Я тяжело вздыхаю, окидывая взглядом беспорядок. Когда Марго сказала, что хочет мыло для двухсот человек, она на самом деле имела в виду три разных аромата для каждого человека. Шестьсот брусков. Я думала, Захира пошлет меня к черту, когда я попросила упаковку, но курьер прибыл с коробками сорок восемь часов спустя.

Я работаю не покладая рук несколько дней, с тех пор как первая партия ингредиентов появилась на пороге Генри.

Мне осталось всего семьдесят пять штук. И потом, конечно, нужно будет все упаковать. Но я должна успеть сделать все вовремя, чтобы отправить ей курьером.

Звонит мой телефон, и мое сердце пропускает два удара, как всегда, когда я вижу имя Генри на экране.

— Привет, — нежно мурлыкаю я, не в силах удержать глупую улыбку, даже если он ее не видит. — Знаешь, я виню тебя в том, что ты познакомил меня с этой сумасшедшей француженкой, — шучу я, помешивая в кастрюле растопленный глицерин.

— Ты почти закончила?

— Скоро. Знаешь, я могла бы привыкнуть работать на этой кухне.

— Нет, если ты собираешься сделать свой продукт коммерческим.

Я закатываю глаза.

— Значит ты уже видел письмо. — Он управляет многомиллиардным бизнесом, но, конечно, умудряется следить за сообщениями от Захиры о моем смехотворном бизнесе. В последнем был список одобренных производственных кухонь, потому что, очевидно, если я хочу продавать свою продукцию кому-то кроме прихожанок церкви и посетителей нашей ярмарки в Гринбэнке, она должна быть изготовлена в определенных условиях. — Все эти места расположены в Нью-Джерси.

— Это рядом с Манхэттеном, Эбби, — спокойно говорит он.

— Я живу не на Манхэттене, Генри.

Повисает длинная пауза, и я слышу приглушенные голоса на заднем фоне, словно Генри прикрыл трубку рукой.

— Так что там у тебя происходит? — Генри не часто звонит мне в течение дня, слишком поглощенный встречами и проблемами. — Ты все еще собираешься быть дома к семи? — Я смотрю на часы и вижу, что уже без пяти. Ужин должен прибыть с минуты на минуту.

— Нет. Я снова встречаюсь с юристами по наследству. — В его тоне появляется раздражение, которого раньше не было.

Моя рука замирает, переставая помешивать.

— Что происходит?

— Бекки не выдержала допроса. Она призналась, что подсыпала моему отцу наркотики.

— Боже мой! Не может быть! — Бекки убила Уильяма Вульфа? — Она знала о его сердечном заболевании?

— Нет. Но Скотт знал, и угадай, кто трахал Бекки последние несколько недель, пока она трахалась с моим отцом?

Мое лицо искажается от отвращения.

— И угадай, кто пришел домой из гольф-клуба в тот день, когда узнал, что потеряет Wolf Gold, позвонил Бекки и сообщил, что хочет на ней жениться?

— Нет…

— И угадай, кто убедил Бекки подсыпать три растолченные таблетки в напиток моему отцу без его ведома в тот же вечер, чтобы его последняя ночь с ней перед тем, как она уйдет от него, стала незабываемой? — В тоне Генри звучит горечь. — После смерти моего отца она в панике позвонила Скотту, и он сказал ей, что если она проронит хоть слово о таблетках, он скажет, что она украла их у него, и она сядет в тюрьму за убийство.

— У него? Значит ли это…

— Член Скотта уже давно не работает. Он определенно не Вульф. — Генри фыркает, он плохо справляется с эмоциями, которые, должно быть, сейчас бушуют в нем.

Это уже слишком. Мне приходится опереться о стойку, чтобы не упасть. Мы были правы.

— И... что теперь будет?

— Полиция выдала ордер на его арест. Но они пока не могут его найти.

Боже мой.

— Держись от него подальше, Генри. Я боюсь, что он попытается причинить вред и тебе тоже.

— Расслабься. Дайсон поставил у моей двери четырех охранников. Конечно, это больше для того, чтобы удержать меня от убийства Скотта, а не чтобы он не добрался до меня.

Нужно поблагодарить Дайсона за такую предусмотрительность.

— Ладно. Что ж... мы можем поговорить подробнее вечером. Мне так жаль, Генри.

Его вздох ласкает мое ухо.

— Прямо сейчас я просто хочу поскорее оказаться дома с тобой.

— Поторопись, — тихо говорю я, мое тело изнывает от желания оказаться рядом с ним. — Я заказала пасту, так что ее будет легко разогреть, когда ты придешь.

— Я позвоню тебе, когда узнаю, что происходит. — Звонок обрывается. Я мгновенно начинаю по нему скучать.

Со вздохом я пытаюсь вернуть свое внимание к кастрюле с растопленным глицерином.

Краем глаза я замечаю фигуру. Я вскрикиваю от неожиданности, когда поворачиваюсь и вижу Скотта, стоящего у входа на кухню, скрестившего руки на груди и молча наблюдающего за мной.

— Сомневаюсь, что эту кухню вообще когда-либо использовали. — Скотт заходит внутрь, его взгляд скользит по острову.

— Как ты сюда попал?

— Я брат Генри, помнишь? — Скотт улыбается, но это похоже на издевку. — Это с ним ты только что разговаривала?

— Да. — Я бросаю взгляд на свой телефон, лежащий в нескольких футах.

Скотт протягивает руку и тычет пальцем в полузастывший лавандовый брусок, оставляя вмятину.

— Ты просто не могла оставить все как есть, да?

— Я не понимаю, о чем ты.

— О, я думаю, понимаешь. — У него тот же ледяной тон, что иногда бывает у Генри. В исполнении Скотта он пугает в десять раз больше, особенно теперь, когда я знаю, на что он способен. И его глаза стеклянные. Я не могу сказать, от алкоголя или наркотиков, но Скотт определенно под чем-то. — Я думаю, ты рассказала ему кое-что. О том, что могла подслушать. — Как хищник, подкрадывающийся к добыче, он медленно движется вокруг острова ко мне.

Я инстинктивно отступаю, увеличивая расстояние между нами.

— Я бы больше волновалась о том, что Бекки прямо сейчас рассказывает полиции. Они ищут тебя. — Я пытаюсь говорить уверенно, но мой голос дрожит.

— Я слышал об этом. Похоже, Генри добьется того, чего всегда хотел, — чтобы меня не стало.

— Он этого не делал. Это сделал ты.

Скотт помешивает кастрюлю с глицерином.

— Знаешь, мне кажется, что с тех пор как ты вошла в жизнь моего брата, меня постоянно нагибают.

— Я не имею к этому никакого отношения. — Я украдкой тянусь к телефону. Успею ли я добежать до ванной? Я могу позвонить охране.

— Ты знаешь, каково это, когда кто-то вмешивается в твою жизнь?

— Вообще-то, да. Помнишь? Ты вмешался в мою жизнь, когда заставил думать, что Генри спит с той репортершей. Ты разлучил нас.

— Если бы ты не лгала с самого начала, все это не имело бы значения. — Еще шаг вперед. — Я не могу перестать думать, что же в тебе такого, что мой брат так увяз. — Порочная улыбка появляется на его губах, пока холодный взгляд скользит по моему телу. — Думаю, мне стоит выяснить.

Я бросаюсь к ванной, и душераздирающий крик вырывается из моих легких.

Я успеваю сделать четыре шага, прежде чем его кряжистое тело врезается в меня и валит на пол, выбивая из меня воздух. Он закрывает мой рот рукой, прежде чем я успеваю восстановить дыхание и снова закричать. Стук сердца отдается в ушах.

— Этот бессердечный ублюдок уже забрал у меня все, — шипит Скотт мне на ухо. — Так что я подумал, что заберу кое-что у него. Кое-что важное.

Я извиваюсь под его весом, пытаясь вырваться. Но он слишком тяжелый и сильный.

— Что именно ты для него делаешь, а? — Адреналин разливается по моим конечностям, пока его свободная рука забирается под футболку и грубо сжимает мою грудь. — Спорю, ему нравятся твои сиськи. Черт, неудивительно. — Его пальцы забираются под кружево бюстгальтера, ощупывая плоть.

Я разжимаю губы и кусаю изо всех сил, впиваясь зубами в его мясистый палец.

— Ты гребаная сука! — взвывает он, когда вкус меди касается моего языка.

Мне удается крикнуть один раз, прежде чем он хватает меня за затылок и бьет лбом о паркет. Мучительная боль взрывается между глаз, и я изо всех сил пытаюсь оставаться в сознании. Я лишь смутно понимаю, что Скотт стягивает мои леггинсы.