнал их сразу — симбионты класса экстремофилов, способные выживать при минимальном содержании воды, в условиях запредельного диапазона температур и радиационного фона. В отчете они были описаны как «псевдолишайниковые маты криптобиотического типа», распространенные преимущественно в полярных областях планеты. Сейчас же они простирались до самого горизонта на территориях которые четыре года назад были классифицированы как «абиотические зоны с остаточной геотермальной активностью».

Между зарослями лишайников проступали более крупные формы — что-то вроде мясистых приземистых куполов, для которых напрашивалось название «бочкообразные». Их поверхность казалась восковой, покрытой сетью темных прожилок. От каждого купола отходили длинные стебли, увенчанные вздутыми капсулами — вероятно, споровыми образованиями. Некоторые из них медленно раскачивались, возможно реагируя на низинный ветер.

Сонная тишина рубки раскололась тревожным зуммером навигатора.

— Опять новости? — Виктор бросил взгляд в сектор навигации. — И какие могут быть новости навигации по стереомодели?

— ЛНИС, например?

— «Воронки» на планетах не возникают. Говорю тебе как компетентный специалист, восемь лет отработавший в Службе Галактической навигации.

— Расскажи это нашим черным друзьям. С горящими глазками. От которых, я понял, наши консерваторы едва унесли ноги.

Затем взял свою очередь двойной зуммер детектора масс. В секторе аллокации, до этого занятом лишь рельефом и скудной еще растительностью, обозначился маркер — цветок с восемью лепестками, пульсирующий мягким рубином, в тон и в яркость с красной звездой над шлюпом. Цвет, неестественно чистый на фоне оливково-охряных тонов, сразу захватил взгляд.

Алекс тронул свой пульт, развернув сектор на весь монитор. Сначала это была просто текстура — участок каменистой породы, покрытый тем же серо-оливковым лишайником. Но в центре сектора прорисовался черно-шоколадный полированный параллелепипед грузохода. Объект находился на небольшом плато, возвышавшемся над равниной. Скалистый выступ был испещрен трещинами, из которых тянулись слабые струйки пара — следы той «остаточной геотермальной активности», как напоминание о бушующем не так далеко экваторе.

Вокруг росли «бочкообразные» — приземистые кожистые купола. На увеличении было видно, что их поверхность не просто восковая — она переливалась маслянистыми разводами, словно покрытая тонкой пленкой жидкости. На конце длинных, похожих на щупальца стеблей мерцали фиолетовые капсулы-шишки. Некоторые шишки были раскрыты, обнажая внутреннюю структуру — радиальные пластины, покрытые темным порошком спор.

Между куполами стелился охристо-зеленый лишайник, образуя плотные подушки, местами вздымавшиеся (если верить телеметрии) на метр высоты. Там где скалы были особенно горячи, лишайник приобретал красноватый оттенок — очевидно, адаптация к термальному стрессу. По стенам трещин откуда сочился пар, росли тонкие нитевидные образования, похожие в мониторе на красные волоски, — очевидно, термофильные формы, питающиеся минералами из геотермальных выбросов.

— Вот он, родной, — сказал Виктор.

— Хорошее место для аварийной посадки, — Алекс кивнул.

— Не говори, курорт.

Наконец шлюп приблизился достаточно близко чтобы детектор масс смог активировать режим фиксации дискретных единиц. Прибор пискнул и вывел в своем секторе цифры. Алекс и Виктор уставились на них, переглянулись.

— Ты помнишь хотя бы один случай, — сказал Алекс, — чтобы масс-детектор врал?

— Давай перегрузим. На всякий случай.

Виктор деактивировал прибор, затем инициализировал снова.

— Может наш ящик действительно весит столько? Сейчас? Почему-то?

Алекс помолчал. Девять миллионов тонн. Пустой грузоход типа СД-800 весит на порядки меньше. Откуда такие цифры?

— И опять в голову приходит «воронка», да, — сказал он.

— Повторяю еще раз, — отозвался Виктор. — Локальные грав-аномалии бывают только в плохой фантастике. Это, конечно, объяснило бы показания детектора… Но это даже не из теоретической физики.

— Но вот оно лежит там, — сказал Алекс мрачно. — И антитерраформирует всю планету.

— Врет прибор.

— Почему вдруг стал сейчас?

Шлюп продолжал снижение. Изображение СД-800 увеличивалось. Характерный форм-фактор машин с атмосферной базой — плоский параллелепипед почти двухсот метров в длину, сорока в ширину; четыре атмосферные плоскости с искрами шаров-плазмотронов на конце каждой; две трубки индукторов маршевой тяги по верхней грани коробки (на машинах этого класса, грузоходах высокой вместимости, их по два).

Машина явно садилась штатно — глиссада на атмосферных плоскостях, векторное зависание, посадка на ШВБ — шток временного базирования, одноразовый посадочный «кронштейн», который при нерутинной, например аварийной посадке затем оставляется на планете. За свою флотскую карьеру Алекс не просто насмотрелся подобных «реликтов» на разнообразных точках по всей Галактике — сам был вынужден прибегать к такой процедуре четыре раза. Первый раз на Росс-126-8, когда за сотню километров от порта отказала правая планетарная группа; второй — на инхабитабельной точке 4-012-АМ-08-КС-8 (название навсегда въелось в память), когда на ровном месте «вскипел» генератор первичного поля, и пришлось садиться чтобы его остужать и реанимировать. Третий и четвертый случаи были во время боевых операций, и Алекс предпочитал о них не вспоминать.