Я благодарно улыбаюсь молодому парню, когда он закрывает за мной дверцу. Я едва успеваю пристегнуть ремень безопасности, прежде чем мы срываемся с места и уносимся прочь от гольф-клуба, где голубое небо и разговоры о глубоких чувствах поглощены темной ночью и еще более темными подозрениями.

***

Шины «Porsche» с визгом останавливаются в парковочной зоне незнакомого высотного здания.

— Где мы?

— Оставайся здесь, — требует Генри, выходя из машины с решительным видом.

Хотя я и рада, что мы добрались до Манхэттена целыми и невредимыми — Генри проверил возможности своей машины, выжимая из нее максимум всю дорогу домой, — мои измотанные нервы подсказывают мне, что ему не следует делать то, что он собирается. Поэтому я выхожу следом за ним.

— Добрый вечер, мистер Вульф! Я позвоню вашему брату, сообщу, что вы поднимаетесь. Прикажете припарковать вашу машину?

Позвоню вашему брату.

О боже, это дом Скотта.

— Генри, нет! — Я бегу, чтобы перехватить его.

— Эбигейл, — предупреждает он низким тоном, он стискивает зубы и выглядит готовым оттолкнуть меня с дороги.

Швейцару, который держит дверь открытой, я говорю:

— Не сообщайте Скотту, что мы здесь. Не паркуйте машину.

Он смотрит то на Генри, то на меня, и на его лице написана неуверенность.

— Не могли бы вы оставить нас на минутку? — спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие, чтобы не поддаться нарастающей панике.

— Конечно, мисс. — Слегка нахмурившись, он отходит к другой стороне двери.

— Генри, ты слышал Дайсона, — спокойно предупреждаю я.

— Плевать я хотел на то, что сказал Дайсон. Уйди с дороги. — Он тянется к дверной ручке за моей спиной, намереваясь оттолкнуть, чтобы пройти.

Я делаю шаг к нему, хватая его за предплечье, на котором бугрятся напряженные мышцы.

— И чего ты добьешься, если прямо сейчас ворвешься туда?

— Чего я добьюсь? — Он теснит меня, и я вынуждена отступить на шаг. Моя спина упирается в стекло. — Я собираюсь выяснить, не подсунул ли этот ублюдок моему отцу таблетку, зная, что она убьет его! — В его глазах я вижу боль, которую он скрывал ранее в гольф-клубе.

— И что потом? Вы при обычных обстоятельствах не можете находиться в одной комнате больше пяти минут. Что произойдет на этот раз? — Если судить по стальному выражению лица Генри, по напряжению, исходящему от его тела, по сжатым кулакам, ничего хорошего из этого не выйдет. Дальше я продолжаю шепотом. — Ты только что сказал, что убьешь его, в присутствии четырех свидетелей, плюс тех, кто подслушал. Ты не можешь пойти туда, и ты достаточно умен, чтобы понимать это, так что перестань вести себя как глупец и позволь Дайсону и полиции делать свою работу! Не губи всю свою жизнь из-за того, что он, возможно, совершил!

Мои слова, должно быть, наконец доходят до него.

— Черт возьми! — восклицает он, и быстрым шагом возвращается к своей машине. Он замирает перед ней, закрывая лицо руками. Руками, которые дрожат.

Я мягко подталкиваю его к пассажирской стороне.

— Садись. Я довезу нас до дома, если ты подскажешь, куда ехать.

***

— Иди в постель.

— Сначала ты, — бормочу я в грудь Генри, борясь с изнеможением. Ночи теперь слишком прохладные, чтобы лежать на этом шезлонге на крыше пентхауса Генри в два часа ночи, но раз он здесь, то и я остаюсь рядом, свернувшись калачиком и наслаждаясь теплом, которое исходит от него.

— Я не пойду к Скотту. Я не собираюсь разрушать свою жизнь.

— Хорошо.

— Но я мог бы, если бы ты не остановила меня.

— Тогда хорошо, что я была рядом. — Я не думаю, что мои слова имеют сейчас какой-то смысл.

Нежные пальцы снова и снова гладят мои волосы, убаюкивая. Мои веки слишком тяжелые, чтобы открыть их.

— Спасибо, что удержала. Что так заботишься обо мне.

Мысленно я улыбаюсь, но для ответа требуется слишком много усилий, поэтому я даже не утруждаюсь.

Генри двигается, и я чувствую, как меня поднимают и несут в тепло, и укладывают в большую мягкую кровать Генри. Мои уши улавливают звук расстегивающейся молнии, а затем руки Генри скользят по моему телу, снимая платье, бюстгальтер и трусики, которые я снова надела перед ужином.

— Эбби, — шепчет Генри в темноте, прижимаясь ко мне своим теплым телом и натягивая на нас шелковистые белые простыни.

Я уплываю в сон, ощущая прикосновение его мягких губ к своим, под звук его голоса, бормочущего что-то, что я не могу разобрать.

Я прислоняюсь к дверному косяку ванной.

— Это был Дайсон? — Я проснулась от звука глубокого голоса Генри, доносившегося из гостиной.

— Да. — Генри проводит лезвием бритвы по своей щеке, покрытой пеной. Она оставляет свежую, чистую полоску гладкой кожи. — Теперь к делу подключилась полиция.

— Хорошо. — Я обхватываю себя руками, прижимая к себе футболку Генри, которую надела, и наслаждаюсь ее запахом. Пахнет им. — Как ты думаешь, что они будут делать?

— Для начала, просмотрят записи видеонаблюдения из дома моего отца и Скотта. — Он аккуратно сбривает щетину на шее. — И, скорее всего, из клуба. Попытаются выяснить больше деталей о той ссоре.

— Но это же ничего не докажет, да?

— Это докажет мотив. Они также допросят Бекки более тщательно, чем в ту ночь.

— Ты правда думаешь, что это она могла дать ему таблетки?

— Возможно. Хотя она, кажется, не из таких.

Я вспоминаю рыдающую блондинку на похоронах. Если она была способна на убийство, то хорошо это скрывала.

Закончив бритье, Генри споласкивает бритву в раковине и кладет ее на подставку, прежде чем повернуться ко мне лицом, позволяя рассмотреть его грудь и пресс. Должно быть, он позанимался этим утром, пока я еще спала; его тело выглядит подтянутым.

— Что именно он сказал тогда, в день похорон?

— Я не помню дословно, но твоя мама спрашивала о прииске. Она казалась обеспокоенной, и он сказал ей, чтобы она не волновалась. Что ничего не случится или что-то в этом роде.

Генри стискивает зубы, пока обдумывает это.

— Мой отец, очевидно, сказал ему о своем намерении отобрать у него Wolf Gold, но он был искренне шокирован, когда зачитывали завещание.

— Он мог притворяться.

— Я знаю Скотта. Его реакция была искренней. Это значит, что мой отец, должно быть, сказал ему, что собирается это сделать, а не что уже сделал. — Генри вздыхает. — Мой отец... ему нравилось угрожать. Скотт, должно быть, предположил, что в тот день речь шла именно об этом — об угрозах. И что мой отец еще ничего не сделал с завещанием.

Я вспоминаю телефонный разговор, который подслушала между Генри и Уильямом, когда еще была ассистенткой, и Генри грозило уголовное преследование и судебный процесс из-за Киры. Уильям угрожал отдать отель Скотту и сослать Генри на золотой прииск. Он определенно был мастером подобных угроз.

— Он сказал что-нибудь еще? — спрашивает Генри.

Я пытаюсь вспомнить.

— Твоя мама уговаривала его претендовать на отель, но звучало так, будто на прииске было что-то нужное ему. Что-то, что могло... — мои слова обрываются.

— Что-то, что могло что? — настаивает Генри.

Я медлю.

— ...выставить тебя полным идиотом.

— Что, черт возьми, ты задумал, Скотт, — бормочет он, скрестив руки на груди и задумчиво глядя на берберский ковер.

Несмотря на тему, я не могу не восхищаться его телом, отчаянно желая, чтобы полотенце, обернутое вокруг его талии, соскользнуло и позволило мне увидеть больше.

К сожалению, оно остается на месте.

— Я еду в офис.

— И ты уезжаешь в Испанию завтра? — спрашиваю я, пытаясь скрыть разочарование в голосе.

— Что? — он хмурится. — Нет. Я никуда не уеду, пока идет расследование.

— Правда? — я сдерживаю свой восторг. Радоваться тут неуместно. Я направляюсь в его гардеробную, чтобы достать носки и трусы, но на самом деле, чтобы скрыть свою улыбку.