Я сдерживаю стон. На прошлой неделе Селеста подарила мне скромное платье василькового цвета и сказала, что мои родители очень обрадуются, если увидят меня в нем на вечеринке в честь возвращения. Что оно подчеркнет цвет моих волос, когда они, к счастью, обрели свой натуральный унылый рыжий цвет.

Они делают все возможное, чтобы вернуть Эбигейл, которая была до Аляски, ту, что улыбалась и со всем соглашалась, угождала другим, никогда не кричала и не спорила. Которая выйдет за Джеда, родит дюжину детей и умрет на этой земле, проведя долгую жизнь в заботах о муже, пока он будет преумножать наследие Митчеллов.

Я вздыхаю, чувствуя себя побежденной. Как бы мне не хотелось засунуть платье в самый дальний угол шкафа и лишить их даже этого небольшого, пассивного контроля над моей жизнью, было бы невежливо поступить так по отношению к Селесте. Она всегда была добра. Она не виновата, что ее сын изменил мне.

Генри встает между нами, его крупное тело заслоняет Джеда от меня.

— Покажи, что нужно сделать, а потом иди готовься.

Звучит так, словно он предлагает помочь.

— Когда тебе нужно уезжать?

Он усмехается.

— Прелесть быть боссом заключается в том, что остальные подстраиваются под мой график. Разве ты забыла, как легко перенести встречу? Особенно утреннюю с Китаем. — В его глазах вспыхивает огонь, напоминая мне о том утре, когда он отменил звонок и разложил меня на своем столе. Это был первый раз, когда мужчина прикоснулся ко мне там губами.

Но он сказал, что встреча в Нью-Йорке важная.

— Ты уже сделал для нас так много. Особенно для женщины, которая этого не ценит.

— Тебе нужна помощь?

— Да, но…

— Эбигейл… — Мое полное имя гладко слетает с его губ, несмотря на предостережение в тоне. Он сурово приподнимает бровь, и я на мгновение снова вижу его таким, каким он был в первые дни, когда я только начала работать на него и не могла понять, что он думает, предполагая, что он вот-вот уволит свою дуру-ассистентку.

Теперь я знаю, что это значит «не спорь», потому что он все равно сделает по-своему.

У меня внутри все переворачивается.

— Ладно. Мы планировали поставить столы в тени между амбарами, там прохладнее.

— Можно тебя на минутку? Наедине? — перебивает Джед. Я уже забыла, что он здесь.

Я закатываю глаза, глядя на Генри. Я уже знаю, какой нагоняй получу от Джеда.

Генри наклоняется и целует меня в губы — медленно, но сдержанно.

— Я переставлю грузовик, а потом помогу тебе разобраться.

Неясно, имеет ли он в виду подготовку или Джеда, но в любом случае я благодарна. Эта сторона Генри — готовность вкалывать, и, так сказать, замарать руки — удивляет.

И заводит.

— Хорошо, — тихо говорю я. Я замечаю озорной блеск в его глазах за мгновение до того, как его рука скользит по моей заднице, крепко сжимая ее и отодвигая от двери грузовика.

Джед стоит в десяти футах, хмуро глядя на блестящий новенький грузовик — я полагаю, взятый напрокат, — когда двигатель с ревом заводится.

— Парень Рэнди ждет тебя. — Я указываю на трактор, который задним ходом подъезжает к прицепу.

Но Джед не отводит от меня взгляда.

— Что он здесь делает? — шипит он. От меня не ускользает обвиняющий тон его голоса, как будто я сделала что-то не так.

— Завтра у него встреча в Нью-Йорке, и он попросил пилота сделать остановку, чтобы удивить меня. — Меня воспитывали не стремиться к деньгам, но я не могу не гордиться, говоря о Генри — его успехе, его силе. Или, может быть, это потому, что он так сильно отличается от Джеда, который по сравнению с ним просто мальчишка.

— Твои родители не обрадуются, увидев его здесь. Ты совсем о них не думаешь.

— О них? Или о тебе?

Джед складывает руки на груди.

— Обо всех. Особенно о твоей маме.

Мама точно не обрадуется. Не уверена насчет папы — он мало что говорил по этому поводу, когда мы виделись.

— Мама должна поблагодарить Генри за все, что он сделал для нашей семьи, включая спасение папы.

— Он ничего особенного не сделал, — ворчит Джед, как обиженный ребенок.

— Ты знаешь, что это неправда. — Как и весь город, благодаря Дженни, которая проболталась Люси, а та — всем остальным.

— Все равно… Он не может остаться здесь. Не со всеми прихожанами. Это станет единственной темой разговоров в ближайшие недели.

— Чем это отличается от последних шести месяцев? Благодаря тебе, я уже привыкла, что вся община обсуждает меня. Помнишь?

Джед изо всех сил пытается скрыть смущение.

— Просто… это должен быть счастливый день для всех. Будет лучше, если он уедет. Он не испытывает к тебе никакого уважения, так прилюдно приставая.

Я могла бы сказать, что сама к нему «приставала», но это ничего не изменит.

Джед ведет себя как обиженный мальчишка, хмуро глядя в сторону.

— Видишь? Он уже создает проблемы. — Он машет рукой. — Теперь Пегги Сью думает, что должна с ним поговорить, а ты знаешь, какая она. У нас нет времени на болтовню.

Я поворачиваюсь туда, где припарковался Генри, и вижу, как он возвышается над маленькой сгорбленной старушкой. Пегги Сью выглядит старше своих семидесяти, ее седые волосы собраны в жидкий пучок, а огромные очки занимают пол-лица. У нее всегда было плохое зрение, и эти линзы с палец толщиной придают ее глазам жутковатый вид «навыкате». Но при этом она самая добрая и отзывчивая женщина из всех, кого я знаю.

И самая любопытная. Не сомневаюсь, что она уже засыпает его вопросами.

Не удостоив Джеда ответом, я подбегаю к ним как раз в тот момент, когда Пегги Сью спрашивает:

— Так ты останешься на вечеринку, правда?

— Эй, Пегги Сью! — перебиваю я. — Спасибо, что бросила все дела, чтобы помочь нам!

— О, пустяки, — она отмахивается от меня морщинистой рукой. — Мне нужно было отвлечься от вязания. Пальцы уже сводило!

Пегги Сью — местная мастерица по вязанию пинеток для новорожденных. Летом ее всегда можно застать в кресле-качалке на веранде ее маленького домика, где она живет со своим сыном Дарси — школьным уборщиком. Ее руки вечно заняты выполнением заказов на свои знаменитые разноцветные пинетки.

Она поднимает взгляд на Генри:

— Будь так добр, помоги мне выгрузить багажник. Там вода, газировка, пара запеканок и куча льда. Я попросила малыша Харви Лейкера помочь загрузить все это в магазине.

Я сдерживаю смех. «Малышу» Харви Лейкеру уже шестнадцать, рост больше шести футов, и весит он никак не меньше 250 фунтов.

На лице Генри появляется та самая очаровательная улыбка, которую он использует, когда хочет произвести впечатление на журналистов. Тем не менее, я знаю, что она искренняя, и от того, что он дарит ее этой милой старушке, у меня теплеет на сердце. Это значит, что он хочет ей понравиться.

— Конечно. Куда все нести, Эбби?

Мне следовало бы сказать, чтобы он не беспокоился, он же вспотеет, да и у нас есть двое крепких парней, которые могут этим заняться. Но я отвечаю:

— В первый амбар, к стене рядом с тем местом, где будут стоять столы.

Он тут же принимается за работу, выгружая ящики с водой, и я не могу оторвать глаз, как напрягаются мышцы на его руках.

— Мы ждем около сотни гостей, — прерывает мое восхищенное созерцание Пегги Сью.

— Это очень много! — восклицаю я.

— Конечно, — она хмурится, глядя на дорогу. — Остальные дамы ехали по городу прямо за мной. Интересно, где они застряли?

Все знают, что Пегги Сью лихачит за рулем, особенно учитывая, что ее машина — настоящий танк. Пять лет назад она въехала в Майка Бартола, не успев затормозить на скользкой дороге. К счастью, Майк отделался лишь болью в шее. Его машине повезло меньше.

— Большое спасибо за все, что ты делаешь.

— Пустяки. Мы же всегда помогаем друг другу, а твой папа бросил бы все ради любого из нас. Я знаю это, потому что он уже не раз так поступал.

Я улыбаюсь, потому что она права, в этом есть что-то удовлетворяющее. Как бы этот городок меня ни раздражал, приятно осознавать, что у тебя есть целая армия людей, готовых прийти на помощь в трудную минуту.